Глава правительства, однако, совершил другую ошибку - подчеркивая полную неактуальность поднятой темы, он назвал оборону предметом "специального интереса". Тут всколыхнулась оппозиция - это не "специальный", а национальный и всеобщий интерес, а если премьер считает иначе, то не место ему в его кресле. Масла в огонь подлил генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен. На вопрос журналиста о том, защитит ли альянс неприсоединившуюся соседку в случае нападения, он резонно заметил, что гарантии безопасности распространяются только на страны-члены.
Собственно, если и искать смысл в этой дискуссии, то он как раз в желании вернуть вопрос о НАТО в повестку дня. В Швеции хватает тех, кто полагает, что вступление в Североатлантический альянс не только гарантировало бы безопасность, но и еще раз подчеркнуло принадлежность к "сердцевине" западного мира. Что же касается угрозы, от которой надо защищаться, то с ней все понятно - Россия. Точнее, ее образ, имеющий мало отношения к реальному состоянию страны и степени вероятности (нулевой) военного конфликта с ней. Однако история противостояния (давняя и не очень) вкупе с распространенным на Западе демонизированным представлением о "путинской России" делает свое дело - тема НАТО не уходит в тень, хотя большинства у сторонников вступления никогда не было.
Шведский казус - иллюстрация общей проблемы: есть ли военные риски для современной Европы и какова необходимость традиционной обороны?
В последние десятилетия ХХ века Старый Свет последовательно избавлялся от поводов для сохранения и применения вооруженных сил. Сначала присутствие США и европейская интеграция сделали невозможной войну в Западной Европе. Потом распался Варшавский договор и СССР. Потом расправились с "последним диктатором" Слободаном Милошевичем, устранив наиболее вероятный источник военных конфликтов на Балканах. На этом необходимость использования силы в самой Европе практически исчерпалась, не случайно в XXI столетии речь заходила только об отдаленных театрах военных действий - Среднем и Ближнем Востоке. Некоторое оживление внесла российско-грузинская война 2008 года (ее, кстати, припомнил в качестве аргумента и шведский генерал), однако всерьез реанимировать милитаризацию Европы она, конечно, не была способна.
Европейской общественности все труднее объяснить, зачем их армии участвуют в дальних походах, если интересов, например в Афганистане, у них нет
Когда же грянул финансовый кризис, стало вовсе не до того - Европа начала опережающими темпами сокращать расходы. Увещевания, а временами и одергивания из-за океана, что, мол, за членство в альянсе и гарантии безопасности надо платить, успеха не возымели. Ведь если нет угроз, но при этом дефицит денег - зачем тратить на оборону? Одной атлантической солидарности в качестве мотива не хватает. Тем более что европейской общественности становится все труднее объяснить, зачем их армии участвуют в дальних походах, если интересов, например в Афганистане, у них нет.
Военную силу в Европе готовы и способны применять очень немногие страны, в первую очередь Франция, которая руководствуется соображениями собственного престижа и пониманием "сферы своих интересов" (прежде всего Африка). США, осознав бесперспективность попыток опираться на европейцев в кампаниях, которые Вашингтон ведет в качестве "мирового лидера", стремятся приспособить Старый Свет для решения локальных задач вокруг Европы. Но и здесь реальная дееспособность крайне ограничена, ливийская кампания показала, что оставаться исключительно за сценой Америке не удастся.
Заставить теперь Европу воевать может только какой-то грандиозный катаклизм, которого пока, слава богу, на горизонте не видно
Однако помимо резко сократившихся военных возможностей у современной Европы есть и другая сторона - в массе своей европейцы стали настоящими пацифистами, которые не хотят и не собираются воевать. Как заметил один проницательный аналитик, из лексикона исчезло понятие "победа", которое испокон веку было неотъемлемой частью любой кампании. В Ираке, Афганистане, Ливии или Мали, по сути, победы быть не может (никто же не собирается оккупировать эти страны), разве что выполненная задача (если она четко сформулирована), но, как правило, результат оказывается временным и не тем, на который рассчитывали. Целью сегодняшней войны становится не победа, а "стратегия ухода" (exitstrategy), как максимально безболезненно покинуть поле боя. А в идеале - никогда бы на это поле и не вступать...
Политика после Второй мировой войны была в основном про то, как сделать Европу континентом мира, чтобы она не порождала новые кошмарные братоубийства. И успех превзошел ожидания. Заставить теперь Европу воевать может только какой-то грандиозный катаклизм, которого пока, слава богу, на горизонте не видно. А поскольку армия - атрибут суверенного государства, для оправдания ее существования будут придумывать угрозы того же эфемерного рода, как та, о которой заговорил шведский генерал.
Текст: Федор Лукьянов
Российская газета