Андрей КЛЕПАЧ: От свободы никто не отказывается

– Недавно исполнилось 20 лет с момента публикации статьи Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию». Как вы считаете, в какой мере это обустройство удалось совершить?

– Статья Александра Исаевича была предупреждением о грядущем развале СССР и о подходах к строительству новой России. СССР уже нет, а пути создания новой устойчивой общности России, Украины, Белоруссии и Казахстана, о которой писал Солженицын, мы ищем, и этот процесс получил новое дыхание в связи с образованием Таможенного союза и перезагрузкой отношений с Украиной с приходом команды В. Януковича. За последние 10 лет Россия сделала большой рывок в своем обустройстве, и, как сказал премьер-министр Путин за рулем «Калины», в главном, в основном все делалось правильно. Конечно, не все получилось так, как планировалось. Несмотря на высокие темпы роста, удвоение ВВП за десятилетие не состоялось. Этому помешали как мировой кризис, так и наши внутренние барьеры. Однако проводимая экономическая политика была все же не просто политикой развития экономики и поддержания макроэкономической стабильности, но именно программой возрождения России и собирания русского мира.

– Чем вызвана необходимость формулирования понятия русского мира? И в связи с этим: как сделать проект «Русский мир» успешным, как его реализовать?

– Речь идет о программе модернизации и обустройства России, которая включает в себя несколько важных аспектов: геополитический, экономический, региональный, социальный и духовный.

– Что включает в себя геополитический аспект?

– В первую очередь собирание русского мира вокруг России и новое позиционирование России в мире, формирование новой устойчивой геосоциальной системы совместного развития и безопасности, где Россия играет инициативную роль одного из архитекторов нового концерта держав и лидера интеграции на евразийском пространстве, «Русский мир» – это сфера естественного политического и экономического влияния России, сообщество стран с общими историческими корнями, стран, для которых совместное, дружественное развитие вместе с Россией приносит экономический и политический выигрыш, создает новые возможности развития и безопасности.

По уровню экономического развития в соответствии с целевыми показателями Концепции долгосрочного развития к 2020 году Россия может и должна войти в пятерку стран–лидеров по объему ВВП (по паритету покупательной способности) наряду с США, Китаем, Индией и Японией, обогнав Германию. Сейчас мы делим 6-е место с Великобританией. Эти страны вместе с Евросоюзом составят ядро нового концерта держав XXI века, который будет играть ведущую роль в поиске ответов на вызовы современного мира.

Мы сейчас, как и много раз в своей истории, находимся на развилке. Попытка модернизации (петровской, советской, рыночной 90-х годов) была связана с разрывом со своей традицией и попыткой приобщения к Западу, его передовым образцам.

Хотя мы по-прежнему пытаемся найти свое место в Евросоюзе, точнее вместе с Европой, и переживаем переформатирование отношений с США, главным приоритетом стала интеграция евразийского пространства. Создан Таможенный союз, начинается по-новому формирование Единого экономического пространства и консолидация ЕврАзЭС.

Можно сказать, что реализуется стратегическое уравнение для образа будущего: создание нового центра силы в постсоветской Евразии путем объединения потенциала России, энергетических ресурсов Каспия и промышленных активов и человеческого капитала Украины. Количественным символом этого уравнения может быть превращение рынка 142 млн в рынок для 250 млн человек и увеличение масштабов экономики как минимум на треть. Обладая 5% численности населения планеты, 10% мирового промышленного потенциала, 25% запасов базовых видов природных ресурсов, СНГ производит около 4,5% мирового ВВП и дает всего 2% мировой торговли. Однако это один из достаточно динамичных регионов мировой экономики – его потенциальный рост 5–7% против 1,5–2% в Еврозоне и США.

Интеграция – это всегда не только экономическое сближение, а духовная общность. Россия только тогда может быть лидером, когда предлагает миру не только экономические или военные достижения, но и духовный пример, определенный идеал, а не антиидею нового варварства русской мафии, коррупции. «Русский мир» включает в себя русскую диаспору, духовное собирание всех, кто дорожит русской культурой и Россией, формирование национальных элит в соседних странах, дружественных России. Последнее можно назвать клубом друзей России.

– Хотелось бы подробнее поговорить об упомянутом вами клубе друзей России. Что имеется в виду?

– «Русский мир» выходит за пределы СНГ и включает в себя русские диаспоры, а также национальные общности, тяготеющие в той или иной форме к России, имеющие или имевшие с ней общую историческую линию развития. В этом смысле «Русский мир» включает в себя и балтийские страны, Грузию и после выхода из СНГ русские диаспоры в других странах.

«Русский мир» является частью европейской христианской цивилизации, который не стремится раствориться в западноевропейских институтах, а претендует на самостоятельное развитие и лидерство в формировании Большого евразийского пространства, объединяющего Россию, Центральную Азию и Закавказье, являющегося мостом между европейской цивилизацией и цивилизациями Китая, Индии.

– Но как Россия сможет создать это новое евразийское пространство? Например, должна ли она брать на себя расходы по развитию теперь уже соседних стран ради осуществления этого проекта?

– Мы предлагаем нашим соседям не только доступ на масштабный российский рынок и определенный дисконт на российские энергоносителя, но и новую форму организации экономической жизни. Его основные элементы – новый формат зоны свободной торговли, создание Таможенного союза, формирование на его основе Единого экономического пространства (ЕЭП), консолидация сообщества ЕврАзЭС. Вовлечение в интеграционные процессы Украины, в том числе, возможно, и путем ее вступления в ЕЭП или ЕврАзЭС, участие в общих проектах и поощрение совместных инвестиций, обмен активами и создание совместных предприятий (прежде всего в авиастроении, космической промышленности). Возможно, для преодоления торговых конфликтов и барьеров имело бы смысл создать по таким важным товарам, как зерно, трубы и прокат, межгосударственные соглашения по примеру европейского соглашения угля и стали, с которого начинался общеевропейский рынок. В ЕврАзЭС создан Антикризисный фонд. Надо чтобы он выступал не только как стабилизационный, антикризисный фонд, но и как фонд развития, поддержки совместных проектов и помощи в развитии, преодолении (уменьшении) отсталости стран Центральной Азии (Таджикистана, Узбекистана, Киргизстана). Это значительные затраты России и Казахстана как более обеспеченных стран. Но за соразвитие и за дружбу надо платить. Издержки превращения Центральной Азии в регион отсталости и нестабильности будут выше. Когда мы окончательно выйдем из кризисной полосы, нам, скорее всего, понадобится свой собственный проект восточного партнерства ради развития, российский аналог плана Маршалла для Центральной Азии. Еще раз отмечу, интеграция – это не благотворительность, не только издержки, но и значительный выигрыш для самой России. Без партнеров мы не сможем набрать нужный динамизм и вес в мировой экономике. Вместо затрат на замещение украинской или белорусской продукции (хотя в определенной части и это необходимо), которую они делают дешевле, мы бы сосредоточились на развитии новых производств.

– А где географические границы евразийского партнерства?

– Интеграционное поле России включает в себя не только бывшие республики СССР. В интеграционных процессах важно участие Ирана с его крупным внутренним рынком и большой ролью в экспорте углеводородов. Конечно, международные санкции накладывают свои ограничения, но двери для сотрудничества не закрыты, и здесь перспективен не только двух-, но и многосторонний формат, например, через Ассоциацию прикаспийского сотрудничества. Новый взлет переживает и партнерство с Турцией. И Ближний и Средний Восток – это перспективные рынки для российского экспорта и инвестиций. К тому же и Турция, и Иран – активно реализуют свои проекты евразийского пространства развития, и России важно, чтобы они не входили в конфликт с нашими интересами.

– Если вернуться к нашим внутренним проблемам, то в чем заключается экономическое обустройство России?

– В выступлениях президента и премьера неоднократно говорилось, что цель проводимой политики – это создание динамичной, конкурентоспособной по мировым меркам национальной экономики, совмещающей эффективное использование природных богатств России и транзитного потенциала с созданием современной экономики знаний и технологий, создание экономики, в которой производство идей и инноваций, служение человеку (его образованию и здоровью, обеспечению безопасности) обеспечивает достойный уровень жизни. Мы многократно декларировали, что идем от экономики ресурсной и финансовой ренты к экономике, основанной на творческом производительном труде и знаниях, прежде всего на адаптации открытий.

– Но это только декларация, а на деле – «ресурсное проклятие»?

– Нет, не декларация, но системный, хотя и не во всем последовательный выбор. Начавшийся период умеренно высоких (или более низких, чем перед кризисом) цен на углеводороды и сырье, кажется, сам собой избавил нас от «ресурсного проклятия». Однако ресурсы, как и экспортная рента, сами по себе не «проклятие», а напротив, один из важнейших источников нашего роста и в прошлом, и в будущем. Столь же верно, что все «беды от ума» или от его неправильного устройства. В нашей экономике сырьевой и энергетические комплексы (а это почти 40% ВВП) имеют норму прибыли в разы выше, чем в машиностроении и инновационных секторах (включая науку и образование, все вместе – около 10% ВВП). Однако для перспективных месторождений на шельфе и в Сибири нынешних прибылей сырьевиков не хватает. С другой стороны, инновационный высоко- и среднетехнологичный бизнес не имеет ни достаточных собственных средств, ни достаточной поддержки от банков и институтов развития. Нам еще предстоит создать эффективный механизм стимулирования глубокой переработки сырья и развития интеллектуалоемких высокотехнологичных производств, в том числе и путем конверсии сырьевых доходов в экономику знания и разработок. Глубокая переработка сырья и новые прорывные технологии – это формула новой российской промышленной революции, или второй индустриализации.

Во время кризиса инновационные расходы государства, в отличие от бизнеса, не сократились, а с учетом мер по поддержке предприятий даже выросли. Шаги в этом направлении – государственные программы развития авиационной и космической техники, производства композитов, ядерных технологий и новых отечественных лекарств. Стартовали конкурсы научных и прикладных разработок в университетах, софинансированных бизнесом и государством. Расходы невелики – около 1% ВВП, надо их увеличивать, но главное – не только количество денег, а новая инновационная среда и новые субъекты самих инноваций.

– Значит, все же деньги и инновации врозь?

– Нет. Без достаточного финансирования мы не обеспечим прорыв в научных исследованиях и не поднимем образование. Расходы надо увеличить вдвое, до уровня, сопоставимого с нашими конкурентами. Однако делать это должно не только государство, но и бизнес, который ориентирован на импорт западных технологий, а не на развитие собственных и доведение их до мирового уровня. Фактически нам надо создать конкурентоспособный национальный сектор исследований и разработок, инжиниринговых компаний, научных и технических центров мирового уровня. И предпосылки для этого есть. Можно назвать Курчатовский центр, который получил сейчас новый статус, ЦАГИ и проект создания центра авиационной науки в Жуковском, кораблестроительный институт Крылова, ВИАМ и другие.

Нам нужна программа не только поддержки молодых ученых, но и инженерных школ и подготовки квалифицированных рабочих кадров. Другими словами, программы «русский ученый» и «русский инженер», сопоставимые с тем, что делается для обеспечения жильем военнослужащих, для сельской интеллигенции в рамках нацпроекта АПК. И это вопрос не только денег и программных мероприятий, но и престижа, моды на то, чтобы открывать новое, быть изобретателем, мастером, а не только экономистом или юристом.

– Кстати, о селе и продовольственной безопасности. Мы все-таки можем себя прокормить?

– Разумеется, можем. Более того, несмотря на нынешний неурожай (и эмбарго на экспорт зерна), Россия становится одним из крупных экспортеров зерна, а в перспективе и мяса. В долгосрочной перспективе мы будем одной из великих аграрных держав.

– В недавнем интервью «Коммерсанту» премьер-министр Путин сказал, что ключевым показателем развития страны является настроение граждан, «которое напрямую отражается в демографии». Как вы считаете, как это можно осуществить?

– При сокращающемся населении Россия не сможет ни освоить свои пространства, ни стать одним из лидеров мировой экономики. Сейчас есть позитивные сдвиги, впервые за несколько десятилетий рождаемость повысилась. Но народонаселение – это не просто рождаемость и смертность, это и социальное обустройство, прежде всего российской глубинки, наполнение жизни людей и общества смыслом. Сбережение русского народа, о котором говорил Солженицын, это процесс не только физического, но и духовного выздоровления.

При этом нам надо создать условия и для цивилизованной миграции, защиты их прав, создания условий для ассимиляции, вхождения в «Русский мир». Без мощного притока мигрантов мы не сможем обеспечить нормальное развитие восточных регионов.

– Я как раз хотел спросить. Вот, например, Владимир Путин, когда был в Якутии и во время своего автопробега, говорил о планах развития Сибири и вообще регионов. Есть ли уже конкретные программы, как это осуществлять, за чей счет – государства или частного бизнеса? Как найти баланс между явно необходимой децентрализацией и сохранением единого пространства?

– Тут есть несколько направлений, над которыми необходимо работать. Во-первых, новая программа освоения Сибири, Арктики и Дальнего Востока. Далее инструменты – ФЦП, поддержка системных бизнес-проектов средствами инвестфонда (возможно создание ряда восточных региональных фондов или компаний развития за счет средств инвестфонда), ограниченные налоговые льготы под особые зоны, а также целенаправленная миграционная политика, государственная поддержка геологоразведки, стимулирование приграничного сотрудничества регионов.

Новая национальная конкурентоспособность включает в себя эффективное и бережное отношение к российской земле, ее богатствам, создание условий для эффективного освоения Сибири и Арктики и подъема, сохранения душевной и экологической чистоты глубинных российских провинций. Нам еще предстоит нащупать оптимальное число и компоновку российских регионов. По оценкам некоторых экспертов, это число близко к 30–40, что сопоставимо с количеством царских губерний. Нам не хватает самостоятельных, вне столиц центров экономического и культурного развития. Такими локомотивами могут стать и уже становятся (кризис ускорил этот процесс) Свердловская и Челябинская области, то есть «Большой Урал», Новосибирск и Томск, регионы «Большого Поволжья» (Татарстан, Нижний Новгород, Самара–Тольяттинская агломерация, Пермский край).

Можно сказать, что формируется новая сотовая структура российского пространства.

– А как же с дорогами? Какое региональное развитие при нашей транспортной инфраструктуре?

– Конечно, без прорыва в развитии транспортной инфраструктуры, мы не сможем освоить новые и обеспечить модернизацию старых регионов. Заложенные (хотя и не в полностью) в Концепции развития транспортной системы проекты по созданию транспортных артерий в обход Москвы, скоростных железнодорожных магистралей в случае своей реализации изменят образ жизни многих городов и деревень Центральной России (Нижнего Новгорода, Белгородской, Тамбовской, Липец-кой, Воронежской и Курской областей). В условиях кризиса многими транспортными проектами пришлось пожертвовать, но через год-два нам надо возобновить масштабные транспортные проекты, подкрепив их новыми технологиями строительства, современной системой стандартов и создав более конкурентную среду.

– Но что получит каждый человек, как изменится его жизнь?

– Дорога близка каждому, но, как я понимаю, вы имеете в виду вопрос о жилье. Во время кризиса были затрачены миллиарды на поддержку ипотеки и жилищное строительство. Но мы так и не решили в полной мере проблему строительства доступного по цене и качественного жилья (жилья эконом-класса). Все острее становится вопрос не только квадратных метров и километров дорог, но качества городской среды. Назрел проект нового города, новой градостроительной политики, нацеленной на создание городской среды, комфортной для человека и природы. Общество задумалось над этим – примером может служить проект журнала «Эксперт», посвященный новому городскому жилью. Но новую градостроительную политику, как и реформу жилищно-коммунального хозяйства, еще предстоит реализовать. В этой же связи надо рассматривать и проект «Русская деревня – новая крестьянская усадьба (двор) и облик села».

– Для осуществления всех этих преобразований нужны экстраординарные усилия, мобилизация. Как вы считаете, успешное решение всех этих задач возможно только авторитарным путем, при ограничении социальных свобод?

– Модернизация всегда связана с концентрацией, мобилизацией сил общества. Обустройство России, как писал и в своей статье 1990 года Солженицын, требует от русского народа самоограничения. Однако самоограничение – это не отказ от свободы. Это скорее отказ от избыточного потребления, расточительности, произвола. Мы сейчас, и перед кризисом, и в ходе его, качнулись в сторону госкапитализма, как и в сторону консолидации корпораций, и это оправданно. Однако от свободы, в том числе и предпринимательской свободы, никто не отказывается. Сравнивая нашу экономику с китайской, проще увидеть, в чем мы проигрываем, но есть и потенциальные преимущества. Это более высокий уровень экономической свободы, без чего невозможно настоящее инновационное развитие, экономическое и социальное творчество. Вряд ли российский госкапитализм надо демонтировать и обогащать недостатками западного финансового либерального капитализма. Скорее наши институты, как и экономика в целом, нуждаются в серьезной модернизации, усилении диалога, обратной связи от бизнеса, общества к власти.

Наверно, от последних лет испытаний есть накопление определенной усталости в обществе, в бизнесе, возможно, требуется новая энергетика, новая свежая кровь. И этого нельзя получить по команде сверху, необходима дерзость, смелость снизу, то есть свободное действие.

– Мы опять должны вернуться к приватизации, либерализации и конкуренции, демонтажу госкорпораций?

– И приватизация, и конкуренция – это не панацея, а одни из постоянных факторов нашего развития в 1990-е и 2000-е годы. Правительство сейчас вновь планирует активизировать приватизацию, но не это меняет качество экономического развития. Главное не в пропорции – больше или меньше государства в тех или иных секторах, а том, чтобы государство сосредоточилось на тех проектах и видах деятельности, где конкуренция, работа на прибыль не срабатывает. Другими словами, реализовывалось разделение труда, а не замещение бизнеса государством и наоборот. «Кесарю – кесарево, Богу – богово».

Экономика не может двигаться только конкуренцией. С 2004 года правительство начало строить систему стратегического управления в экономике. Вначале это была волна разработки стратегий развития тех или иных секторов экономики, переформатирование федеральных целевых программ и превращение их в действительно мощный инструмент развития экономики. Стартовали национальные проекты. Два года назад развернута работа по правительственным проектам (более 50) в различных секторах экономики. С 2011 года начинается разработка государственных программ. Так или иначе, но действующие программы и стратегии охватывают около половины экономики, и их вклад в экономический рост, по нашей оценке, уже сопоставим с эффектом от внешнеэкономической конъюнктуры. Россия выстрадала стратегический программный подход к развитию экономики, и нам нужны проекты и решения на 10–20–30 лет вперед.

– Может ли модернизация обернуться не обустройством, а очередным расстройством России?

– Искусство управления, наверно, в том и состоит, чтобы перестройка экономики и общества прошла без срывов и катастроф. Менеджер всегда стремится найти баланс между энергией развития и поддержанием стабильности. В модернизации есть внутреннее противоречие. Оно не в противопоставлении модернизации и инновационности, частичных улучшений и прорыва в новое качество. Вызов в другом.

Можно представить обустройство России без модернизации как возврат к своим традициям – свое-образный консервативный поворот. Можно возрождать и сохранять традиции, но нельзя вернуться в прошлое и отказаться от будущего. Обустройство России неизбежно включает в себя модернизационный момент, проект будущего. Важно, чтобы будущая, новая Россия сохраняла преемственность со своими основами, была органичной. Наверно, тогда российское развитие приобретет устойчивость и разомкнет драматический круг взлетов и падений.

Беседовал Олег ДАВЫДОВ

ИЗ ДОСЬЕ

Андрей Николаевич Клепач родился 4 марта 1959 г. в Москве.
В 1981 г. окончил экономический факультет МГУ им. Ломоносова.
В 1981– 1984 гг. – аспирант экономического факультета МГУ. С 1987 г. кандидат экономических наук.
В период с 1991 по 1998 г. – старший научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. С 1993 по 1996 г. – доцент Высшей школы экономики. С 1996 по 1997 г. – доцент экономического факультета МГУ.
В 1998 г. возглавил лабораторию Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в январе 1999 г. стал директором Департамента исследований ЦБ России. В 1999–2004 гг. – исполнительный директор аналитического фонда «Центр развития».
В 2004 г. стал директором Департамента макроэкономического прогнозирования Министерства экономического развития и торговли РФ. В 2008 г. назначен заместителем главы Минэкономразвития России, курирующего вопросы прогнозирования, развития секторов экономики, стратегического планирования бюджетирования.
Автор более 50 научных публикаций.
Женат, имеет дочь.
Владеет английским и французским языками.

Политический журнал
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе