3 марта 2010 ● Максим Соколов
К сочиненной основателем современных олимпиад бароном де Кубертеном оде «О спорт, ты — мир!» стоит относиться cum grano salis*. С одной стороны, барон был далеко не чужд господствовавшей тогда во Франции идеологии реванша и ценил парамилитарное (оно же военно-патриотическое) значение спорта. С другой стороны, с тех пор, как олимпиады перестали быть чисто аристократической забавой, т. е. с начала 30?х гг. XX в., и стали делаться забавой массовой, дух национального соперничества и национального превосходства начал все отчетливее главенствовать на спортивных праздниках. Поскольку же после 1945 г. державы (неизвестно, на какой срок) лишились прямого и непосредственного способа решать вопрос о превосходстве, роль спортивных праздников, и прежде всего олимпиад, как щадящего эрзаца войны возросла необычайно. Компенсаторный механизм.
Без включения самого базового механизма идентификации «мы — они» (что при напряжении страстей и неверности счастья и означает эрзац-войну) тут было бы никак невозможно. При аристократических забавах еще возможна турнирная атмосфера, объединяющая знатоков и ценителей, любующихся изяществом и красотой комбинаций. Но количество таких ценителей, хорошо сведущих в данном спортивном искусстве и могущих любоваться вне оппозиции «мы — они», всегда довольно ограниченно. Окончившиеся же только что ванкуверские Игры смотрело 3,5 миллиарда человек. Для клуба абстрактных ценителей будет многовато. Добавим к тому, что можно быть знатоком и ценителем одного, двух, пусть четырех спортивных искусств, но не нескольких же дюжин. Чтобы не разорваться, остается все тот же комплексный подход, «мы — они», эрзац-война.