Человек, известный всем

Виталий Коротич вспоминает о Дмитрии Бальтерманце


Выдающемуся российскому фотографу Дмитрию Бальтерманцу — 100 лет. О всемирно известном авторе "Огонька" вспоминает бывший главный редактор нашего журнала.



Многие так говорили: "Ай, сволочи, если бы не цензура, у меня столько всего вышло бы..." Когда я понял, что цензура отменяется, я им сказал: ребята, все, открывайте свои заветные ящики и тащите все сюда, цензуры больше нет. И ни у кого в ящиках ничего не оказалось. А вот у Бальтерманца — было. Множество фотографий, которые потом мы напечатали в "Огоньке". Фривольный Хрущев, бледная рожа Булганина, Брежнев какой-то перекошенный... Это было потрясающе. Бальтерманц это сразу напечатал и принес — и их оказалось не меньше, чем парадной съемки. Это был немыслимый акт, потому что если бы его хоть раз поймали за этим занятием, ему бы не поздоровилось. Он оставил нам для истории эти охреневшие лица. Он мог бы это и не снять, но почему-то снимал.


В начале перестройки я был убежден, что только мы, так называемые шестидесятники, ценим свободу, а вот эти нафталином пропитанные старперы — они только мешают и вообще под ногами путаются. И первый, кто показал мне, что перемены назревали в нескольких поколениях до нас, был Бальтерманц. Я понял, что желание перемен — это была не наша, шестидесятников, монополия. Вдруг я осознал, что свобода была осуществлением мечты людей гораздо более ломаных, гораздо более пуганых, гораздо более намучившихся, чем мы. Мы ведь были, как бы там ни было, первым цельным поколением — со своими идиотами и гениями. А они, поколение Бальтерманца, были выбиты, выщипаны войной, репрессиями, страхом. И то, о чем мечтали мы, это было, как оказалось, и мечтой этих ребят.


...Однажды приходит ко мне в кабинет Бальтерманц и демонстративно начинает что-то искать на столе под стеклом. Повторяет загадочную фразу: "...у Ахмедовича день рождения". Бумага; в ней перечислены члены Политбюро, против каждой фамилии буковки — "ц" или "ч/б". Оказалось: членам Политбюро к юбилею в "Огоньке" полагалось давать на вкладке журнала цветной портрет, а секретарям ЦК — черно-белый. Я позвонил по вертушке в ЦК КПСС. Говорю, извините, я человек тут новый, вы не можете мне напомнить, какой номер решения был по поводу фотографий членов Политбюро ко дню рождения?.. Ответ был гениальный: "Решения не было, но ни одного протеста не поступило". Я понял, что это была просто подхалимская инициатива руководства "Огонька". Вынул из-под стекла бумагу, выбросил ее в урну. Так Бальтерманц стал моим сообщником.


Формально он был придворным фотографом. Но при этом он делал, что хотел. Все зависит от характера. У него был свой гамбургский счет к власти. Благодаря ему я узнал, что самое главное в нашей жизни — это не премии, не звания, а репутация. У него была репутация. Стабильная, честная, которую ничем нельзя было опровергнуть. Он всех знал, и его все знали. Когда я был в Америке, самые знаменитые фотографы передавали для публикаций в "Огоньке" свои фотографии — гарантией было то, что здесь работает Бальтерманц.


Бальтерманц за свою жизнь натерпелся будь здоров. Налазился на пузе во время войны, когда его сослали в штрафбат. Но остался честным человеком, не продал своей бессмертной души. Были тогда две категории характеристик. Была официальная слава — люди, декорированные премиями, звездами, чем угодно. И люди, которые были "моральными паханами", которые были в авторитете. Окуджава был таким. И Бальтерманц всегда оставался таким "моральным паханом", которого уважали все, к которому шли за советом и которого нельзя было купить.

Виталий Коротич

Огонек

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе