«У нас пытаются взрастить легко управляемое поколение»

Преподаватели филологического факультета МГУ рассказали, что имели в виду, критикуя реформу образования.

Преподаватели филологического факультета возмущены качеством образования школьников, зарплатами преподавателей и отношением к гуманитарным специальностям.

© РИА Новости. Владимир Федоренко

Несколько дней назад на официальном сайте филологического факультета МГУ им. Ломоносова появилось открытое коллективное письмо преподавателей университета, в котором они резко критикуют реформу образования. «Московские новости» встретились с подписавшими документ филологами и задали уточняющие вопросы.

Контекст

Министр против менеджеров

Творчество признали неэффективным

Из проекта закона «Об образовании» хотят «изъять» церковь

Участники

Дмитрий Ивинский, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы

Алексей Солопов, доктор филологических наук, заведующий кафедрой классической филологии

Владимир Катаев, доктор филологических наук, заведующий кафедрой истории русской литературы

Галина Кедрова, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, замдекана по работе с иностранными учащимися

Марина Сидорова, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка

Анна Архангельская, кандидат филологических наук, заведующая учебной частью

«МН»: Что подтолкнуло вас к написанию коллективного открытого письма?

Дмитрий Ивинский: Есть вещи, на которые мы не можем закрывать глаза. В первую очередь, это ситуация, сложившаяся вокруг школ, ведь мы получаем студентов именно оттуда. Часть решений наших действующих властей, таких, как введение ЕГЭ, например, оказались не просто пагубными, а, я бы сказал, катастрофическими для школьного образования. Мы получили учителей, которые механически натаскивают детей на заполнение тестов. Прошло время, около 2-3 лет, и мы столкнулись с результатами этого процесса. Часть студентов, как и прежде, — умные здравомыслящие люди. Но много среди них и тех, кто сталкиваются с проблемами в самых простых вещах: не могут написать связный текст, сделать логичный пересказ.

Последней каплей для меня стали слова нашего министра образования Дмитрия Ливанова. По его мнению, 20–30 тысяч зарабатывают «педагоги невысокого уровня» или почасовики, преподающие в различных вузах. А у «специалистов» якобы уже сейчас есть возможность получать вдвое больше. Я работаю в МГУ 25 лет и могу сказать, что 20-30 тысяч — это зарплата высококвалифицированных преподавателей многих ведущих вузов столицы. И даже во времена полного безденежья 90-х власть не позволяла себе так открыто плевать преподавателям в лицо, оскорблять их не только зарплатами, но и своим откровенным пренебрежением. Сегодня я изо дня в день словно слышу от сильных мира сего: «Ну, вот сидишь ты, получаешь свои копейки. Почему ты до сих пор не исчез и не помер с голоду? Ведь давно же можно было понять, что ты никому не нужен, и убраться».

«Люди, стоящие за всеми этими реформами, действуют явно не в интересах учителей и детей»

«МН»: А рейтинг неэффективности вузов, в который попали многие уважаемые университеты, как-то повлиял? Что вы о нем думаете?

Дмитрий Ивинский: повлиял в том числе. Этот рейтинг, как и ЕГЭ, очередной инструмент непонятной оценки. Эффективность, она по отношению к чему определяется? К какой картине мира? Никакой четкой картины мира и системы ценностей сейчас нет, как и нет никакой внятной программы развития образования. Нам объясняют, что эффективны те вузы, в которых много студентов на какое-то количество квадратных метров, в которых большое количество людей из других государств. Откуда эти критерии взялись, кто их придумал?

«МН»: Чего вы хотите добиться этим письмом? Какова была цель его написания?

Дмитрий Ивинский: С помощью письма мы заявили реформаторам о том, что всю эту систему не поддерживаем и хотим получить ответы на свои вопросы. Хотим понять, кто и зачем принимает решения, которые систематически убивают наше образование, хотим знать, каковы последствия массового закрытия сельских школ и сокращения провинциальных университетов. Хотим услышать, на какую систему ценностей нам теперь ориентироваться. Этим летом у нас был съезд учителей русского языка и литературы.

Большая часть школьных преподавателей были в недоумении от того, что два разных предмета «русский язык» и «литература» были объединены в один. Это те люди, которые работают с нашими детьми. Они лучше других понимают последствия этих нововведений. Все их жалобы не были восприняты всерьез, хотя министр присутствовал на съезде. Это говорит о том, что люди, стоящие за всеми этими реформами, действуют явно не в интересах учителей и детей. Мнение специалистов сейчас никого в министерстве образования не интересует.

Алексей Солопов: Вот именно. Мы хотим, чтобы с нашим мнением считались. Реформаторы почему-то искренне полагают, что знают, как сделать лучше. Они пытаются выработать подход к гуманитарным наукам, как к чему-то единому, что можно изучать в рамках одного предмета постольку-поскольку. А это совершенно неправильно. Кроме того, нам навязывается преподавание ряда дисциплин, которые я бы из учебного плана вовсе убрал. Помню, в начале 90-х нас душили всякого рода идеологическими предметами. Сейчас мы имеем в сущности все то же самое, только с новыми именами. Материализм, к примеру, называется философским учением 20 века, научный атеизм заменен историей религий. Несколько лет назад даже была попытка навязать нам валеологию (общую теорию здоровья).

«МН»: Как вы думаете, чего авторы реформы образования пытаются добиться своими нововведениями? Видите ли вы в их действиях попытки минимизировать гуманитарное образование в стране?

Владимир Катаев: Для меня уже сейчас вырисовывается идеология, в которой наши власти намеренно противопоставляют гуманитарное образование техническому. Новый министр возглавлял технический вуз и выступает сейчас как успешный менеджер по подготовке именно технических кадров. Гуманитарное образование переходит в разряд периферийных и ненужных явлений. Возможно, наше министерство образования рассчитывает с помощью инженеров и такого рода специалистов двинуть страну вперед. Но без культурного развития, которое дают только гуманитарные факультеты, это будет невозможно. Есть ощущение, что у нас пытаются взрастить ведомое и легко управляемое поколение людей, которое будет исправно выполнять работу и не задавать лишних вопросов.

Галина Кедрова: Так и есть, наши органы власти нацелены на выращивание потребителя, и они этого даже не скрывают. Сам Фурсенко еще несколько лет назад посетовал на оставшуюся с советских времен систему образования в своем ведомстве, которое упорно пытается взрастить человека-творца, в то время как главное взрастить человека-потребителя, который сможет правильно использовать достижения и технологии, созданные другими.

«МН»: А не боитесь каких-то последствий открытого письма? Критики со стороны органов власти?

Галина Кедрова: Мы готовы принять на себя огонь, потому что ситуация перешла в ту стадию, когда молчать уже невозможно. Я отслеживаю реакцию на письмо в интернете. Многие благодарят за смелость и выказывают поддержку, некоторые студенты даже пишут письма благодарности. Мы рады такому отклику, это свидетельствует о том, что мы в своем мнении не одиноки.

Дмитрий Ивинский: Кто-то в интернете призвал запомнить наши имена, потому что больше их никто и никогда не услышит.

Марина Сидорова: Студенты химфака сказали, что мы молодцы и нам нечего терять, потому что у нас есть только ручки и бумага. Они тоже хотели бы выступить, но опасаются того, что им срежут финансирование на приборы.

«МН»: Кого на сегодняшний день выращивает филологический факультет? На какую работу может претендовать выпускник филфака?

Владимир Катаев: Нет такой специальности, на которой нельзя было бы найти филолога. Даже бывший министр обороны Сергей Иванов окончил филологический факультет Ленинградского государственного университета, а действующий глава Республики Адыгея Аслан Тхакушинов учился на филфаке Адыгейского государственного педагогического института. Ремесло филолога – работа с текстами любого толка. А потому везде, где нужно писать, говорить, переводить и анализировать, филолог будет к месту. Везде он будет работать по специальности.

«МН»: При всем при этом многие выпускники филологического факультета испытывают большие проблемы с трудоустройством. В чем причина? Вы пытаетесь как-то эту проблему решить?

Владимир Катаев: Проблема с трудоустройством и правда существует, но она есть не только у филологов. И каждая история зависит от конкретного человека, а не факультета или университета в целом. Раньше было официальное распределение, сейчас оно заменено возможностью выбора. Выпускник филологического факультета имеет множество вариантов работы, главное, чтобы было искреннее желание и стремление найти ее. Другой вопрос в том, готовы ли студенты работать за те деньги, которые предлагают работодатели.

Анна Архангельская: Мы стараемся помочь студентам с трудоустройством. Нам постоянно присылают просьбы порекомендовать ребят. И мы вывешиваем все возможные вакансии на сайте, они в открытом доступе.

«МН»: А вы ведете какую-то статистику трудоустройства ваших выпускников?

Анна Архангельская: Мы стараемся этим заниматься и вести некий учет, но пока что не очень выходит. Большая часть наших выпускников работает в образовательной и научной сферах, журналистике и пиаре.

«Крупные организации, информагентства и СМИ, включая Рамблер и Яндекс, нередко присылают нам просьбы порекомендовать хороших выпускников»

«МН»: Звучит это все хорошо, но на деле выходит, что у филолога нет конкретной специализации. Журналистике учат на факультете журналистики, PR изучается на экономфаке. Зачем тогда филфак?

Анна Архангельская: Что значит нет конкретной специализации? У нас есть очень редкие и востребованные направления. К примеру, отделение лингвокриминалистики, которое выпускает высококвалифицированных специалистов для работы в экспертных центрах и фоноскопических лабораториях системы органов внутренних дел, суда и прокуратуры. Эти люди помогают раскрывать преступления. Многие считают, что филологи - ярые сторонники консерватизма, но это не так. Мы вводим новые отделения, специализации, магистерские программы, ориентированные практики, которые позволяют откликаться на запросы современного рынка труда, жаждущего узкопрофильных специалистов. Но при этом мы хотим сочетать его с классическим филологическим образованием, стараемся найти некий баланс и создать систему, при которой теория пересекается с практикой, фундаментальные знания с прикладными навыками, всестороннее культурное развитие с профессионализмом.

Галина Кедрова: Наткнулась недавно в интернете на жалобу людей, которые набирают кадры. По их словам, 70% молодых людей, которые приходят устраиваться на работу даже с дипломами хороших вузов, безграмотные. Я веду к тому, что многие специализированные факультеты уделяют много внимания основам самой науки, но закрывают глаза на преподавание фундаментальных предметов. Филолог – это журналист и корректор в одном лице, копирайтер и переводчик. Крупные организации, информагентства и СМИ, включая Рамблер и Яндекс, нередко присылают нам просьбы порекомендовать хороших выпускников. Это говорит о том, что филологи ценятся на рынке труда.

«Для многих гуманитарных наук ЕГЭ — это катастрофа»

«МН»: В своем письме вы упоминаете ГУ ВШЭ как один из вузов, который поддержал введение ЕГЭ. Как вы думаете, почему они выступили за эту инициативу?

Алексей Солопов: ГУ ВШЭ стал ведущим вузом в гуманитарных науках как-то даже незаметно для нас. Мы заслуги коллег вовсе не отрицаем, просто не разделяем их позицию по отношению к ЕГЭ. Возможно, они поддерживают инициативы министерства образования в связи с хорошим финансированием и высоким уровнем зарплат, но я не думаю, что причина только в этом.

Дмитрий Ивинский: ВШЭ свою позицию никогда не скрывал, мотивируя ее тем, что ЕГЭ позволяет ребятам из регионов поступать в столичную вузы. Кроме того, они приводят аргумент, что якобы благодаря ЕГЭ уменьшается коррупция в вузах. На самом деле она просто приобретает другие формы и переходит на новый уровень. А вообще вопрос «зачем» надо задавать непосредственно им.

Галина Кедрова: К вопросу о ЕГЭ: нельзя говорить о его полной или неполной эффективности. К примеру, технические факультеты выступают «за», потому что для них это удобная форма сдачи экзамена. А для многих гуманитарных наук это катастрофа.

«МН»: В открытом письме вы говорите о том, что власти пытаются уничтожить советскую систему образования. Вы считаете, она была лучше той, что сейчас?

Дмитрий Ивинский: Никто не говорит о том, что советская система образования лучше той, что есть сейчас, хотя отчасти так и есть. Дело в том, что не бывает ровной поступательной эволюции, во всяком случае, в России. Нельзя просто взять и все разрушить, а потом на пустом месте отстроить заново. Должен быть фундамент, должен учитываться опыт прошлого. Никто не говорит: «Ах как было прекрасно тогда!». И в то же время не имеет смысла говорить о чудовищности советского периода в контексте образования. Сейчас мы имеем удивительный факт: все большее количество людей отцифровывает советские учебники, не желая учиться по тем книгам, которые есть на прилавках магазинов. Судя по всему, люди настолько изверились в возможностях того, что им предлагают сейчас, что готовы обращаться к советскому забытому прошлому.

Владимир Катаев: Буквально сейчас слышал в лифте рассуждения двух студенток о том, какое качественное образование было во времена их родителей. И это мнение молодого поколения.

Алексей Солопов: Наиболее удачный вариант – это брать лучшее из разных периодов, учиться на их опыте, а не открещиваться от всего и сразу. А у нас сейчас, кажется, берут худшее, причем предпочитают заимствовать заграничный опыт, а не свой собственный.

«Московские новости» обратились в пресс-службу Министерства образования — там заявили, что не понимают, о каком письме идет речь.

Лидия Глазко

Московские новости

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе