Бедуин и бабуины

Ливийская война раздает кому бесславие, кому бессмертие

ПОЛЕЗНЫЕ ГОЛОВОРЕЗЫ

Одна маленькая деталь может многое сказать о человеке и даже о целой армии. В военном рассказе Константина Паустовского «Скрепка» фашистского лазутчика опознали по новенькой скрепке в военном билете. Боец был как боец, билет как билет, и только сияние скрепки бросилось в глаза.

Вот так и революционная молодежь, удивительно вовремя вышедшая на Зеленую площадь в Триполи, ничем особенным от обыкновенной молодежи не отличалась, в том числе и от бенгазийской первого революционного «продемократического», как принято говорить на Западе, призыва. Ничем, кроме блеска новехоньких, блещущих смазкой автоматов, из которых они, как принято у ливийской молодежи, палили в ночной воздух.

Ни прямые поставки оружия одной из воюющих сторон, в том числе с вертолетов, ни тем более организация наземной операции приснопамятной резолюцией №1973, как известно, не предусматривались. Однако лидеры развитых стран, по критериям Freedom House числящихся полностью свободными, с одинаковой холопской покорностью, словно загипнотизированные самопровозглашенным Хозяином, одобрили результат операции и признали свежевооруженный сброд законной властью страны-мишени.

А 30 августа, за два дня до спешно созванного в Париже форума «друзей Ливии», выяснилось, что вооруженными силами победителей командует вовсе не ветеран боевых действий ЦРУ в республике Чад, в дальнейшем американский преподаватель Халифа Хафтар, а человек по имени Абдулхаким Бельхадж – один из основателей Ливийской исламской вооруженной группы, накопивший боевой опыт не столько в Ливии, сколько в Афганистане, которого сам Айман аз-Завахири почтительно аттестовал «эмиром муджахидинов». Получилось, что когда Муаммар Каддафи и глава его пресс-службы Муса Ибрагим обвиняли своих оппонентов в связях с Аль-Каидой, это были не какие-то пропагандистские измышления, а неприятная для западного обывателя правда.

В принципе, чего не бывает? Если бин Ладен вначале был агентом ЦРУ, а затем взял и ушел в автономное террористическое плавание, то вполне возможна, и даже более естественна обратная перековка – из гордого вольнолюбивого моджахеда в прямого исполнителя национальных интересов США и технических заданий НАТО. Можно вспомнить, к примеру, что в Косово либерал-католик Ибрагим Ругова был лицом «народного» сопротивления только до тех пор, пока сепаратистское дело не было сделано, а потом уже на политической поверхности появились мясники типа Хашима Тачи и Рамуша Харадиная. Трудно поверить, что Бельхадж получил в революционной столице ответственную должность без каких-либо заслуг перед повстанческими силами. В этом убеждает и та откровенность, с которой он упоминает о пытках, которым подвергался в ЦРУ. Он, правда, мог бы вспомнить и о другой детали своей биографии – о том, как всего лишь два года назад он поклялся лично Саифу аль-Исламу Каддафи вернуться к мирной жизни, за что «кровавый режим» великодушно освободил его и бывших афганских соратников из своих застенков.

Из этих неоднозначных деталей биографии следует, что стратеги НАТО в какой-то момент, истекая слезами о страдающем от гражданской войны населении, вооружились гуманистическим принципом наименьшего зла и согласились на компромисс, связавшись, как и в Косово, с «человеком непростой судьбы», а когда он исполнил задание, почему-то не нашли мужества или ракеты для точечного удара, чтобы избавиться от полезного, но малопредсказуемого головореза. Как бы то ни было, согласие иметь дело с ним и его братией – один вопрос, а согласие доверить ему стратегическую роль, – уже совсем другой.

С Хашимом Тачи силы мировой демократии год назад, помнится, хотели было распрощаться. Этой весной казалось, что полупризнанный край Косово обретает новое – не самое кристальное, но вполне благопристойное лицо гражданина Швейцарии Беджета Паколли, на тот момент получавшего зарплату в Центре стратегических и оборонных исследований Генри Киссинджера. Но затем сторонники господина Тачи в американском Госдепе предъявили некие столь убедительные аргументы в пользу головореза, что от услуг реставратора Большого Кремлевского дворца и застройщика столицы Казахстана решено было отказаться.

Характерно, что участники коалиции НАТО постоянно приводят в пример бывшую Югославию в качестве негативного примера: там, несмотря на усилия мировых держав, слишком долго продолжали «орудовать» всяческие нежелательные элементы – например, Радован Караджич, Ратко Младич или полевой командир Желько Разнятович, он же Аркан. Именно поэтому Николя Саркози требует как можно решительнее и кучнее утюжить бомбами родной город Каддафи.

Инициатива созвать друзей Ливии в неоднозначной обстановке, когда Сирт еще не захвачен, а в Триполи командуют сомнительные лица (а по сведениям The New York Times, столица и вовсе поделена на зоны влияния между племенными вождями, которые метят территорию при помощи граффити), интерпретировалась, естественно, благими намерениями: победителям надо помочь, в том числе и средствами, конфискованными явочным порядком у Каддафи. На практике обнаруживается – и это шило никак не утаивается в пиаровском мешке, – что главным предметом разговора была ливийская нефть и инфраструктура ее переработки. И что разговор оказался непростым, местами напоминая, как принято говорить в опальном сообществе «Братский круг», натуральный базар.

Конечно, Ливия обладает и другими интересными для мировых держав ресурсами: например, там много залитой солнцем свободной земли, а после разрушения городов массивы такой земли только прибавились. И особо продвинутый представитель Переходного национального совета Ливии Мохаммед Фархат сообщил Euronews, что повстанцы – кто бы мог подумать? – готовы «эффективно действовать в интересах охраны окружающей среды и укреплять торговое партнерство с Европой в сфере возобновляемых источников энергии». Тем не менее, державы-благодетельницы решили вначале все-таки разобраться с традиционной нефтью, чтобы в этой области поскорее отделить котлеты от мух.

Как на сайте канала телеканала France-24, так и на страницах лондонской Independent накануне парижского сбора было недвусмысленно показано, где котлеты, а где мухи: в самом низу списка государств, предположительно претендующих на долю от ливийского нефтяного пирога, и парижане, и лондонцы поместили Китай и Россию, поставив их даже ниже ЮАР и Алжира. Даже глава Института Ближнего Востока Евгений Сатановский, до недавних пор глубоко пессимистично взиравший на перспективу захвата Триполи, пришел в возмущение: как же так, ведь именно благодаря России, которая в марте не наложила вето на резолюцию по Ливии в Совете Безопасности ООН, стала возможна победа ливийской оппозиции!

И тем не менее Москву и Пекин причислили к «мухам», а котлеты начали с таким остервенением делиться между участниками коалиции, что дежурные карикатуристы стали изображать мировых лидеров в майках с логотипами соответственно Total, Shell, Exxon и ENI. При этом даже из сопоставления перечней в France 24 и Independent, где на первое место ставились соответственно Франция и Великобритания, можно было догадаться, что романская и англосаксонская бизнес-элита, в полном вооружении исторических обид, уже бьются за первенство на глазах страждущего предмета своей трогательной заботы. В самом деле, глава британского МИД успел побывать в Бенгази раньше всех европейских коллег, зато парижский философ Леви продумал план, позже воплощенный в «Заре Одиссея», а потом и в «Заре русалки».

Получилось еще пикантнее. Прежде чем Саркози успел вступить в состязание с Кэмероном по описанию заслуг в деколонизации разных частей Африки (с особыми аргументами в пользу демократизма Лорана Кабилы), в Лондоне вдруг объявился непредусмотренный бенефициар – вовсе не Shell, а трейдер Vitol, по совпадению спонсор Консервативной партии. Оказалось, что глава этой компании Ян Тэйлор при помощи бывшего партнера и приятеля Алана Дункана, ныне заместителя министра энергетики, учредил еще в апреле специальную «ливийскую ячейку» с участием представителей МИД и аппарата правительства, которая организовала тайный экспорт ливийской нефти из Бенгази. Очевидно, Vitol и принадлежал «огромный танкер», которые заметили в бенгазийском порту корреспонденты «Комсомольской правды» еще на заре революции.

Явление Vitol вызвало такую же немую сцену в благородном обществе, как в кабинетах лидеров США и перестроечного СССР в фильме «На Дерибасовской хорошая погода», когда их милую беседу о борьбе с преступностью прервал некто Рабинович из русской мафии, решивший воспользоваться для удобства тем же международным каналом связи. Дело в том, что репутацию Vitol нельзя назвать кристальной: компания регулярно имела дела с человеками непростой судьбы – то с людьми из окружения Саддама Хусейна, то с тем самым сербским «полевым командиром» Арканом. Если учесть, что Аркан в анналах Интерпола проходил по разряду не нефтедилеров, а наркодилеров, ситуация становится откровенно малоприличной.

Чтобы достойно ответить на вызов теневого Лондона, Саркози придется, очевидно, привлечь старых приятелей философа Бернара-Анри Леви, который также обозначался в Югославии, только в компании «реформатора ислама» Алии Изетбеговича, а в Афганистане – предводителя «Северного альянса» Ахмада Шаха Масуда, увы, ныне покойного.

Нельзя сказать, что представитель России на саммите Михаил Витальевич Маргелов не роился вокруг разных влиятельных персон, выторговывая для Кремля особую посредническую роль с прилагаемой Нобелевской премией мира. Ради этого, к примеру, в Москву был приглашен действующий глава Африканского союза – президент Экваториальной Гвинеи Теодоро Обианг Нгема Мбасого, персонаж с репутацией каннибала, заказавший убийство родного дяди в борьбе за власть, однако владеющий шикарным замком в Калифорнии и запечатленный на фото с Обамой вместе со своим и его семействами. Но вот незадача: несмотря на его авторитет и на услужливо предложенный «Газпромом» проект разработки шельфа в устье реки Фернандо-По, у нового друга Москвы не хватило силы убеждения: Афросоюз, в отличие от Лиги арабских государств, не проявил «конструктивности» в ливийском вопросе, поскольку африканские президенты не забыли ни дружбу Нельсона Манделы с Каддафи, ни их общую роль в самом становлении Афросоюза, ни заслуг Джамахирии в установлении достойной – на порядок выше прежней, колониальной – цены на африканскую нефть. Даже лидер Уганды Йовери Музевени, целиком обязанный Западу и карьерой, и снисхождением к своим карательным операциям, отдал должное этой заслуге Джамахирии. Господин Маргелов не просчитал, что у политического сообщества Африки (ее народы – другой вопрос) не так плохо с исторической памятью.

ДЕСТАЛИНИЗАЦИЯ – ДО ПОЛНОЙ КАСТРАЦИИ

Очень может быть, что сэр Генри Киссинджер в ходе очередной доверительной беседы с господином Маргеловым вполне искренне наставлял его на примирительный план, а заодно сватал Кремль в Нобелевскую комиссию. Более того – что эти наставления имели внушительную материальную подоплеку.

Как теперь выясняется, экс-помощник госсекретаря США Дэвид Уэлч, ныне работающий в компании Bechtel, не только внушал нынешнему Белому Дому, что изничтожать Каддафи вовсе не обязательно, но и встречался с людьми Каддафи в каирском отеле в двух кварталах от американского посольства, предлагая Джамахирии взамен раздобыть ценную для Вашингтона информацию по аль-Каиде, а заодно отречься от Дамаска, получив на этом дивиденды от Запада. Поскольку, как пояснял Уэлч, в Вашингтоне нет единства по вопросу о будущем Ливии. То же самое, надо полагать, внушали Триполи гости из ЦРУ, нанимая там рабочую силу для мокрых дел в горячих точках по договоренности с Мусой Кусой – которого еще в апреле только что не носили на руках как своевременного перебежчика, а теперь вспомнили, что он занимался пытками.

О том, что некие силы в мировом истэблишменте настроены в Ливии на суррогатное ведение войны, то есть как раз-таки по югославскому типу, можно было догадаться и по странной миссии сенатора Курта Уэлдона в начале апреля, и по повторяющимся случаям, когда артиллерия НАТО била по «своим», то есть по героическим повстанцам. У оружейного лобби вообще есть пристрастие к вялотекущим войнам, а не к блиц-кампаниям. Однако у традиционно противостоящего нефтяного лобби оказались более сильные аргументы.

Абдул Хафез Гога, вице-председатель Переходного национального совета, в день «демократического восстания» в Триполи поведал, что операция «Заря русалки» (Mermaid Dawn) готовилась несколько месяцев. Стрельба по «своим» закончилась в июне, позиционные бои в разоренной Мисурате – в середине июля, а окончательный консенсус лоббистов, судя по датировке последних переговоров Уэлча – не позже начала августа, когда опекуны повстанцев собрались с духом перекрыть стратегические коммуникации и разнести командный пункт джамахирийского ПВО. Коалиция очень торопилась – отчего, по всей видимости, и потребовалось прибегать к услугам «людей непростой судьбы».

Почему потребовалась такая спешка, чтобы непременно объявить на весь мир о победе ливийской демократии 21 августа, когда еще даже не был – видимо, стараниями г-на Белхаджа – захвачен правительственный квартал в Триполи? По версии «Википедии», не просто так, а по совпадению, благо это 20-й день Рамадана, День вступления в Мекку. Журналист и поэт Максим Гликин из газеты «Ведомости» увидел в этом иной знак – тризны по 1991 году, что либерального автора чрезвычайно порадовало, поскольку он в этом усмотрел еще и личный намек Владимиру Путину.

Некоторые реплики на мировой арене, посыпавшиеся в последующие дни – будь то из уст американского сенатора Маккейна или члена британской Палаты общин с похожей фамилией Макшейн, заставляют поверить, что поэтическая интуиция заведующего отделом «Ведомостей» не подвела. Особенно если вспомнить, что египетская революция день в день по дате совпадала с началом операции «Буря в пустыне». Рамадан – это для исламской аудитории, которой дата вступления в Мекку ничего иного не говорит. Так бывает: каждой аудитории – свой месседж. К примеру, святой Георгий, в день которого совершалась «розовая революция» в Тбилиси, по-английски был Джордж, что совпадало с именами опекунов от обеих американских партий – Буша и Сороса. Символика крестоносцев тоже смотрится неодинаково со среднеамериканской и христианско-кавказской колоколен. В одном флаконе – два эффекта, как бальзам-ополаскиватель.

И самом деле, 20-летие провала так называемого «путча» ГКЧП неожиданно широко освещалось в мировой прессе, сопровождаясь подсчетами процента республик СССР, где построены демократические свободно-рыночные общества, а где по-прежнему царит государственное управление экономикой, сиречь тоталитаризм. При этом Россия была отнесена к тому же разряду, что и Узбекистан с Туркменией, хотя еще в начале этого года к россиянам проявлялось большее снисхождение.

А чтобы чувство ополаскивания было еще свежее и чувствительнее, 23 августа по случаю другой, удачно подвернувшейся годовщины – 70-летия пакта Молотова–Риббентропа – европейская бюрократия свершила суд над всеми идеологиями, кроме ныне господствующей «философии конца истории». Главы европейских министерств юстиции постановили отныне отмечать эту дату как день памяти жертв различных тоталитаризмов. Эти тоталитаризмы, сиречь коммунизм, фашизм и другие, повлекли в ХХ веке разнообразные разгулы насилия, самым страшным из которых был Холокост. Как бы все вместе. Унифицированный европейский школьник теперь будет усваивать за партой, что сталинский СССР, первым признавший государство Израиль, разрабатывал окончательное решение еврейского вопроса, и что только в этом и состояло содержание Второй мировой войны. Юному европейцу, не отягощенному бременем исторического познанья, а следовательно и сомненья, это и так, впрочем, могло придти в голову в последние три года, благо мемориальные мероприятия в Европе проводились исключительно под эгидой еврейских организаций, как будто решение славянского вопроса фон Розенбергом вовсе не предполагалось.

«Надо послать Путину и Медведеву сигнал, что сталинские времена закончились и абсолютной безнаказанности быть не может», – провозгласил депутат Деннис Макшейн, ставя на повестку дня «черный список Магницкого» в британском варианте. Парламентарий также не отягощен сомненьем: «Ведь в российском МИДе официально заявили, что аналогичные санкции со стороны США не приведут к ухудшению двусторонних отношений. Почему в случае с Великобританией должно быть иначе?»

И в самом деле, коль скоро даже без участия Independent (к слову, принадлежащей россиянину) седьмая часть суши признала себя мухой, то сам Бог велел с нею соответственно и поступать. А если ее олигархи по наивности отложили на лондонской земле золотые яйца, то их на ливийский манер вполне можно и экспроприировать. С последующей передачей гипотетическому революционному сброду, который уже обозначился в Химкинском лесу в правильном сочетании ультралевых и ультраправых, избрал себе племенное имя НаХ-НаХ и даже успел обгадить священный лес в угаре противостояния тоталитарному Селигеру.

В такой логике как раз ничего эксквизитного нет. Эксквизитно только упоминание Медведева, которого в сталинизме доселе никто не думал подозревать. Более того, его подчеркнуто и прилюдно противопоставляли «тирану» Путину, и на этом противопоставлении вскормлены были целые учреждения и рабочие группы – к примеру, та самая, которая составила программу повсеместного покаяния в сталинизме с люстрацией в придачу. Кто-то таким группам, для более эффективного массового избавления от национальной памяти, еще и деньги платил из национального же бюджета. Оказалось – дело было пустое. Равно как и военная реформа, презентованная на Лиссабонском саммите НАТО на блюдечке с голубой каемочкой в расчете на долю в СП «ЕвроПРО».

Уже принято к сведению, что Ярославский форум, который предполагался прорывным, таковым не станет – хотя бы потому, что интереса приглашенных мировых политиков он почему-то не вызвал, вопреки актуальности темы этнических конфликтов, которую избрали главной темой из благих побуждений, аналогичных вышеназванным. Может быть, Ангеле Меркель, как белой вороне в ливийской кампании, не особенно хотелось дискутировать с приглашенным туда же специалистом по стравливанию кавказских народов Збигневом Бжезинским (без участия такого практика обсуждать этнические конфликты ведь и вовсе несолидно). Но так или иначе, еще два года назад, если верить тогдашней прессе, мадам Меркель считала полезным для себя посещение России в канун решения внутригерманских вопросов. Сегодня же этот стимул куда-то испарился: генканцлер отговорилась заседанием в бундестаге, посвященном более актуальным для нее финансовым проблемам.

В братской Белоруссии финансовые проблемы стоят сегодня еще более остро, чем активно пользуются местные претенденты на роль повстанцев. Сочувствующая им газета «Белорусские новости», думая, чем бы еще подколоть постылого тирана, озаглавила заметку о его недавнем визите к президенту Медведеву в Сочи не иначе как «Лукашенко встретится с хромой уткой». В представлении минской либеральной интеллигенции московский «тиран» выглядит фигурой еще более обреченной, чем белорусский.

Совершенно неудивительно, что в другой братской славянской стране обходятся без всякого пиетета не только с Кремлем, но и с Русской православной церковью. Это обстоятельство не обсуждается в электронных СМИ, где фронда по отношению к «Газпрому» считается куда более значимым культурным обстоятельством. При этом почему-то утверждается, что наглый бузотер Янукович одновременно портит отношения с Европой – хотя Европа уже дала понять прямым текстом, что в какие бы застенки Янукович ни поместил экс-премьера Юлию Тимошенко, подписавшую с Россией невыгодный газовый договор, соглашение об ассоциации с ЕС все равно в этом году будет подписано. Поскольку сама экс-премьер попросила из своих застенков – вместо того, чтобы присягнуть Кремлю и А.Б. Миллеру – чтобы ее судьба не мешала европейцам принимать стратегические решения.

Похоже, даже из зарешеченных окон Лукьяновского СИЗО кремлевские башни и небоскреб на улице Наметкина как-то не смотрятся всерьез. Больше того, в самой Москве из окон газеты «Ведомости», еще недавно тиражировавшей сенсационные списки высших чиновников, которых, дескать, вот-вот погонят из федерального правительства одним мановением розового платья, те же величавые центры власти и экономической мощи тоже видятся мелко. Когда главная деловая газета страны, по совместительству партнер лондонской Financial Times, публикует перечень однокурсников Д.А. Медведева, особо подчеркивая принадлежность кое-кого из них к компании «Росукрэнерго» (которую экс-премьер Украины при каждом удобном случае называет через запятую с бандитом Могилевичем), возникает ощущение, что Химкинский лес уже поглотил сакраментальное Сколково.

На саммите в Душанбе прозвучал некий запоздалый металл в адрес наблюдателей из ОБСЕ с характерными для них двойными стандартами. Но поскольку самые ближайшие выборы из всех выборов в СНГ состоятся именно в России, этот металл не сотрясает стены, а звучит каким-то жалким надтреснутым колокольчиком – может, кого-то и радуя, но вряд ли вдохновляя. Для Гурбангулы Бердымухаммедова, который будет принимать саммит будущего года, двойные стандарты европейцев не были и не будут проблемой, хотя этот лидер никогда не был замечен в стараниях хоть мытьем, хоть катаньем получить от коварной Европы безвизовый режим.

Вместе с обидой на коварную Европу в риторику Кремля возвратилось еще недавно опальное слово «стабильность». Тот же императив, как единодушно угадали внутренние и внешние наблюдатели, продиктовал назначение губернатором Петербурга выходца из пресловутого КГБ. Равно как и реплика о том, что действия Кремля и правительства «подчинены единой согласованной стратегии», ставшая почти автоматической реакцией на известие из Киева о планах реорганизации госкомпании «Нафтогаз».

Реплика про «единую стратегию» еще год назад вызывала бы автоматическую реакцию во внешних политических кругах – заведомо показательно-нервную, и экономических – заведомо стеснительно-позитивную: инвесторы имеют симпатию к стабильности, хотя не всегда в этом признаются. Но вопреки возрастающей – на фоне ливийских, египетских и сирийских страстей – зависимости Европы от российских ресурсов, вопреки относительному, даже на фоне Европы, благополучию базовых экономических показателей, рейтинговые агентства не слышат сигнала, адресованного скорее им, чем Киеву. Почему не слышат? Потому что за нарисованной стабильностью усматривают неопределенность, а никакую не стратегию.

Невроз ожидания демонстрирует и отечественный бизнес – в том числе и тот, что доселе считался могучей основой не номинальной, а реальной политической власти. На деловых людей, работающих на Западе, распоряжения «вашингтонского обкома» об усиленных мерах по борьбе с теневым капиталом, действуют сильнее, чем на среднестатистического россиянина. Особенно если эти деловые люди уже не ощущают себя «как за каменной стеной». Запоздалая отправка нефтепродуктов для ливийских повстанцев компанией Gunvor смотрится не жестом отваги в завоевании рискового рынка, а жестом ритуального подобострастия. Куршевельские понты современных купцов Разуваевых съежились до титула «Чего изволите?», обращенного к реально сильным мира сего. Московские либералы, бывало, сравнивали якобы диктаторский путинский режим, в котором вполне безбедно существовали, с городом Глуповым. Теперь и они сами, и объекты их завистливых разоблачений из «особо приближенного бизнеса» – равноценные обитатели деревни Холуевки.

Нам казалось, что появление Натаниэля Ротшильда в перечне кандидатов в совет директоров «Норникеля» – признак прямого управления страной. На самом деле прямое управление – это когда каждый сам выносит и спасибо говорит самопровозглашенному Хозяину. Когда не у интеллигентского племени, а у народного большинства рождается ощущение: мы живем, под собою не чуя страны.

Публицист с заведомо сталинистской фамилией Якеменко услышал в гуле моторов благородного Rafale, пикирующего на Зинтан и Сирт, вой мессершмиттов семидесятилетней давности. Но увы, верховное суждение о том, что есть фашизм, вложено нынешней цивилизацией в уста европейских юристов, а что есть права человека, решает за нас Международный суд в Страсбурге. И происходит это – как справедливо указал доктор Сатановский – с согласия, причем не молчаливого, а вполне публичного и даже какого-то жеманно театрального, официальной Москвы, из благих побуждений подписавшей 14-й протокол Конвенции по правам человека.

Когда официальная Москва, в особенности в предвыборном неврозе, заводит ритуальные разговоры о памяти войны, которая кого-то должна объединять, заезженная демагогия даже не раздражает, а смешит. У поколения победителей той войны общей чертой был безусловный и естественный выбор: лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Для поколения, разменявшего память на визовые подачки, естественным является как раз стояние на коленях, что и позволяет самопровозглашенному Хозяину ввергать культуры и континенты в доисторическое рабство.

ДОХЛЫЙ ФАКЕЛ

День 21 августа был предугадан не за месяц. Он был предугадан в тот день, когда официальная Москва отказалась от использования права вето при голосовании по резолюции №1973, а несогласный с этим дипломат был показательно уволен. В тот же день можно было предвидеть очень многое: пресловутый «список Магнитского» в его исходном и расширенном вариантах, размещение американской ПРО в Румынии и Турции, созыв Варшавского саммита (с президентами Польши и Украины по обе стороны от Барака Обамы), на котором восточноевропейским странам было поручено обучать африканцев на примере собственной борьбы с тоталитарной диктатурой.

Этот пэттерн уже внедрился в мозги американизированной части арабской аудитории. Сотрудник Джорджтаунского университета по имени Адиль Авад делится с читателями британской Daily Star своей мечтой – через 20 лет приехать в Тунис для празднования падения Стены. Какой стены? Доктор Сатановский может не волноваться: Стена плача ни при чем. Имеется в виду виртуальная арабская стена, которая пала с Великой Египетской Революцией, распространенной из Туниса. А образ стены произошел, естественно, от стены Берлинской.

Продвинутый араб полагает, и видимо, вполне искренне, что через двадцать лет в городе Тунис он приземлится в сверкающем стеклом аэропорту на манер франкфуртского или копенгагенского. Вот здесь я рискну с ним поспорить. Не со зла и не голословно, а на основании фактуры, совсем не секретной, но не слишком тиражируемой: многие вещи в мире не секретны, но малоизвестны в силу отсутствия заинтересованности СМИ в их обнародовании.

В малонаселенном государстве Тунис сегодня 800 тысяч безработных – не включая беженцев из Ливии, число которых оценивается по меньшей мере в 250 000. За первые 4 месяца текущего года прямые иностранные инвестиции сократились на 24,1%, а промышленное производство – на 9,4%. Исправить эту ситуацию быстро не удастся сразу по нескольким причинам. Во-первых, революция, пусть ее и ставят в пример всему арабскому миру как показательно быструю и бескровную, не способствует тем факторам, которые держат в тонусе промышленный сектор, и в первую очередь элементарной трудовой дисциплине: рабочий класс, бегающий на митинги, почему-то менее продуктивен, чем рабочий класс в обычном режиме существования. Во-вторых, с сектором услуг – а в Тунисе это прежде всего туристический сектор – дело обстоит совсем швах: число туристов упало на 42 процента по сравнению с показателями предыдущего года за те же первые четыре месяца. Боюсь, что если исключить из подсчета предреволюционный январь, на протяжении которого безмятежные туристы – включая главу МИД Франции – продолжали нежиться на тунисских пляжах, не ведая о намерениях разоренного торговца Буазизи превратить себя в «живой факел», а владельцев интернет-сетей – протранслировать это увлекательное зрелище, то процентная разница окажется еще более разительной.

Сбежавшего диктатора Бен Али заочно обвинили в разворовывании бюджета и назначили пожизненный срок наказания. Публичное и долгое судебно-правозащитное измывательство над президентом, который украл у народа весь хлеб урожая минувшего года, могло бы отвлечь внимание пролетариата индустрии и сферы обслуживания еще на годик-другой – но увы, Бен Али оказался прозорливее египетского коллеги и скрывшись в Эр-Рияде, не доставил публике этого удовольствия. Поэтому энергия публики будет устремлена в другое русло – прежде всего предвыборное, выборное и послевыборное, поскольку не факт, что народ избалованной славой «поджигательной страны» удовлетворится итогами собственного волеизъявления. Я даже скажу, почему этого удовлетворения не произойдет: просто потому, что львиная доля алкателей власти происходит из диссидентуры, а диссидентура – особы человеческий материал, он капризен. Склонен к творческой рефлексии, но трудно предсказуем.

Чтобы не ходить далеко за примерами, вернемся к государству Украина. В этом юном государстве диссидентуру холили и лелеяли, и доверяли ей государственные фонды, вплоть до фонда помощи пострадавшим от ядерной катастрофы. Вот только денег в этом фонде после того, как он был доверен диссидентуре, не прибавилось, а наоборот. И когда это наконец выяснилось, то юное государство, при всем своем романтизме, поняло, что персонажам типа Левка Лукьяненки можно доверять трибуну, на худой конец пост посла в Канаде, но ни в коем случае не деньги.

Этот поучительный опыт Тунис вполне мог бы позаимствовать, коль скоро восточноевропейские страны уже официально, на уровне вашингтонского обкома, назначены кураторами североафриканских государств. Я даже скажу больше: если бы тунисские революционеры, еще сидя в подполье, решили поинтересоваться опытом состоявшихся цветных революций и их экономических последствий, то они взяли бы торговца Буазизи за руки и за ноги и удержали от самосжигательного порыва, а у стоящих рядом правозащитных операторов отобрали айфоны, надавав по шеям.

Однако хорошая мысля приходят опосля, и тунисцы имеют то, что имеют. И будут иметь больше – в процессе борьбы промеж диссидентами за управление их родиной, включая заводы, электростанции и пляжи на фоне второй фазы финансового кризиса, не особо стимулирующего туристическую отрасль.

Франсис Гиле, сотрудник Барселонского центра международных отношений, в своем тревожном обзоре последних тенденций в Тунисе счел нужным заметить, что туристической привлекательности не способствует также приумножение радикалов с оружием в руках, прибывших с ливийской территории и почему-то ассоциируемых с Аль-Каидой. «Опыт 1988-1992 годов в Алжире напоминает, что в обстановке экономического упадка весьма трудно проводить успешные политические реформы», – робко напоминает исследователь, своими глазами – в ту пору он работал корреспондентом Financial Times в Северной Африке – созерцавший алжирскую кровавую баню после падения «тоталитарного» режима Шадли Бенджадида.

Совершенно не обязательно, что эти невзгоды продлятся больше двух, десяти, пятнадцати лет. Но вот беда: в странах Магриба с пролетариатом происходит не только обыкновенная люмпенизация, но еще и трайбализация – процесс, вполне вписывающийся в постиндустриальный термин «биоразнообразие».

До 1991 года мы тоже понятия не имели о том, что у казахов существуют жузы, а у вайнахов – тейпы. В 2000-х годах эти термины снова начали забываться – не по воле либеральной стихии, а как раз наоборот, усилиями личностей, имевших на Западе репутацию самовластных тиранов – как-то Нурсултана Назарбаева и Рамзана Кадырова. В Ливии же с тиранией покончено, а заодно и охраняемыми ЮНЕСКО памятниками древних культур, и теперь никакие цивилизационные наслоения не помешают обитателям города Зинтана вырезать обитателей города Ауния за то, что Каддафи тридцать лет назад построил Аунию на земле, принадлежащей знатным зинтанским берберским родам. В Южном Судане, самоопределившемся при деятельном участии Михаила Маргелова, межплеменные столкновения за стадо коров уже уносят по 3000 человеческих жизней в неделю. Если самопровозглашенного Хозяина это устраивает, значит, он изначально и безусловно присягнул постиндустриальному идолу депопуляции.

Не он первый: отношение к человеку как к двуногой скотине было свойственно и демократическим, и республиканским поджигателям войн: таково было изначальное свойство цивилизации мародеров, начавшей освоение континента с обмана, а потом истребления его коренных обитателей. Эта особая разновидность цивилизации принимала разные формы и достигала разных высот, но всегда следовала одной манере – соблазнить, чтобы потом поработить, вблизи или издалека, и постричь всех живущих другими законами под свою гребенку. И как только предоставляется возможность вогнать очередную культуру в удобное рабское подчинение под видом помощи, как это сразу же делалось. На протяжении ХХ века этому досадно препятствовали ядерные потенциалы стран-соперниц. Но как только страны-соперницы отказывались от миссии защитников, оставленные без покровительства народы становились добычей.

Так случилось, например, с бывшим социалистическим режимом Сомали. Нельзя сказать, что африканская страна Сомали при тоталитарном режиме Мохаммеда Саида Барре была самым продвинутым государством. Но точно можно сказать, что эта страна до проявления трогательной американской заботы не имела черной славы пиратского гнезда, а толпы беженцев из этой страны только в соседнюю Кению не достигало полмиллиона. Заклейменный борцами за права человека тоталитарный режим не предусматривал межплеменных войн, а у европейских стран того времени – проклятых семидесятых – не было иммиграционной головной боли, и не было ругани в адрес мультикультурализма, как и самого этого понятия.

В Тунисе образца 2031 года не будет аэропортов из стекла и бетона, равно как и переливающихся изумрудами мечетей – в нем будут пещеры с одичалыми и истощенными людьми, с кругозором не шире племенного, и с проклятиями к поколению, поддавшемуся на электронные цацки, придуманные будто бы для развлечения, а на самом деле для порабощения.

Помнится, в 1985 году по Москве и Ленинграду гуляла загадка-расшифровка: Граждане Обрадовались Рано: Брежнева, Андропова, Черненко. Еще Вспомните. В Сомали свергнутого диктатора уже с тоской вспоминают. Через двадцать лет, бродя по выщербленным плитам заброшенной взлетной полосы, доктор философии Адиль Авад услышит от тунисцев немало добрых слов о диктаторе Бен Али. Сложнее сказать, по каким вождям к тому времени будут тосковать Брюссель, Берлин и Варшава.

НОВОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА

Исход голосования по резолюции N1973 не был однозначно предрешенным: он зависел от выбора конкретных лиц, которые брали на себя ответственность – как теперь понятно и как становится еще понятнее в связи со следующими шагами самопровозглашенного Хозяина, с тяжкими последствиями не только для ливийского народа.

Даже если бы исход был отрицательным, операция по смещению Каддафи продолжалась бы тем или иным способом. Более того, ее другое, затяжное течение только увеличило бы куш для оружейных воротил, не говоря уже о промоутерах информационных технологий. Затянувшись еще больше, эта операция перестала бы привлекать внимание мира, стала бы привычной, как многие вялотекущие операции, постепенно сошла бы с первых полос, и могла бы закончиться будничной смертью Каддафи от случайного снаряда.

Каддафи проявил себя именно в сопротивлении прямой, неприкрытой, тяжеловесной и беспощадной военной агрессии. Хотя она имела суррогатные аспекты, о которых сейчас по понятным пропагандистским причинам говорится преувеличенно много, на первом плане, в том числе и благодаря его контрпропаганде, оказалось личное сопротивление хозяина своей страны, не желавшего отдавать ее в руки глобальных игроков.

Каддафи доказал, что глобальные игроки далеко не всевластны, что те методы, которые безупречно работают в культурно, конфессионально и географически сопоставимых странах, обламываются об Джамахирию. Стандартное вранье о его бегстве и о предательстве его родственников многократно обернулось бумерангом против первоклассно и универсально вооруженного агрессора. Глобальная пропаганда будет еще долго и тщетно изыскивать способы его еще и еще раз оболгать и принизить – только потому, что он слишком высоко поднял планку чести, оттенив ничтожество и малодушие респектабельной политической публики.

Каддафи остался и останется для постиндустриальной цивилизации неразрешимой человеческой загадкой: управляя самой богатой из стран континента, он за сорок лет не потерял форму, не возлег на лаврах, не изменил утрированно аскетическому образу жизни, не перестал быть самим собой. Свойства, воспринимавшиеся как чудачество, оказались исключительным и наглядным преимуществом. Напротив, агрессор, желавший вернуть себе благородный образ освободителя цивилизации после грязного опыта своих предшественников в Ираке и Афганистане, уронил себя перед мировой аудиторией, оказавшись Бушем в демократической шкуре. Бедуин в шатре выставил бабуином обитателя Овального кабинета и мелкими ливрейными мартышками – его европейскую и ближневосточную прислугу. «Это была уродливая война», – вздыхает аналитик Foreign Policy Майкл О’Хэнлон, стараясь одновременно внушить читателю, что ливийская кампания была второстепенной, и даже более легкой, чем те, которые еще впереди.

Тот факт, что агрессору, чтобы добиться захвата оплота его власти, пришлось прибегнуть к помощи головорезов из афганской «колоды», а европейским вассалам – устроить уродливую разборку между собой, определяет в этой истории морального победителя. А когда физическая жертва выходит из боя моральным победителем, физический победитель лишается авторитета в следующей войне, стоящей в плане предвыборного года. Каким бы ни оказался исход в Сирии, эта следующая по плану операция в глазах мира уже не носит признаков благородства. Распространенные из благих побуждений сведения о том, что сирийский флот контролирует контрабанду сигарет, не прибавляет ненависти к этому флоту, а вызывает уместные размышления о том, за что на самом деле идет борьба. И только улыбки вызывает заочное избрание главой сирийского ПНС сорбоннского профессора Бурхана Гальюна, который даже не знал, что был избран. Слишком очевидно, что г-н Гальюн после поездки в Вашингтон нанимается на роль сирийского Ибрагима Руговы, из-за спины которого вскорости выглянут «люди непростой судьбы».

Нетрудно заметить, что сообщество стратегов и пропагандистов насильственного передела Большого Ближнего Востока не только поувяло, но и поредело. На раннем этапе в него были вовлечены влиятельные интеллектуальные авторитеты информационного мира на Западе, равно как и заслуженно популярные массовые СМИ арабских стран. Корпорация Wikimedia накануне серии арабских революций получила щедрые стимулы в виде грантов, а впридачу нового члена совета директоров Мэтта Хэлприна, начинавшего карьеру в Boston Consulting Group. Тунисская и египетские кампании, а также первая – до середины апреля – фаза ливийской войны были отработаны в полном соответствии с руководящей линией, на затем пристрастность оценок с героизацией повстанцев, каждый успех которых торжественно именовался «битвой», сошла на нет, как огонь факела без доступа воздуха. С этого момента не пополнялись, не расцвечивались новыми красками и биографии самих организаторов информационной войны, хотя эти лица изо всех сил старались показаться на глаза и продемонстрировать свои способности.

Самый популярный у молодой арабской аудитории телеканал «Аль-Джазира», вдохновлявший практически все революции нового поколения, продержался несколько дольше, однако в итоге также вышел из прямого идеологического повиновения. Публицисты, создающие лицо канала и сайта, вступили в открытую полемику с агрессором, отстаивая право арабских народов решать свое будущее самостоятельно. Одновременно канал прекратил заниматься конъюнктурными разоблачениями палестинских лидеров и более чем определенно обозначил свое неприятие политики правого правительства Израиля.

Этот «оппортунизм» оказал отраженное влияние на авторитетных восточноевропейских политиков, которых агрессор вознамерился привлечь к миссии универсального обучения «продемократическому» опыту. Получив Медаль свободы в Вашингтоне, Лех Валенса наотрез отказался стать символом Варшавского саммита, заявив, что движение «Солидарность» было детищем не только американских наставников, но и Папы Римского. Вместе с ним Варшавский саммит манкировал, как ни удивительно, варшавский Гайдар – Лешек Бальцерович. В итоге центром передачи опыта стала не Варшава, а безупречно рабский Тбилиси.

Следующая неожиданность ожидала Барака Обаму непосредственно после Варшавского саммита, когда фактически приговоренная к экспроприации группа латвийских предпринимателей устроила прямой саботаж, отрешив от власти президента Затлерса. И это был не последний сюрприз. В середине августа премьер Молдавии Владимир Филат, также накануне получивший почетную награду из рук Джона Маккейна вкупе с похвалами за заслуги в борьбе с коммунизмом, самым «циничным» образом предложил политический альянс молдавским коммунистам, сбив с толку Бухарест, а также – по воле случая, ставшего закономерностью – московскую «Единую Россию».

На фоне согласия Турции разместить на своей территории радары американской ПРО остался в тени еще один совершенно неожиданный акт неповиновения: турецкий парламент демонстративно отснял с повестки дня навязанные Вашингтоном Цюрихские протоколы, которые были изначально предназначены не для примирения турков с армянами, а для транзитного удобства. Вторым ярким жестом Анкары стала высылка израильского посла – формально в связи с одобрением ООН израильской версии событий на гуманитаром судне «Мави Мармара», где от рук израильского спецназа погибло семеро безоружных турков, а фактически – еще и в ответ на регулярные попытки правых израильских медиа стравить Анкару с Тегераном.

Эксцесс Филата – событие местного масштаба, вокруг латвийского скандала круги расходились шире, а эпизод с Валенсой и недавняя фронда Анкары были предметами весьма оживленного мирового освещения. Но на российских каналах все эти вызовы самопровозглашенному Хозяину одинаково глушатся, как глушилась в годы советского застоя буржуазная пропаганда. Глушатся так же старательно, как и любые иные вести, затрагивающие надломленное самолюбие официальной Москвы, а заодно и неприкосновенную репутацию Хозяина по имени Барак Обама. Пустота заполняется ежедневной и еженощной рекламой смартфонов и айпэдов и дежурными изобличениями неразумного украинского руководства – на радость старику Бжезинскому, который имеет шанс покинуть этот мир с таким же чувством исполненной миссии, как бабушка Боннэр.

Буквально в последние дни в промежутках между рекламы айпэдов стали, впрочем, проскальзывать сюжеты о восстановлении скульптуры «Девушка с веслом» сталинского ваятеля Шадра, а также тирады на тему о неодинаковом отношении к информтехнологиям в Африке в Лондоне со стороны сильных мира сего. Робким зигзагом, бочком-бочком, как креветка, в телеэфир проползают зародыши чувства уязвленного национального достоинства. Глядишь, к судьбоносному партсъезду, где предлагается скрестить православный консерватизм с инновационным аутизмом в гибрид наподобие человека-насекомого из фильма Дэвида Кроненберга «Муха», отечественные телепропагандисты по методике Ильченко-Карцева научатся произносить две-три расходящиеся с глобальной генеральной линией формулировки – разумеется, из благих предвыборных побуждений.

Глобальная генеральная линия, чем меньше ей перечат, тем меньше стесняется своего масштабного планирования. Самопровозглашенный Хозяин идет к своим выборам в долгах, как в шелках, но с убежденностью в том, что эти долги за него оплатят, а сопротивляющегося экспроприируют как скрытого сталиниста. Споря с О’Хэнлоном на сайте Foreign Policy, некто Джейми Клейтон настаивает, что Ливия – очень даже важный стратегический пункт как для размещения новых авиабаз, так и для дешевой добычи топлива для контингента в Афганистане. Не через Россию, которая будет выкинута из игры благодаря падению цен на углеводороды, а через демократизированный Иран.

Подсказывая собрату по разуму Маргелову, каким образом официальная Москва может набить себе цену, доктор Сатановский напоминает, что «ливийский вопрос не последний, в котором Западу нужна была поддержка России, и от поведения европейских и американских партнеров будет зависеть позиция Москвы в будущем». Очевидно, предлагаемый торг идет об Иране, по поводу которого Маргелов еще в ноябре 2009 года изложил свои сокровенные мысли в Иерусалиме.

Постиндустриальный колониализм породил удобное разделение труда: в одном, хорошо защищенном двумя океанами месте разрабатываются планы очередной кампании, а в других, периферийных и пренебрежимых местах – планы очередных предательств. Так обозначают сами себя котлеты и мухи. При этом от мухобойки планировщики по контракту рассчитывают увернуться, но пример Мусы Кусы, равно как и причисление Медведева к сталинистам, показывает, что эти старания тщетны. Прислужник не получает ни мировых премий, ни почестей, ни привилегий – через него просто переступают и идут дальше.

Джейми Клейтон расстраивается, что планирование наступательных операций ведется слишком вяло и неторопливо. Ему досадно, что продление срока пребывания американского контингента в Афганистане до 2024 года (еще одно событие, о котором не положено знать российскому телезрителю) даст врагам Америки перегруппировать силы, и в результате нынешнее поколение американцев может не увидеть при жизни «финальной мировой игры».

Вольному воля мечтать. Мне тоже что-то хочется увидеть при жизни. Например, лицо человека на телеэкране, за которого можно без колебаний отдать эту жизнь. Может быть, в Псковской воздушно-десантной дивизии, где не обязательно вызывает восторг избранник от этого региона Маргелов, тоже волей-неволей возникают подобные чаяния. Общий закон говорит, что спрос рано или поздно рождает предложение, частный – что мировые затмения ума и совести, как затмения Солнца, – явление временное, а народная мудрость, подкрепленная статистикой – что не все бабуину масленица. Мы еще посмотрим, какой наХ-наХ перевесит в финальной игре – от «продемократического» племени или от «прототалитарного» большинства. Африканский рыцарь Каддафи, живой или мертвый, будет кооптирован в финальную судейскую коллегию, и тени реабилитированных бойцов Второй мировой, спасавших мир от рабства, поднимутся из-за его несогнутой спины.

GLOBOSCOPE.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе