Судьба человека и Сашка

В сентябре – декабре 2014 года я в двух одиннадцатых классах вёл еженедельный (по два урока) семинар по литературе Великой Отечественной войны.
Вёл на основе советской литературы: трезво относясь к нашему советскому прошлому, я не принадлежу к тем, кто считает, что в той жизни не было подлинных ценностей.
Айзерман Лев

В 2015 году мы отмечаем семидесятилетие Победы. И в этом же году мои ученики окончат школу. Я окончил школу в 1948 году. Отнимая 70 лет, получаю год 1878-й. Народовольцы ещё не убили царя Александра II. Ещё не написаны «Воскресение» и «Братья Карамазовы». Это что-то очень далёкое. И я не мог не думать о том, что такое семьдесят лет назад для моих учеников.

Кадры из фильмов «Иваново детство», «Летят журавли», «Баллада о солдате»

Что для меня самого военные воспоминания? Это не знания, а чувства и переживания прежде всего. Ночь на пароходе, который вёз нас, детей без родителей, в эвакуацию по Волге, когда я проснулся от страшного крика и вышел на палубу: на пароход сажали призванных по мобилизации, и родные провожали ещё живых, как провожают мёртвых. Это детский дом в Вольске, наши старшеклассники, которые тоже уходили на войну. Это был 1941 год. Им было восемнадцать, 1923 года рождения. Из всех, кто был на фронте 1923 года рождения, уцелело 3%.

Но и после войны я жил, работал среди тех, кто прошёл войну. Однажды мы шли на байдарках по Угре. Остановились у высокого песчаного берега реки. Я взобрался наверх, посмотреть, есть ли место для палаток. Взобрался и оцепенел: ни одного живого клочка леса – только окопы, ходы, всё перерытая земля. Потом увижу эти места под Юхновым в романе Константина Симонова «Живые и мёртвые»…

Я буду приводить много цитат из написанного литературоведами, писателями. И потому, что у современного учителя – а я не могу не думать о нём – нет тех книг, которые есть у меня. Но прежде всего я читаю, а многое и диктую в тетради не для заучивания учебного материала, а чтобы показать глубину мысли, тонкость в передаче переживания, выразительность русского слова. Для меня очень важно и то, что сказано, но особенно – как это сделано.

Понять смысл и значение рассказа Михаила Шолохова «Судьба человека», не зная о трагической судьбе советских военнопленных, невозможно. С этой исторической темы и начинаю. По данным Министерства обороны, 5 734 528 красноармейцев и командиров, включая и генералов, попали в плен. Особенно много их было в первый год войны.

Вот передо мной таблица «Смертность в гитлеровском плену военнопленных разных стран». Американские военнопленные – 2% от числа находившихся в плену. Польские – 4%. Более сорока лет назад приехал в Москву варшавский профессор пан Ляуш. Он занимался методикой преподавания литературы, читал и мои работы и, позвонив мне, попросил о встрече. Я пригласил его к себе домой. Рассказывая о себе, он начал говорить о том, как после поражения польской армии в 1939 году он, офицер этой армии, попал в немецкий плен. Увидев, как я болезненно отреагировал на слово «плен», он сказал: «Что вы, наш плен ничего общего не имел с тем, через который прошли ваши солдаты и офицеры. Нас мучило только одно: полное безделье. Нам не разрешали даже чистить картошку – это делали солдаты». А теперь о смертности советских пленных. У меня две цифры из разных источников: 57% от числа находившихся в плену и 63,5%.

Те из освобождённых из плена, кто ещё мог воевать, как Андрей Соколов, вновь были призваны в армию. Тот, кто уже не был способен, был отпущен домой. А вот 293 с лишним тысячи были осуждены «за сотрудничество с противником». Об этой трагедии сказал Твардовский:

И до конца в живых изведав
Тот крестный путь, полуживым –
Из плена в плен – под гром победы
С клеймом проследовать двойным.

Рассказ Шолохова был одним из первых реабилитировавших советского военнопленного. Тут надо учитывать, что он был напечатан в номере газеты «Правда» от 31 декабря 1956 года и в номере от 1 января за 1957 год. А «Правда» была главной официальной газетой Советского Союза. Не знаю, каков был тираж газеты с рассказом Шолохова, но в 1975 году он был более 10 миллионов экземпляров. Рассказ прочла вся страна. Шолохов получил огромное количество писем.

В те же годы вышли книги Сергея Смирнова «Крепость на границе», «Брестская крепость», «В поисках героев Брестской крепости». Им предшествовали многие выступления писателя по радио и телевидению. Смирнов рассказывал о защитниках Брестской крепости и судьбе тех из них, кто оказался в плену. Рассказ Шолохова, книги и выступления Смирнова были больше чем литературой, – они были событиями гражданской жизни нашего общества.

Рассказ «Судьба человека» входит в школьную программу, и о нашем занятии я подробно говорить не буду: здесь всё опиралось на знакомое. А затем мы с ребятами обратились к повести Вячеслава Кондратьева «Сашка».

Первая повесть Вячеслава Кондратьева «Сашка» была опубликована в 1979 году в журнале «Дружба народов». Автору было тогда 59 лет. Я в истории русской литературы не знаю другого такого позднего писательского дебюта. А в 1942 году Кондратьев воевал подо Ржевом. Ему, как и его ровеснику, герою повести, было 22 года.

Что же происходило подо Ржевом? 14 октября 1941 года его захватили немцы. 19 декабря Гитлер объявил себя главнокомандующим сухопутными войсками. А 3 января он отдал приказ, в котором потребовал от своих отступающих армий: «Цепляться за каждый населённый пункт, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты. Каждый населённый пункт должен быть превращён в опорный пункт. Сдачу его не допускать ни при каких обстоятельствах, даже если он обойдён противником».

Ржев был обойдён нашими войсками и с севера, и даже с запада, но бои за него длились 14 месяцев. Вадим Кожинов пишет, что подо Ржевом погибло 350 000 наших. Ржевские краеведы издали русский перевод книги генерала Гроссмана, который воевал в Ржеве. В предисловии к этой книге они пишут, что в трёх стратегических операциях подо Ржевом советские войска потеряли 1 109 149 солдат и офицеров. Почему наша армия вела эти кровавые бои? Борис Соколов писал: «Советские войска сковывали основные силы группы армий «Центр» и не позволили немцам перебросить дополнительные силы на Кавказ и под Сталинград, где решалась судьба кампании».

Уже упомянутый немецкий генерал Гроссман говорит в своих мемуарах, что подо Ржевом находилась примерно шестая часть всех дивизий Восточного фронта. Зная это, я лучше понимаю слова Константина Симонова, сказавшего, что «Сашка» – это повесть о человеке, который оказался «в самое трудное время и на самой трудной должности – солдатской».

Два имени собственных: Андрей Соколов и Сашка. В чём различие между ними? Одиннадцатиклассники говорят о стилистическом различии этих слов. Сашка – это как-то по-свойски, по-панибратски – и вместе с тем это сказано с симпатией. Андрей Соколов – это строго. Ну, и возраст у них разный. Андрей Соколов – ровесник века, в первое послевоенное лето ему 46 лет. У него семья, дети, большой жизненный опыт за плечами. Сашке 23 года. Он только входит в жизнь, и мы видим, как он формируется как солдат и как человек.

А теперь вопрос потруднее. Чем отличается повесть «Сашка» от рассказа «Судьба человека» по интонации, стилю, манере изображения жизни? Будем размышлять вместе. Вот финальный аккорд «Судьбы человека»: «И хотелось бы думать, что этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет всё вытерпеть на своём пути, если к этому позовёт его родина». И этот финал, и весь рассказ отличает высокая нота – это близко к тому, что в музыке называют «форте»: сильно, громко, в полную силу звука.

А вот эпизод из повести «Сашка». Сашка ползёт к убитому немцу, чтобы снять с него валенки для своего ротного. «До взгорка добрался он быстро, не очень таясь, и до берёзы, а вот тут незадача… Расстояние в два пальца на местности в тридцать метров обернулось, и ни кустика, ни ямки какой – чистое поле. Как бы немец не засёк! Здесь уж на пузе придётся ползком…» Очень хорошо про это сказал Александр Коган, критик, литературовед, фронтовик: о поступке Сашки «рассказано сдержанно, прозаично, «по-домашнему». И тонкий критик Игорь Дедков написал, что в «Сашке» показан «трагический прозаизм войны».

Мы подошли к трудному вопросу. Кондратьева сперва не печатали: говорили, что всё это дегероизация. И я, когда прочёл его повесть, отдал журнал с ней нашему военруку, прошедшему всю вой­ну. Через некоторое время он мне вернул журнал, сказав неодобрительно: «Дегероизация». Что же означает это слово с латинской приставкой? Дегероизация – изображение войны в негероическом виде и, по существу, отрицание героизма.

Уже в 90-е годы, обратившись на уроках в десятых классах к повести «Сашка», я попросил ребят за десять минут написать, что бы они ответили на такое обвинение. Всё сказанное ими можно объединить в три группы ответов. Первая: «Нельзя писать только о подвигах, нужно и о военном быте»; «Пусть в повести нет героизма, но зато в ней показано, как всё было на самом деле». То есть десятиклассники защищают повесть Кондратьева, но исходят из того, что темы подвига и героизма в ней всё-таки нет. Другие были убеждены в том, что Сашка действительно совершил подвиг – но «маленький». И лишь немногие приближались к пониманию, что в повести Кондратьева просто иная поэтика изображения героического.

И вот в конце октября 2014 года я спрашиваю учеников своих двух одиннадцатых классов, как бы они ответили на обвинение Кондратьева в дегероизации изображения войны. И все говорили одно: конечно, это повесть о подвиге, просто он изображён по-другому. Тут мы переходим к довольно простому домашнему заданию: я попросил каждого выбрать какой-нибудь эпизод из повести, который им почему-то оказался ближе, и кратко пересказать его. Естественно, вспомнили (об этом шла речь на уроке) тот эпизод, где Сашка полз, чтобы снять с убитого немца валенки для своего ротного. И про то, как Сашка взял на себя вину лейтенанта Володьки, швырнувшего тарелкой в майора, который в госпитале непотребно отчитывал их: с него, солдата, что взять – а лейтенанта особист прижал бы сразу.

Вспомнили и про главный эпизод повести – историю с пленным немцем, которого не может Сашка, выполняя приказ, пустить в расход. Ведь написано было в листовке: «обеспечена жизнь и возвращение на родину после войны». И он, Сашка, ведь обещал немцу жизнь. Для тех, кто спалил деревню, – «вот поджигателей этих стрелял бы Сашка безжалостно, коли бы попались, а как в безоружного? Как?»

Обратили внимание и на то, как, услышав в лесу стоны тяжело раненного, Сашка обещал ему прислать из санвзвода санитаров и даже начертил штыком глубокую стрелку и написал «раненый», а потом, когда добрался, сам раненый, до санвзвода и растолковал санитарам, где найти раненого, хотел было уходить – но сам пошёл провожать их: «знает он этих санвзводовских, на передок арканом не затащишь. Вернутся и скажут – не нашли, дескать, или что помер уже раненый. Кто их проверять будет?.. А ведь он слово дал. Умирающему – слово!»

Игорь Дедков подводит итог: «Повесть о Сашке становится повестью о жизни, мучимой войной, но сохраняющей – порой героическим усилием – своё живое разнообразие, достоинство и человеческое лицо». Но ведь об этом же и рассказ Шолохова «Судьба человека», хотя произведения эти написаны по-разному.

В этой связи я напоминаю старшеклассникам о том, что переживает князь Андрей Болконский перед Аустерлицким сражением; показываю репродукцию с картины Антуана Гро «Наполеон Бонапарт на Аркольском мосту»: красивый, молодой, со знаменем в руках… И тут же – капитан Тушин, маленький, грязный, худой, да к тому же без сапог. В избе, где расположился Багратион, Тушин «не рассмотрел древка знамени и споткнулся на него». Я на уроке в этом месте читаю два из последних трёх предложений, заканчивающих эпизод: «Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошёл от него. Князю Андрею было грустно и тяжело». Почему же князю Андрею было грустно и тяжело? Ведь он встретил прекрасного человека, стал свидетелем его подвига, определившего успех дня. Выслушав ответы десятиклассников, которые за все годы моей работы в школе ни разу не сказали того, что написано у Толстого, читаю последнюю фразу: «Всё это было так странно, так непохоже на то, на что он надеялся».

Идеальную формулу своих занятий, как я её представлял, я нашёл в интервью кинорежиссёра Владимира Меньшова. Он сказал, что, работая во ВГИКе со студентами, прежде всего думал о том, чтобы напитать их душу. Я шёл по этому курсу. У меня было три месяца до сочинения – но я не готовил к сочинению. Я вёл к размышлению и сопереживанию. А сочинение – производное. Ученики в сочинении должны выражать свои мысли. Но выражать можно только то, что у тебя есть. Мысли можно прочитать в книгах, услышать на школьных уроках. Но важно, чтобы эти вроде бы чужие мысли стали их собственными, а не заученными по шпаргалкам.
Автор
Айзерман Лев
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе