Власть перевернулась другим лицом кверху.
Она и будет.
Это она чувствует.
Это мы чувствуем.
Мы не выдвигаем.
Те, кто выдвигаются,— выдвигаются сами.
— Позвольте мне...
— Мне кажется, я именно тот...
Может быть.
Выбирать не из кого.
Истлевать себя и выжигать себя не стоит.
Значит, так и будем жить.
Кому совсем невмоготу от пробки, пусть выбирает свободную дорогу и едет — вдруг там свободнее...
Я остаюсь.
Я уже один раз остался.
Попробую во второй.
Когда решусь — поздно будет.
В этом я уверен.
Нет того, чего мы хотим, есть только то, к чему мы можем приспособиться.
Если появятся молодые ученые и инженеры, публика в стране станет лучше.
Затевать агитацию и бучу?
Зависит от характера.
Как и вообще так называемое мировоззрение.
У нас его никогда не было.
Было желание свалить в другую жизнь.
Это и было мировоззрение.
Жили в Бухенвальде, с боями прорвались в Освенцим.
Видимо, концлагерь мы перевозим с собой вместе с мировоззрением.
Но здесь, где мы сейчас, все же лучше, чем там, где мы были тогда.
Там, чтоб купить iPhone, надо было закончить балетное училище Большого театра, или МГИМО, или мореходку, или долго фарцевать у входа в гостиницу "Интурист".
Эмигрировать — значит перевозить туда все муки совести, плюс муки трудоустройства, плюс врожденное русскоязычие.
А подорвать и подорваться всегда успеем.
Сегодня не хватает настоящей большой общей работы, чтоб любить окружающих.
Потеряем страну — будем любить друг друга.
Недаром сейчас уже кажется, что тогда было хорошо.
Как жаль, что высшим взлетом нашего народа был Советский Союз.
Но для улучшения настроения надо что-то сделать.
Если наверху не сумеют, будем улучшать его снизу.
Это грубее.
Ваш, ваш и твой,
Жванецкий.
Коммерсантъ