«Что-то может быть потеряно навсегда»

Историк Алексей Исаев считает, что ряд документов архива Минобороны под угрозой

«Под предлогом того, что документы не берут десятилетиями, их могут объявить не имеющими ценности и сжечь. Хотя на самом деле там может храниться информация, которая может быть востребована», – рассказал газете ВЗГЛЯД историк Алексей Исаев о своих опасениях по поводу сохранности материалов по Великой Отечественной войне в архиве Минобороны.

Сообщество историков и неравнодушные граждане бьют тревогу – на специализированных форумах и в блогах высказываются опасения, что в Центральном архиве Министерства обороны (ЦАМО) могут быть утеряны или даже уничтожены многие документы.

В настоящее время в ЦАМО хранятся документы с 1941 года по настоящее время. В 2015 году должен быть открыт Российский государственный архив Великой Отечественной войны (РГА ВОВ), куда должны быть переданы соответствующие фонды ЦАМО.

В среду блогосфера наполнилась сообщениями с заголовками «В России планируют уничтожать архивные документы ВОВ». О том, на чем основаны такие опасения, газете ВЗГЛЯД рассказал историк, в 2007–2010 годах сотрудник Института военной истории МО РФ Алексей Исаев.

ВЗГЛЯД: Алексей Валерьевич, на чем основаны опасения, которые высказываете вы и ваши коллеги?

Алексей Исаев: Они основаны на том, что, несмотря на приказ Сердюкова № 181 от 2007 года «О рассекречивании архивных документов Красной армии и Военно-морского флота за период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов», есть целая группа документов, которые не выдают в связи с тем, что они находятся на секретном хранении. Например, документы штаба ВВС о состоянии авиапарка перед войной мне не выдали, сказали, секретно.

Перевод документов в РГА ВОВ означает, что все документы, которые будут храниться в этом архиве, должны быть рассекречены. А вот не будут ли при переходе из одного архива в другой пласты, которые ныне считаются секретными, уничтожены – большой вопрос.

ВЗГЛЯД: Вы думаете, их не рассекретят к означенной дате?

А. И.: Рассекречивание – процедура долгая и нудная. А учитывая, что времени до 2015 года осталось не так много, как раз и возникают определенные опасения. Конечно, никто прямо в глаза не скажет: «Мы это все сожжем». Но, тем не менее, наличие массы секретных документов, несмотря на приказ еще 2007 года, наводит на мысль о том, что в оставшееся до мая 2015 года время могут возникнуть какие-то проблемы с рассекречиванием и передачей документов и масса уникальной информации будет утрачена навсегда.

ВЗГЛЯД: Вы высказывали свои сомнения чиновникам? Они как-то комментируют их?

А. И.: Пока ничего определенного не говорится. Нет даже ясности по поводу того, закроется ли архив с постройкой нового здания. Судя по тому, как новое здание выглядит, оно будет построено и, скорее всего, даже отделано к концу года. А закроют ли архив, как это происходило при преобразовании фондов Ленинской библиотеки, и если закроют, то на сколько – на год, на три, – неясно, и официальной информации для планирования научной деятельности никто не дает.

ВЗГЛЯД: Чем можно объяснить, что масса документов до сих пор засекречена?

А. И.: Внятного объяснения это не получает. Факт в том, что их не дают. Более того, мой товарищ, который занимается другой темой, говорит о том, что документы, которые ему раньше выдавали, теперь не выдают, мотивируя тем, что это переведено на секретное хранение.

Может быть, это связано с тем, что он брал документы по Ржевской битве.

ВЗГЛЯД: Почему именно на эти документы был поставлен гриф?

А. И.: Если рассказывать по первичным источникам, картина получается не такой ужасной, как можно себе представить: то, что писали о чудовищных потерях в десятки тысяч человек за один день, не подтверждается. Не все было так страшно, если сравнивать с немецкими документами, чуть ли их оборону там не прорвали и т. д.

В общем, если все излагать по тому, как записано в настоящих документах, то никакого очернения истории не будет. Я в этом неоднократно убеждался и на собственном опыте, и на опыте своих коллег. Засекречивание приводит только к спекуляциям. А утрата документов еще больше приведет к спекуляциям, потому что не будет даже надежды на восстановление исторической справедливости.

Но, тем не менее, из-за страусиных соображений это могут закрывать, и что с этим случится при передаче в РГА ВОВ, где все несекретно, никто не знает.

ВЗГЛЯД: Вы видите здесь какой-то злой умысел или разгильдяйство и отсутствие порядка?

А. И.: Думаю, скорее речь может идти не столько о злом умысле (хотя в отношении Ржева это может быть просто административный произвол), сколько о нежелании делать максимум для сохранения всех этих массивов.

На данный момент, конечно, ничего еще не произошло, но мне бы не хотелось в 2015 году рвать на себе волосы.

ВЗГЛЯД: Есть ли какие-то проблемы помимо сохранности части документов в связи с переездом? Что принципиально изменится?

А. И.: В военном архиве, если говорить честно, порядка больше. Мой опыт работы с государственными архивами, такими как РГВА и Архив внешней политики, произвел просто тягостное впечатление по сравнению с опытом работы в ЦАМО, где порядка и общей дисциплины больше. Условия с точки зрения повседневной работы исследователя в ЦАМО более благоприятные. Когда передадут, это будут дикие расценки на ксерокс, который будет делаться месяцами, и т. д. В этом отношении будет ухудшение, но это полбеды.

А вот то, что что-то может быть потеряно навсегда, – за это болит сердце.

ВЗГЛЯД: Есть ли здесь какие-то технические трудности? Переезд документов всегда чреват неразберихой.

А. И.: Это перенос из одного здания в другое на расстояние 100 метров. К счастью, это не переезд в Уральский военный округ – ходили когда-то такие слухи. За несколько лет физически это можно осуществить. Тем более здание новое, и условия хранения там будут лучше.

ВЗГЛЯД: Дела офицеров Красной армии тоже, по вашему мнению, могут быть утеряны?

А. И.: Личные дела вызывают меньше опасения, чем какие-нибудь бригады, полки или секретные дела по Воздушно-десантным войскам, – это целый фонд, который не дают вообще.

Утеря личных дел гораздо менее вероятна. Они однозначно востребованы. Масса посетителей архива едут именно за личными делами своих родственников.

Сомневаюсь, что здесь произойдут какие-то изменения в худшую сторону. В 90-е годы, по рассказам старожилов, частично дела сжигались под предлогом экономии места.

ВЗГЛЯД: Какие документы оказываются в «группе риска»?

А. И.: Первая группа – документы, которые находятся на секретном хранении. Непонятно, что с ними произойдет, – то ли рассекретят, то ли просто сожгут под предлогом того, что рассекречивать долго, а это не представляет исторической ценности.

Вторая группа – так называемые невостребованные фонды. По разным причинам у нас десятилетиями не было доступа к этим документам, многие не брали с 50–60-х годов. Часто, расписываясь в получении, я оказывался первым человеком с 1967 года, с 1966 года. Под предлогом того, что документы не берут десятилетиями, их могут объявить не имеющими ценности и сжечь. Хотя на самом деле там может храниться информация, которая может быть востребована в связи с неугасающими интересом к истории войны.

ВЗГЛЯД: Как сейчас обстоят дела с оцифровкой архивных материалов?

А. И.: Создание сайта «Подвиг народа» – это огромный шаг вперед, я бы сказал, прорыв. Даже в своей повседневной работе я сталкиваюсь с тем, что часто не надо ездить брать документы в бумажном виде, а можно посмотреть в электронном. Но реально оцифровать можно считанные проценты от общего объема. В принципе, оцифровывать все и нецелесообразно. Здесь я вижу очень профессиональную руку в отборе – зная те фонды, из которых это отбиралось, – отбираются они не наугад.

Это облегчит жизнь,сократит необходимость для иностранцев и для жителей других городов ездить в Москву за материалами, но это только часть работы.

Планируется оцифровать, если я не ошибаюсь, 200 тыс. дел. Но это доля процента от 19 млн единиц хранения. Все дела оцифровать нельзя.

Роман Крецул

Взгляд
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе