Иногда кажется, что русские утратили пассионарность

От редакции. Совсем недавно лидеры ведущих европейских государств сделали заявления по "национальному вопросу", призвав отойти от мультикульутрализма. Британский премьер сказал, что политика мультикультурализма провалилась, а французский президент заявил, что если человек приезжает во Францию, он должен стать частью французской нации. РЖ обратился за комментарием к Леониду Ионину – социологу и политологу, автору нескольких книг, среди которых "Русский апокалипсис" (1999). 

***

РЖ: Правящий класс предлагает нации несколько вариантов национализма. Например, «русские как россияне», «россияне как русские», «русские – руководящая нация». Какой из этих проектов российская власть реализует на деле? Один из этих трех или какой-то иной?

Леонид Ионин: На мой взгляд, на практике реализуется, в основном, первый из названных Вами проектов. Правящий класс панически боится русского национализма и постоянно подыгрывает любому локальному национализму. Лишь бы русские не назывались русскими, а были абстрактными россиянами. Это все издержки борьбы с Советами, когда предполагается, что СССР – это тюрьма народов, и что теперь в новой России все народы свободны в рамках единой нации. Парадоксальным образом это может привести к разрушению России.

Не хочется прибегать к банальным метафорам, но приходится сказать, что мы опять наступаем на те же грабли. Если Вы помните, Советская власть тоже боялась русского национализма, подавляла стремление русских к самосознанию и построению национальной идентичности. Русские были чем-то вроде неисчерпаемого резервуара, из которого черпались силы и средства для развития всей страны, но это был как бы безнациональный резервуар. При этом она сюсюкала с национальными окраинами, косвенно подогревая нерусский национализм. На этом и сыграл Ельцин, «освободив» Россию от СССР, а заодно освободив ее от истории, от исторической перспективы и, возможно, вообще от будущего.

Впрочем, это другая тема. Сейчас надо сказать, что нынешний правящий класс идет по тому же пути, развивая национальные меньшинства за счет русских, которые понимаются как россияне, то есть опять же как БЕЗНАЦИОНАЛЬНЫЙ источник ресурсов, используемых для подъема и развития прочих НАЦИОНАЛЬНЫХ меньшинств и национально-территориальных образований. Русский национализм понимается как самый страшный враг государства, начальники на него топают ногами, стучат кулаком по столу и требуют разгонять и сажать. И это точно также будет продолжаться до тех пор, пока Россия не «освободит» себя от РФ. Такая вот идет игра, причем вариант этот оказывается беспроигрышным для врагов России.

РЖ: А как это может выглядеть – Россия, свободная от Российской Федерации?

Л.И.: Значительное число национальных образований, входящих в число субъектов РФ, не хотят отождествлять себя с Россией, отказываются от российской истории, не хотят считать ее собственной историей. Причем часто речь не просто об оттенках в интерпретации частностей, а в коренных различиях в оценке лиц и событий. Герои российской истории для них – преступники и оккупанты. Дни наших торжеств для них – дни траура. Это та же самая констелляция концепций, интересов и мотивов, что и перед падением СССР.

Россия, свободная от Российской Федерации, – это и есть нынешняя Россия минус разнообразные национально-территориальные образования на территории России. Но только после вычитания произойдет еще и деление. Сама российская территория разделится на несколько государственных образований.

Десять с лишним лет назад я написал небольшую книжку «Русский апокалипсис» - такой опыт печальной футурологии. Там как раз и шла речь о том, как распадется Россия, если продолжатся 1990-е. Она вышла в 1999 году, но, к радости моей, быстро утратила актуальность, поскольку Ельцин ушел, и к рулю управления страной стал Путин. И сейчас я с ужасом осознаю, что, совершив десятилетний круг, страна оказалась в ситуации, слишком напоминающей ситуацию конца 1990-х, и что перспектива России без РФ, то есть практически перспектива конца России, вновь актуальна.

РЖ: Что, на Ваш взгляд, является причиной такого хождения по кругу? Не является ли причиной тому неправильная национальная политика, в частности, как раз стремление избежать русского национализма, грозящего настроить против России население национальных областей и республик, и вытекающая из этого недооценка, так сказать, русского фактора в истории и нынешнем составе страны?

Л.И.: Да не надо опасаться их настроить – они уже настроены. Я об этом сказал. «Недооценка», как Вы выразились, «русского фактора» тоже налицо. Но хуже всего, что часто это не просто «недооценка», а, так сказать, объективная низкая оценка. Вспомните: еще 15-20 лет назад все выходцы из СССР для всего мира были «русские». Это потому, что они были продуктом русской культуры. Сейчас процент «русскости» в мире неумолимо и быстро сокращается. Всего русского становится меньше: меньше русских по национальности, меньше граждан России, меньше русского языка, меньше прихожан РПЦ и т.д. Даже о пресловутой «русской мафии» в Европе уже не слыхать, а есть чеченская, азербайджанская, украинская и т.д. мафии.

У Л.Н Гумилева есть понятие «пассионарность». Пассионарность – это наличие некой великой страсти, движущей людьми и народами, которые благодаря этой страсти совершают великие подвиги и достигают великих целей. Это спорная теория, но она годится для описания некоторых взлетов и падений культур и наций. Так вот, иногда кажется, что Россия и русский народ утратили пассионарность. А это значит, что величие России в прошлом, и надежды на подъем из состояния нынешнего унижения беспочвенны.

Но даже если это так, то виновата, конечно, не национальная политика, или не только национальная политика. Политика в области промышленности, экономики, науки, образования, здравоохранения, социального обеспечения и т.д. не лучше, не выше качеством, чем национальная политика. Мы видим провал, что называется, по всем азимутам. Нужны сильные мобилизующие политические решения, которые в корне изменили бы сам контекст деятельности.

РЖ: Не является ли таковым общенациональный проект модернизации?

Л.И.: На это нельзя ответить однозначно. Есть модернизация и модернизация. Если речь идет об информационных, коммуникационных и прочих технологиях, то такая модернизация, то есть технологическая модернизация, необходима. Как индустриализация в сталинское время. Но технология остается технологией, она не мобилизует на подвиги сама по себе. Она средство, медиум. В Египте люди вышли на площадь не потому, что у них был Интернет. Массовые революции были и века назад. В 1917 году вместо Интернета была газета «Правда» и другие газеты.

Но есть еще модернизация политическая. Если выразить ее суть применительно к России самыми простыми словами, то она будет означать приоритет интересов и прав индивидуума над интересами и правами группы или общества в целом. В этом смысле политическая модернизация есть радикальный отказ от политической традиции России.

Россия, как мы ее знаем, есть страна, где интересы группы, коллектива, общественного целого всегда стояли впереди интересов индивидуума. Это, собственно, и создало великую Россию. Эмигрантский историк Г. Вернадский писал, что самодержавие и крепостное право были ценой, которую русский народ должен был заплатить за свое национальное самосохранение. Как ни удивительно, то же самое можно сказать и о советском времени: авторитарное коммунистическое господство стало ценой, которую Россия должны была заплатить за свое самосохранение.

Из этого, на мой взгляд, и надо исходить, рассуждая о политической модернизации. Надо сначала определиться с терминальными ценностями – что для нас ценнее: Россия или модернизация?

Беседовала Ксения Колкунова

Russian Journal
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе