Праздник настоящих мужчин: 22 марта — память 40 Севастийских мучеников

Сегодня далеко не все знают, что в дореволюционной России тоже существовал традиционный женский день, и отмечался он не 8 марта.

Был и мужской — разумеется, не 23 февраля. Праздником в честь прекрасной половины человечества считалось второе после Пасхи воскресенье — Неделя жен-мироносиц. 


Мужчинам посвящалось чествование памяти Сорока мучеников Севастийских, отмечаемое 9 (22) марта. Почему именно это христианское торжество получило подобный статус?

Подвиг Сорока мучеников относится к IV веку, когда гражданские войны в Римской империи приобрели еще и религиозный характер. Борьба за власть усугубилась духовным противостоянием, спором о том, какая вера одержит верх, станет господствующей. В западных провинциях соперничали Константин и жестокий, развратный тиран Максенций. Лициний на востоке сражался не только с одним из наиболее свирепых гонителей христиан Максимином, но и с тем же Максенцием, установив таким образом естественные союзнические отношения с Константином.

Последнему перед решающей битвой у Мульвийского моста было видение креста, изображение которого полководец приказал поместить на знамена, а затем с Божией помощью обратил противника в бегство. После той победы, в 313 году, союзники встретились в Милане. Разделив сферы влияния, приняли эдикт о веротерпимости, и христианство стало в империи официальной религией. Евсевий Кесарийский по этому поводу писал: «Константин и с ним Лициний, еще не впавший в безумие, впоследствии им овладевшее, почитая Бога дарователем всех ниспосланных им благ, единодушно издали закон, для христиан совершенно превосходный».

Второй из этого дуумвирата был вознагражден практически сразу же. Пользуясь его отлучкой в Италию, Максимин вторгся с огромными полчищами во владения Лициния. Тот, едва успев собрать небольшие отряды, помчался навстречу и, несмотря на подавляющие численное превосходство неприятеля, вдребезги разбил его у Дарданелл. Удиравший без оглядки Максимин умер в горах.

Однако у тех, кто подписал Миланский эдикт, мотивы были совершенно разные. Константин уверовал в Истинного Бога, начал опираться на христиан, перестраивал свою часть державы на новой духовной основе. Потому-то и стал впоследствии Великим. Лициний же являлся типичным представителем «старого» Рима, беспринципным, циничным. Уступка христианам для него была всего лишь тактическим ходом, выгодным до тех пор, пока он боролся с их гонителем. Теперь, после гибели Максимина, Константин превратился в соперника, и уже в 314 году между ними вспыхнула война за единоличную власть. Лициний был в итоге разбит и молил о мире, потеряв владения на Балканах, но жаждал отомстить, готовился к новому противостоянию. Более того — задумал придать своей борьбе «идейную» основу и в противовес Константину сделал ставку на «древние традиции», то бишь на язычество. При этом сильно боялся измен, помня, как перебегали к нему, соавтору Миланского эдикта, тайные христиане из войск Максимина. Перед схваткой Лициний решил провести «зачистку» собственной армии.

В 320 году он издал указ о том, чтобы все воины совершили языческое жертвоприношение. В Римской империи это был давний, испытанный способ проверки на лояльность: если, будучи христианином, выполнил, то считай, что отрекся от веры, упираешься — сам себе подписываешь смертный приговор. В армянской Севастии (сейчас — турецкий Сивас) стоял XII Молниеносный легион — в составе гарнизона, которым командовал ярый язычник Агриколай. Он-то и огласил императорское распоряжение. Но одно из подразделений выполнить его отказалось, 40 воинов, причем лучших, проявивших себя в боях несомненными героями, открыто объявили себя христианами и заявили, что идолам поклоняться не станут. Неповиновение было налицо, Агриколай арестовал всех (очевидно, сразу же перед строем). Легионеры знали, на что идут. В тюрьме их, молившихся совместно, ночью ободрил голос: «Претерпевший до конца, тот спасен будет». Начальник гарнизона был старым воякой, знал цену этим бойцам. На следующий день он пытался уговорить строптивцев по-хорошему, льстил, расхваливал их прошлые подвиги, напоминал о силе и молодости (дескать, у них вся жизнь впереди), сулил деньги, повышения по службе, увещевал: мол, ну что вам стоит выполнить приказ сугубо формально. Но христиане подтвердили свой отказ от участия в языческих ритуалах.

Для расследования и суда в Севастию через неделю прибыл важный вельможа Лисий, который тоже манил всяческими поблажками, угрожал. Ответ легионеров на его допросах был един: пускай лишат воинского звания, даже жизни, но от Спасителя никто не отступится. В назидание другим Лисий приговорил отказников к побиению камнями (позорнейшая казнь, при которой палачам даже «руки марать» недостойно), однако и тут у организаторов и исполнителей расправы ничего не вышло. Все камни летели мимо целей. Бросил было и сам Лисий, но попал в лицо... Агриколаю. Пришлось увести приговоренных в темницу, где Господь их вновь укрепил, во время ночной молитвы они услышали: «Верующий в Меня если и умрет, оживет. Дерзайте и не страшитесь, ибо восприимете венцы нетленные».

Палачи увидели, что обреченных на гибель ограждает от нее какая-то неведомая сила (путали ее с магическими чарами). Не могли не заметить и то, какое впечатление произвела на солдат неудачная казнь. Что ж, тем важнее было сломить дух жертв, заставить их отречься. Им придумали особенную муку. Воинов раздели (страшное событие происходило в марте, холодном для горной Севастии месяце) и выгнали на лед озера, а на берегу, на виду у всех, растопили баню: мол, отречешься — милости просим. С гор дул холодный ветер, ночью мороз усилился. Сорок человек неимоверно страдали, поддерживая себя лишь общей молитвой. Не вынес мучений только один из них: после полуночи помчался к бане, но, едва переступив ее порог, упал замертво.

Уже и стража едва-едва переносила лютую стужу, потеплее закутавшись, дремала у костров. Охранник по имени Аглаий не спал. Он-то и стал свидетелем того, как в третьем часу ночи мучения воинов облегчил Сам Господь: вдруг разлилось повсюду яркое сияние, лед растаял, вода потеплела, и над головами подвижников появились светящиеся венцы. Чудо настолько вдохновило солдата, что он разбудил товарищей, сбросил одежду и торжественно объявил: «И я — христианин!» — пошел в озеро, обращаясь к Богу со словами о том, что он тоже хочет пострадать за Него, просил объединить его с тридцатью девятью праведниками.

Приехавшее утром начальство буквально ошалело. Из приговоренных мертвым оказался лишь один, сломленный. Озеро растаяло, и в нем по-прежнему стояли 40 человек (к жертвам добавился возносивший молитвы ко Христу охранник). Немедленно был отдан приказ вывести всех из воды и перебить им голени молотом: так в то время добивали выживших при распятии — смерть наступает от страшного болевого шока. При этом истязании присутствовала мать Мелитона, самого молодого из мучеников (возможно, и ночью была на берегу), она ободряла сына, убеждала не страшиться, терпеть до конца.

Лисий и Агриколай, вероятно, знали, как христиане почитают святые мощи, поэтому тела убиенных велели сжечь, а что останется — бросить в воду в потаенном месте.

Сорок казненных легионеров явились во сне севастийскому епископу Петру, который ночью с помощниками нашел и собрал светившиеся в темноте, словно звезды, останки.

Благодаря этой истории становится понятно, почему в России мужским днем считался праздник Сорока мучеников. Их образ — идеал настоящих мужчин, сильных, выносливых, умелых, спаянных товариществом, готовых к самопожертвованию воинов. Такие свойства ценились и у язычников, но вера во Христа, сплавившая лучшие мужские качества, подняла их на неизмеримо более высокий уровень. На Руси она, эта вера, была основой всего — Отечества, семьи, отношений между людьми, потому-то праздник до революций 1917 года имел у нас совершенно особый смысл.

22 марта — день весеннего равноденствия, когда, по древним представлениям, силы света и тепла начинают одолевать тьму и гиблую стужу; лед тает, ночная тьма озаряется светом, вера берет верх над неверием, а над смертью торжествует вечная жизнь.

Когда-то бытовавшие у нас дохристианские обряды приобрели новое содержание. В эту пору парни гуляли всю ночь с песнями, что символизировало ночное стояние мучеников с пением молитв. В каждом доме пекли, закликая весну, «жаворонков», которых соотносили с человеческими душами, стремящимися ввысь, к Богу. Желавшие выйти замуж девушки варили по сорок вареников и раздавали их представителям сильного пола (сочетаться браком с настоящим мужчиной, таким, как один из Сорока, — это ли не девичье счастье?). Праздник у русских людей весьма почитался, однако приходился (и поныне приходится) на Великий Пост, поэтому отмечали его скромно. Обязательно шли в храмы, где в этот день служится Литургия Преждеосвященных Даров.

Постные ограничения при этом немного смягчаются: разрешены постное масло и вино в умеренном количестве. До 1917-го устраивались по случаю торжества скромные, без каких бы то ни было излишеств, застолья, когда мужчинам предоставлялась дополнительная возможность вместе посидеть, пообщаться, обговорить дела...

В XX веке многое изменилось. Советская власть вводила новые праздники — обязательные, шумные, гремящие бравурной музыкой демонстраций, взвинчивающие искусственную радость водкой. А на христианство опять обрушились гонения, причем куда более массовые и последовательные, чем в языческом Риме. Теперь уже Третий Рим стремились порушить, переделать в «рай земной» по проектам воинствующих богоборцев. В первой антицерковной кампании 1922–1923 годов громили и грабили храмы. Во второй — в 1927-м — начале 1930-х — православие стремились добить окончательно. Закрывали, рушили, взрывали соборы и монастыри, народ отвращали от Господа соблазнами, страхом, полувоенной дисциплиной. Для упорствовавших предоставлялся тот же выбор: отрекись или...

Многие из гонителей, когда-то обучавшиеся в приходских школах, гимназиях, а кто-то и в семинариях, конечно же, знали историю Сорока мучеников, хотя относились к таким «преданьям старины глубокой» уже сугубо скептически. Нашлись и те, кому палаческий, придуманный Лисием и Агриколаем метод показался в практическом плане ценным: а ведь и впрямь, попробуй-ка выдержи истязание смертельной стужей! В некоторых тюрьмах и лагерях начальники пытались повторить примерно то же самое. Вот как происходило это, например, в случае, который описал почитаемый в России старец Николай Гурьянов (расправу устроили не весной, а поздней осенью, когда сильно похолодало, но реки еще не покрылись льдом):

«Загнали всех верующих — и батюшек, и епископов, и мирских в холодную студеную воду... На Севере это было. Раздетые все... И так оставили на трескучем морозе, и стражу приставили с собаками. Стража менялась, а мы стояли и тихо молились. Господь помогал, я умственно совершал Иисусову молитву. Только ее и Обрадование Богородице держал непрестанно, и мне внезапно стало даже огненно горячо. Все старались поближе держаться друг к другу, но где там!.. Понимали, знали, что скоро отойдем ко Господу... Со временем стали коченеть и тонуть в ледяной воде. Головки, как цветочки, от мороза никнут, никнут... Потом всхлипнут только, последние судороги пробегут по всему телу — и души отлетали прямо ко Престолу Божию — мученики все... Никто от Господа не отрекся!.. А мне Царица Небесная показалась и сказала: «Не оставляй молитву, она тебя сохранит и исцелит. Я просила Господа задержать тебя на земле, это нужно для крепости Божией Церкви. Благодать Моя и Сына Моего пребудет с тобой вовеки», — Матерь Божия окутала меня таким Светом и огненным теплом, что я стоял под Ее Покровом невредимый и остался в живых... Когда меня вытащили, привели к начальству в барак, тот уже не смеется: «Ну что, помог тебе твой Бог?» — Я едва произнес: «Верую и исповедую Пресвятую Троицу и Матерь Бога моего!» — «Помолись там за мою дочь, тяжело болеет она», — испуганно попросил человек, думавший раньше, что он может жить без Бога».

В последние десятилетия, когда над нами перестал довлеть «научный» атеизм, в российском обществе время от времени возникают принципиальные споры о том, можно ли уподоблять пострадавшим за веру во Христа мученикам тех героев, которые отдали свои жизни за Родину в советский период.

Ответ на этот очень непростой для верующих вопрос может дать только Церковь, хотя, с точки зрения обыкновенного русского человека, подвиг Дмитрия Карбышева в германском плену едва ли достоин почитания меньшего, нежели акты самопожертвования христианских праведников. И когда идет речь о Сорока Севастийских мучениках, всплывает в памяти образ бесстрашного, стойкого, принявшего смерть от рук неоязычников советского генерала. Ведь он погиб за Россию, которая есть Третий Рим. А четвертому, как всем известно, не бывать.

Автор
Валерий ШАМБАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе