* * *
РЖ: Как Вы оцениваете серию патриотического кино, начиная с фильмов Никиты Михалкова и заканчивая "Тарасом Бульбой"? Присутствует ли в них определенная "архаизация" темы патриотизма образца XIX века (противостояние другим цивилизациям, Западу и т.д.)?
Н.К.: Не считаю эту серию ни истинно патриотической, ни опирающейся на лучшие традиции национальной культуры. В документальной картине Павла Костомарова «Мать» о простой русской женщине либо в камерной картине Андрея Хржановского «Полторы комнаты, или сентиментальное путешествие на родину» - о воображаемом возвращении поэта Иосифа Бродского в родной Петербург-Ленинград – больше искренней любви к России и к ее духу, чем в названных блокбастерах. «Архаизация», присущая последним, относится не к XIX веку в целом, а только к одной «традиции» Булгарина и Кукольника, которые официально почитались как «подлинные патриоты», в противовес Пушкиным, Чаадаевым, Герценам и иже с ними.
РЖ: Удалось ли "новому патриотическому кино" начать успешно конкурировать с Голливудом или же наоборот – подобный "глянцевый патриотизм" снял остроту и правдивость национального мироощущения, лишил его протестного пафоса, присущего этой теме в 90-е годы?
Н.К.: «Конкурируя» с Голливудом, «новое патриотическое кино» так и не смогло победить его в битвах за широту показа (в своей стране и за рубежом) и за прокатные доходы, не говоря уж об эстетическом уровне зрелища и о внимании зрителя. Собственно, в этой «конкуренции», а, по сути, в подражательной ориентации на не лучшие голливудские образцы видна вся фальшь позиции «глянцевых патриотов». Что же касается «остроты и правдивости национального мироощущения», то есть патриотизма настоящего, устремленного к улучшению Родины, а не к лести или бахвальству, то они характерны вовсе не для «протестного пафоса» 90-х годов. Настоящую конкуренцию «Голливуду» составляют утопические проекты Эйзенштейна и Барнета, социально-психологические картины Чухрая и Хуциева, метафизические прозрения Тарковского и нравственные диагнозы Шукшина.
РЖ: Не вытесняет ли окончательно этот новый патриотический кинематограф как жанр фильмы с интеллектуальным содержанием?
Н.К.: Дело не в самом жанре, а в его усиленном продвижении на кино- и телеэкраны – в ущерб другим жанрам и фильмам с интеллектуальным содержанием, которые получают время в эфире массовых каналов только по ночам. Раньше или позже государственная необходимость в нормальном гражданском обществе, состоящем из конструктивно мыслящих, социально ответственных и совестливых зрителей, приведет к прекращению этой экспансии фальши и глянца.
РЖ: Не кажется ли Вам, что столь резкий раскол Союза кинематографистов РФ произошел в немалой степени из-за отношения к "патриотическому заказу"?
Н.К.: Нет, не кажется. Раскол в СК спровоцирован теми Тартюфами, для кого «патриотический заказ» - ханжеский лозунг, а по сути – бюджетные средства на постановки и официальные посты. Мольерам заказ не нужен. Истинная причина кризиса, увы, глубже: кинематографисты новой России тоже пока не нашли ни объединяющей их идеи, ни действенной, юридически состоятельной, защищающей их авторские и гражданские права, формы общественной организации. Надеюсь на молодых.
Наум Клейман
Беседовала Любовь Ульянова
Насквозь фальшивый героизм войны
От редакции. Буржуазный патриотизм – один из путей для тех, кто не согласен с мнением, что патриотично лишь воевать, убивать и умирать. Некоторые полагают, что продавать и покупать столь же патриотично. Буржуазные патриоты хотят видеть на экране добрых банкиров, благородных топ-менеджеров, гламурных журналистов и фотомоделей – словом, все приметы либеральной постсоветской России. Лучший образец был снят еще до того, как Россия стала буржуазной, – «Жестокий романс» Эльдара Рязанова, с его восторгом перед «мощью русского купечества». В современной же России, начиная с «Ночного дозора», новорусский, глянцево-олигархический мир стал ассоциироваться с чем-то темным и нравственно подозрительным. В Голливуде добрый предприниматель – чаще всего персонаж комический, заслуживающий сочувствия, только если он совершает поступок, немыслимый для его круга: бросает дела и едет с возлюбленной в Париж или женится на проститутке.
* * *
Внимание к патриотизму – свидетельство мировоззренческих проблем, накопленных за двадцать лет в нашей стране. Кому-то показалось, что в этой сфере будет легко восполнить все недостатки мировоззренческого проектирования. Отсутствует ориентация в вопросах, что происходит с Россией, куда она движется, что это за страна, каково ее место в международном разделении труда, каковы ее образы, модели развития, что представляет собой российская система, чем она отличается от западных и восточных, что является традиционным, консервативным, а что модернистским. И т.д. Все это непонятно, не разработано, неизвестно.
В условиях такого тотального дефицита идея патриотизма стала палочкой-выручалочкой. Посредством его одни тащат нацию назад, в непонятное евразийское состояние, другие же говорят об особом типе суверенности России. Считается, что если мы будем вбивать концепт патриотизма в телевизор, радио, искусство, школы, в общественную жизнь, в пафосную демагогию политиков, то все мировоззренческие проблемы будут блестяще решены. Это колоссальное заблуждение, в результате которого патриотизм понимается в России предельно ограниченно: как победа в войнах, противостояние врагам, охрана территории, защита от шпионов. Все герои – военные, пожертвовавшие жизнью в борьбе сначала с немцами, потом с грузинами и вечно – с американцами. Что это, откуда это, с чего это?
Современный патриотизм – это не территория и не кровь, а язык, экономическое развитие, культура, обычаи, мораль. Патриотизм сегодня – это создание условий для развития, это вылечивание от тупиков терпимости к насилию, колоссальному аморализму, отсутствию гуманитарных технологий развития. Стыдно, что в последней антикризисной программе правительства нет слов «культура», «мораль», «средства массовой информации», «будущее», а человек воспринимается как объект социального обеспечения, но не как живой.
Для меня образцы патриотизма – это американские фильмы «Столкновение» и «Спокойной ночи и удачи». Российский же кинематограф не демонстрирует настоящей свободы. Скажем, героизм журналиста, который, несмотря на предложение главного редактора написать проплаченную фальшивку, рискуя собой и жизнью, пишет серию репортажей о том, как было на самом деле. Или судья в тотальной системе российского телефонного права показывает, что он работает не в «басманном» правосудии. Или молодой предприниматель, у которого отнимают бизнес через государственные налоговые службы, находит силы, партнеров, людей, чтобы выжить в условиях российского криминального беспредела.
Если бы у нас существовала консолидированная общественная жизнь и институции для ее проектирования, сложилась система надзора за телевидением, отсутствовала тотальная криминализация общества, тогда государство могло бы не присутствовать в этой сфере. Но пока единственным ответственным за все виды политик, в том числе мировоззренческую, остается государство, которое, однако, к такой роли совсем не готово. Единственное, на что способно государство, это создавать шоры для общественной жизни, которая продолжает ходить по кругу 1930-х, 1950-х, 1990-х годов вместо того, чтобы выйти на перспективные дороги.
Даниил Дондурей
RussianJournal