Элитный патриотизм

Это – страх. Исключительно за свою жизнь. Появляются вопросы – «А что именно я здесь делаю? Почему я здесь?». Ты допускаешь присутствие в этой зоне поражения кого угодно, смерть кого угодно другого, но не себя – мягкого, теплого, важного. Это включается малодушие. В любой душе оно наступает в таких местах. Появляется желание повернуть назад, и уже нет дела до людей, которым везешь хлеб. Да, они страдают от голода, но ты, именно ты должен жить. Малодушие длится несколько секунд. Но ты находишь в себе какую-то педаль, жмешь на нее, и малодушие уходит, а машина продолжает движение по убитому городу. Эту педаль нащупать легче, когда ты знаешь, что максимум через час покинешь гиблое место, быстро раздав содержимое багажника. И за этот час педаль всегда будет под прессом твоего духа, твоей воли. И только оказавшись в безопасном месте, ты снимешь с нее этот груз.


Вышеизложенным текстом я хотела показать, как чувствуют себя наши солдаты, которые живут, воюют и вытягивают сейчас ставших живым щитом гражданских из под огня ВСУ в Мариуполе. Они там находятся уже несколько недель, и все это время под снайперскими пулями и обстрелами тяжелого калибра педаль в них вжата до предела. И они не отпустят ее до конца. А мы – Россия, Донбасс – следим за ними, ждем новостей, поддерживаем словом, когда они появляются в эфире. Цепенеем, когда, например, командир бригады «Восток» ДНР Александр Ходаковский показывает нам фотографию девятнадцатилетнего сироты Никиты, который только что отдал свою жизнь, спасая гражданских. И погиб этот Никита не по случайности, не по боевой неопытности своей в девятнадцать лет, а с пулеметом в руках.

Мы смотрим на его простое веснушчатое лицо, вспоминаем о том, что по какой-то причине для Никиты в детстве не нашлось мамы, и мы меняемся. Мы становимся другими. Но самое важное – мы становимся другими всей страной. Потому что где-то в глубинах неизъяснимого нашего человеческого подсознания мы таким образом хотим отдать дань жизни и смерти рядового сироты Никиты и других погибших наших солдат.

Но тут появляется пресс-секретарь нашего президента Дмитрий Песков и игриво сообщает белорусской журналистке о том, что телеведущий юмористического шоу на федеральном канале Иван Ургант – патриот. И не просто патриот, но большой патриот. И у него, по словам Пескова, может быть свое мнение. Но проблема в том, что и у нас может быть свое мнение. И в этом мнении практически вся страна совпадает. А самое главное – на этом мнении очень много чего держится. На нашем общем мнении в том числе держится дух нашей армии. И тот сирота Никита спасал гражданских в аду Мариуполя, воевал за нашу Родину потому, что знал – за его спиной стоим мы и наше мнение. Каждый российский и республиканский солдат на передовой знает, что устав морально и физически, он может прислониться на миг спиной к нашему мнению и набраться новых сил от нашего единого духа. Но не только.

Западный мир сказал нам, что быть русскими – стыдно. На нас наложили санкции, и нет в России ни одной семьи, которая бы от происходящего не пострадала. Но люди сжали зубы, вдавили свои педали и стали еще большими патриотами. И если что сейчас и может вытянуть нашу страну в светлый экономический расклад, то не высокие экономические умы, а наш общий дух, наша выносливость и продолжительность отрезка времени, которое мы сумеем протянуть на вдавленной педали.

Но тут, повторюсь, появляется пресс-секретарь президента и, игриво сообщает, что большой патриот – это бежавший из страны Иван Ургант. И не только бежавший, но и выложивший у себя в Telegram украинский клип, призывающий рвать рты русским солдатам и куда-то посылать русский корабль. Как раз в то самое место, куда нам всем очень хочется послать и самого Урганта, и беглую Ксению Собчак, которая выложила этот клип первой. Что творят такие слова с нами – российскими людьми? Они ставят нам подножку, они выбивают педали из-под ног.

Выслушав слова Пескова, очень хочется спросить – «А что будет, товарищ Песков, когда народ совсем отпустит педаль?». Мы полетим вниз все вместе или вы тоже успеете совершить патриотический акт – сбежать из страны? Я говорю «товарищ», а не «господин» потому что сейчас – в моменте нашей сплоченности, когда гибнут наши солдаты – у нас нет господ. И если русский человек стискивает зубы, то делает это еще и потому, что чувствует, как мы все становимся другими – лучшими, достойными других героев и других товарищей. Но когда кто-то из представителей официальной власти вдруг рассказывает нам о том, что наши большие патриоты – это бывшие телезвезды, которым стало страшно – вот тут русскому человеку в голову и начинает закрадываться мысль: мы, значит, станем другими, принесем свою жертву, а нам потом вернут все то, от чего мы уже давно в душе навсегда отказались? Вот этих дутых героев, которые в трудную минуту способны думать только о себе? Мы, значит, сейчас выльем свою кровь, а эти вернутся, и все будет по старому? А как оно будет по-старому, когда мы – новые? Последний вопрос – самый серьезный. За ответом на него может стоять судьба России. И это надо не только отчетливо понимать, с этим лучше вообще не играть – оно воспламенимо. Нужно четко отдавать себе отчет в том, что российский народ воспринимает всерьез те патриотические лозунги, которые сегодня громко звучат с экрана телевизора. Но когда он поймет, что он-то в них поверил, а те, кто их произносил – не верили никогда, может выйти несостыковка между простым человеком и «элитой», и трещина от нее под напором народного гнева способна пройтись по всей стране. Кто будет собирать обломки?

Сам Ургант, уехавший из страны двадцать четвертого февраля, оставил в своем Инстаграме запись «Страх и боль. Нет войне». Про страх ему могла бы рассказать я. Впрочем, я это уже сделала в начале этого текста. Про боль – мать не вернувшегося солдата. И даже коллективная мать сироты Никиты – Родина Наша – могла бы Урганту многое о боли рассказать. Вот у нее сейчас болит. И мы эту боль понимаем, мы ее слышим и чувствуем, ведь она и рождается в нас, становясь коллективной. Мне, пишущей эту колонку из Донецка в комнате, где дрожат от прилетов стены и окна, сложно понять, какой такой страх мог испытывать телеведущий Иван Ургант в Москве двадцать четвертого февраля. В мирной спокойной столице, где есть вода, работает Яндекс-такси, курьеры приносят еду и по небу не летают посторонние предметы. Но если при всех этих данных человек все-таки испытывает страх, то человек этот – трус. Факт его биографии. Если он выкладывает песни про порванные рту русских солдат, то он – предатель. А трусы и предатели – не наши герои. Иваны родства не помнящие – никогда не были и никогда не станут героями для нас. Наш герой – девятнадцатилетний сирота Никита.


Оперативную паузу на фронтах дипломаты обычно используют для переговоров, а военные — для перегруппировок. Дипломаты не обязательно склоняют к миру, а больше тестируют друг друга на готовность к уступкам и ищут признаки изменения политической повестки. Военные не столько фиксируют потери, сколько готовят войска к новым боям.

После официального объявления о завершении первой фазы специальной военной операции на Украине и переносе фокуса боевых действий на освобождение Донбасса возникшую паузу использовали и шокированные наблюдатели для первых выводов. Многие оценки сегодня подлежат пересмотру.



Военный ландшафт

Очевидно, спецоперация быстро не закончится и следует готовиться к длительному противостоянию вне контекста оперативных успехов и даже мирных договоров. Украинская армия отчаянно сопротивляется на всех участках фронта. Количество пленных невелико. Мариуполь приходится зачищать дом за домом, и пока загадка, что будут делать с зажатой группировкой на гигантской промзоне «Азовстали».

Разложения украинской обороны пока незаметно, несмотря на катастрофическую потерю вооружений, техники, ГСМ и военной инфраструктуры. Атаки по российской территории говорят о потенциале выхода конфликта из локального ТВД.

Само противостояние явно эскалирует и масштабируется. Истязания российских пленных — явление не единичного порядка, это массовая практика, что лишний раз подтверждает нежелание Киева идти на обмен. Впрочем, отдельные военизированные подразделения Украины центр уже просто не контролирует.

Ситуация на украинских территориях стремительно архаизируется и криминализируется. Нарастающий гуманитарный кризис, срыв посевной, дефицит продовольственных запасов, тотальный коллапс экономики страны, многомиллионная миграция — все это признаки скорого краха государства, предотвращать который у Киева нет никакого желания. Напротив, энергия распада перенаправляется на всеобщую милитаризацию.

Сегодня обе стороны стягивают все резервы в Донбасс и готовятся к новой фазе операции. У ВСУ здесь многоэшелонированная за восемь лет оборона и ряд хорошо укрепленных населенных пунктов. У России — господство в воздухе на открытой местности, работающие каналы обеспечения войск и технологическое преимущество. А также сильная, обкатанная в боях армия.

Предположительно, именно на этом фронте может решиться исход всей операции. После ликвидации основной ударной группировки ВСУ — и окончания зачистки Мариуполя, где сидела элитная ее часть из «Азова» — можно будет говорить о военном переломе. Возможно, этого ожидают и дипломаты.


ГАВРИИЛ ГРИГОРОВ/ТАСС 
Источник: ГАВРИИЛ ГРИГОРОВ/ТАСС


После ликвидации основной ударной группировки ВСУ — и окончания зачистки Мариуполя, где сидела элитная ее часть из «Азова», — можно будет говорить о военном переломе



Переговорный ландшафт

Но пока Россия и Украина далеки от компромиссов по мирному договору. Их начальная платформа для Москвы неизменна. Это переговоры с легитимно избранной властью и президентом Украины, которые и должны преобразовать страну в соответствии с нашим видением будущего. В Кремле неизменно повторяют, что не ставят задачу оккупации Украины и разрушения ее территориальной целостности с учетом признания российского статуса Крыма и независимости ЛДНР.

Продвижение по дорожной карте переговоров зафиксировано в части нейтрального безъядерного внеблокового статуса Украины. По этим пунктам Киев и раньше заявлял о готовности к компромиссам — иных вариантов Запад и не предлагает. Любые переговоры по статусу территорий президент Владимир Зеленский отвергает. И вообще, позиция украинской стороны пока непримиримая: разговаривать готовы, но все договоренности только после вывода российских войск и личной встречи двух национальных лидеров. Эти условия для Москвы неприемлемы.

В то же время информационная безалаберность российских переговорщиков 29 марта и реакция на нее должны навести руководство страны на серьезные размышления. После встречи с украинскими делегатами под чутким руководством турецкого президента Реджепа Эрдогана и российского бизнесмена Романа Абрамовича глава российской группы Владимир Мединский зачитал требования украинской стороны и обозначил итоги разговора как очень удачные. Добавил жару представитель Минобороны, заявив о кардинальном сокращении военной активности на киевском и черниговском направлениях в качестве первых уступок по деэскалации.

Владимир Мединский имел в виду, что украинская сторона наконец изложила свои требования на бумаге, то есть переговорный процесс наконец стартовал формально, и это прогресс. А в Минобороны просто решили приукрасить тактическую перегруппировку войск на киевском фронте.

В целом же получился грандиозный информационный провал с припоминанием соглашений в Хасавюрте и Минске. Патриотическая общественность тут же обвинила российские элиты в предательстве. Скептики поспешили заявить, что капитуляция Москвы близка и вообще они чего-то такого и ожидали. В Киеве потребовали вести войну до победы, поскольку русские сдаются.

Интересно, что на следующий день, после официальных заверений в неизменности позиций Москвы, последовало и внезапное объявление о референдуме в Южной Осетии по вхождению в состав России. Желание осетин в целом понятное и давно афишированное, но лишенное логической привязки ко времени. Второй фронт с Грузией явно не самая ожидаемая перспектива в моменте.

Наблюдатели посчитали, что таким образом Москва попыталась сгладить неудачный лейтмотив турецких переговоров для патриотической части общества. Если так, возникают серьезные сомнения в том, что в Кремле действительно понимают настроения в народе. Кстати, никакой радости по поводу инициативы Цхинвала в российском кворуме замечено не было.

Возмущение уступками на переговорах с Украиной объясняется вовсе не кровожадностью консервативного сегмента общества, а высокие рейтинги власти не означают ультимативного требования населения взять Киев и провести парад русских войск на Крещатике 9 мая. Это просто консолидация народа и власти в условиях масштабного противостояния с Западом. Но она не означает, что люди не рефлексируют.

К оценке переговорного процесса общество подходит с позиции соотношения предельной цены, заплаченной Россией на поле боя и в экономической плоскости, и заявленного результата. Отказ от «демилитаризации» и «денацификации» Украины и тем более от защиты границ ЛДНР, будет означать локальное поражение.

В связи с этим абсолютно понятно недоумение части россиян надеждой Москвы договориться с Киевом по всем обозначенным пунктам. Поскольку Владимир Зеленский принципиально не согласен с претензиями России. Высказываются сомнения в том, что российские элиты вообще готовы к глобальной конфронтации и доведут начатое до конца. Предсказуема и реакция русских солдат на фронте.

С другой стороны, кажется, что принципиальность украинских властей и западных «партнеров» означает необходимость переходить к масштабной военной кампании на всей Украине, а также разработать план контроля гигантских территорий или начать поиск условно лояльных украинских элит, которые взяли бы на себя труд по «перезагрузке» страны по чеченскому сценарию. Однако даже в теории эти задачи не поддаются анализу.

Помощник президента РФ Владимир Мединский (слева) и заместитель министра обороны РФ Александр Фомин после российско-украинских переговоров во дворце Долмабахче
СЕРГЕЙ КАРПУХИН/ТАСС Помощник президента РФ Владимир Мединский (слева) и заместитель министра обороны РФ Александр Фомин после российско-украинских переговоров во дворце Долмабахче


Источник: СЕРГЕЙ КАРПУХИН/ТАСС



Геополитический ландшафт

За пять недель военной операции ни США, ни Европа ни изъявили ни малейшего желания поучаствовать в мирном разрешении конфликта. Президент Франции Эммануэль Макрон регулярно созванивается с Владимиром Путиным, но, кажется, всего лишь хочет вытащить очень важных иностранцев из заблокированного Мариуполя. Переговоры с немецким канцлером Олафом Шольцем посвящены механизмам оплаты российского газа. В Вашингтоне постоянно обещают снять часть санкций с России в случае замирения конфликта, но это не переговорная рука, а просто лакомый анонс для наших элит.

Мало желающих стать настоящими посредниками. Турция извлекает из переговорной площадки в Стамбуле стратегические бонусы — это позволяет Эрдогану оставаться главным военным поставщиком для Украины и одновременно не вводить санкции против России. В целом понятно, насколько «важен» мир для любезного турецкого партнера.

Китай тоже пока намерен остаться в стороне от большого геополитического разлома. На саммите ЕС—КНР в пятницу премьер китайского Госсовета Ли Кэцян заявил, что республика будет придерживаться независимой позиции по Украине. Глава Евросовета Шарль Мишель предупредил, что ЕС будет «следить за любыми шагами Пекина» по оказанию поддержки Москве с целью обхода санкций Брюсселя. Американцы также обозначили перспективу давления на Пекин за помощь России.

Проявлять инициативу третьим странам сейчас вообще не с руки, так как главные выгодоприобретатели от продолжающегося украинского кризиса пока просто не заинтересованы в его окончании.

В этой ситуации более всего интересна позиция Европы, которая, истерично выплюнув весь доступный санкционный пакет за первые две недели операции, теперь находится в нервном ожидании постепенной деградации своей экономики, думает, как справиться с наплывом беженцев, с теневым рынком оружия, с ухудшением криминогенной обстановки, с дефицитом продовольствия и энергии. Пока в ответ на эти вызовы европейские государства гонят оружие на Украину и увеличивают военные бюджеты. Германия объявила о масштабной ремилитаризации, и соседи ей громогласно аплодируют.

Никому не приходит в голову выйти с инициативой о перемирии, возобновить Нормандский формат переговоров или организовать новые площадки по деэскалации, хотя Россия показательно отказывается от ультимативного тона и готова к любым переговорным конструктам. А самое важное, что в центре украинской дилеммы по-прежнему стоит вопрос о стратегической зоне национальной обороны России и в целом европейской архитектуре безопасности. Разговор об этом в любом случае вести придется, так не лучше ли начинать к нему готовиться, попутно обговаривая украинскую проблему?

Поведение европейцев в украинском кризисе всегда казалось полным инфантилизма и чрезмерной самоуверенности, самоуспокоенности. Оставаясь главными модераторами Нормандской группы, Франция и Германия ничего не сделали для реализации Минских соглашений. Европа закрыла глаза на языковые законы, преследование инакомыслящих и закрытие независимых СМИ на Украине. Восемь долгих лет в Старом Свете старались не замечать войны в Донбассе, считая, что она идет на границах России, но не Евросоюза. Наконец, просьбы Москвы отбросить инфраструктуру НАТО за стратегические красные линии были восприняты с пониманием, но без уважения.

Теперь оказалось, что война приходит в каждый европейский дом вместе с беженцами, инфляцией и дорогим топливом. Как и в 2014 году, Евросоюз берет на себя все издержки противостояния с Россией. Только к экономическим рискам добавились и военные. Когда европейские элиты придут к рациональному подходу и возьмут на себя ответственность за судьбу континента?

Одни эксперты полагают, что для этого ЕС должен познать реальную глубину падения, а на национальные власти должны всерьез надавить социальные протесты и электоральные вызовы. Конечно же, мирные переговоры по-прежнему остаются проекцией боевых действий на Украине.

Но есть и более опасная альтернатива. Когда все невзгоды будут объяснены европейцам необходимостью экзистенциального конфликта с Россией. Угроза военного вторжения «красной машины» потребует перестройки европейской экономики на военные рельсы и выстраивания нового «железного занавеса». И после сдачи украинского плацдарма начнется активная милитаризация Восточной Европы, антироссийская линия которой станет новым политическим курсом всего Старого Света.

Конечно, для этого Европейскому союзу придется обновить рыхлую структуру своей бюрократической модели, перестроить политическую вертикаль и механизмы принятия и согласования решений. Еще недавно мы считали, что европейской инфантильной элите это не под силу, а с поколением Ангелы Меркель уходят последние большие политики. Их смена, однако, может оказаться глупее и безответственнее, а риски собственной хаотизации и милитаризации не будут просчитаны.

Россию считают нарушителем мирового порядка, сложившегося после Второй мировой войны. Но сама Европа не только не желает сохранить прежний порядок, но хаотично, необдуманно и малодушно отказывается от механизмов, которые многие десятки лет сохраняли ее внутреннее спокойствие.

Поделиться