– Меня назначили старшим мастером по добыче на судно «Лосось». Но ловилась у нас в основном одна треска, – рассказал мне Александр Иванович у себя дома. – Еще доставали пикшу, сайду, ерша, камбалу и зубатку, очень редко – семгу. Зная, как тяжко приходится осажденным ленинградцам, командование запрещало нам возвращаться без улова. Хотя порой, когда фашисты бомбили особенно яростно, так хотелось бежать на берег: самим мурманчанам добытой рыбы всегда хватало, мы не голодали. 
Немцы атаковали промысловые корабли с воздуха постоянно. В день могли сделать по 15–20 налетов, а всего за годы войны сбросили 185 тысяч бомб. 

– Чтобы замаскировать 63-метровые траулеры, нам запрещали зажигать на них любые огни. Маяки тоже выключали. Все бы ничего, да полярная ночь на несколько месяцев! – вздыхает 85-летний ветеран. – Один рейс длился две недели, а мне уже после пяти суток кромешной тьмы выть хотелось. Даже подсветить воду нельзя – искали косяки палками, на ощупь. Одно хорошо – после бомбежки много глушеной рыбы всплывало. 

Улов передавали на разделку. Рубщик резал головы, шкерщик разделывал брюхо и вынимал печень (на рыбий жир), засольщик посыпал солью или обкладывал льдом. Рыбаков всегда охранял зенитчик. Он же следил за кормой: нередко сети цепляли плавающие мины. 

– Одним тралом мы выуживали по 3–5 тонн трески, а за рейс – по 150–180 тонн. Правда, иногда в сети затягивало не только рыбу, – с горечью вспомнил моряк. – Вынимали и убитых матросов – наших, и сбитых летчиков – немцев. Первых – десятки, вторых – единицы. Выглядели они, объеденные морской живностью, одинаково... Мы понимали, что вот эта рыбешка недавно обгладывала человеческое мясо, а нам вечером из нее уху варить. Чтобы совсем не рехнуться, не придавали этому значения. Выловленных матросов складывали в трюм и везли хоронить на землю, а фрицев выкидывали за борт. 

Доставленную на берег рыбу тут же разгружали, порой вручную, и весомую часть отправляли в Ленинград. Сначала по Октябрьской железной дороге, потом по Дороге жизни Ладожского озера. В первый эшелон утрамбовали 101 тонну трески, 52 тонны сельди, 37 тонн семги и 8 тонн рыбьего жира. Для полутора миллионов блокадников эта помощь дорогого стоила, но была каплей в море. 

Норвегия всех накормит? 

Сегодня рыбный порт – учреждение коммерческое, едва сводящее концы с концами. Но не потому, что активно снабжает кого-то гуманитаркой. 

– Мы зарабатываем на переправке грузов. По-хорошему нам нужно принимать по 400 тысяч тонн рыбы в год, а у нас показатель – 255 тысяч, – помощник гендиректора Антон Артемьев переживает за свои цифры. – Зато теперь через нас проходят и нефть с углем – 25 тысяч тонн в год. Но всего годового дохода не хватает даже на покупку одного отечественного грузоподъемника. Стоит он 50 миллионов рублей. 

Мы идем с ним вдоль пятого причала. По иронии судьбы в него угодила одна из первых немецких фугасных бомб, а сейчас свежие партии охлажденной мойвы у него разгружает подъемник из Германии с яркой надписью GANZ. 

Еще у порта с недавних пор не заладились отношения с местными рыбаками. Из-за нелепых правил и бюрократических проволочек получилось так, что им свой улов выгоднее продавать норвежцам. 

– Мой сын рыбачит в Баренцевом море. Половину пойманного выкидывает обратно! – пожаловался мне 80-летний ветеран Адольф Носницын. В 1940-е, дабы не смущать товарищей, он представлялся Альбертом, а служил юнгой на пароходе «Карелия», что возил продовольствие и боеприпасы из Мурманска в Архангельск. – Сыну дали квоту на палтуса и пикшу, и когда вместе с ними в невод попадают треска и семга, надо сливать их за борт, а то оштрафуют! Пока отделишь рыбу одну от другой, она уже вся издохнет и после выброса не выживет. Да и ту, что разрешено завозить в порт, как там мучают! Оформлять груз по правилам должны за 3 часа, а у нас с ним возятся по 10 дней! Все это время рыба тухнет в каких-то допотопных холодильниках. 

Захожу в местные магазины. Прилавки уставлены сельдью и семгой из Норвегии. Вот такой у местной рыбы морской путь: ловят ее мурманчане, продают скандинавам, а те уже расфасовывают и большими партиями поставляют обратно в город-герой. Золотая по цене получается рыбка! Мои ветераны, стесняясь, признавались, что из всего разнообразия позволяют себе разве что крабовые палочки и раковые шейки. 

Американцы пришли на танцы 

Не одной рыбой в Великую Отечественную снабжал фронт самый большой город Арктики. Он принимал по программе ленд-лиза сотни кораблей из США с техникой и продуктами. Их разгружали в другом порту города, торговом. Ветеран Елена Хурумова была в нем самым молодым работником. 

– В 14 лет меня поставили весовщицей, я сама очень хотела хоть какую-то пользу приносить. Начальник порта строго спросил: «До тысячи считать умеешь?» Ну я вроде бы умела, – улыбается уже 80-летняя Елена Акимовна. – Я обходила и измеряла все поступавшие к нам грузы. Везли всё – самолеты, танки – в разобранном виде, конечно. 

Трудилась юная весовщица наравне со взрослыми – 16 часов через 16. Когда объявляли воздушную тревогу, плакала от страха, но часто не уходила в убежище – чтобы успеть побольше принять. А вот союзники, если в их корабль попадал снаряд, нередко после окончания атаки поднимались на полуразрушенное, но не затонувшее судно и доламывали там все, что попадалось под руку: били посуду, рубили стулья, потрошили подушки… Зачем? Чтобы добро не досталось мурманскому флоту. Руководство порта не могло ни узнать, кто подначивал их на вандализм, ни наказать: на гауптвахту сажали исключительно наших. 

Несмотря на порой странное поведение американцев, русские девушки встречались с ними на вечерах дружбы в уцелевшем доме культуры моряков. 

– Я туда не ходила, – задумчиво сказала Елена Акимовна. – Военный комендант не советовал общаться с американцами, уверял, что все они шпионы, что к ним девиц легкого поведения в тот дом пускают. Девчонки, кто там был, напротив, сплетничали, что заокеанские парни угощают их сухим молоком, сухой картошкой, тушенкой и галетами. Хвастались, что показывают фильмы на бобинах. 
Сегодня к тому зданию страшно подойти – по дороге от центра встретишь не меньше пяти свалок. Ветераны очень просили меня написать в газете, что им стыдно жить в грязи. Мэра Сергея Субботина, не сумевшего за год ничего исправить, Совет депутатов в июне отправил в отставку. Городу это не помогло. Пока бывший градоначальник бегает по судам, мурманчане активно… митингуют то за, то против него. Мусор по-прежнему разбросан по улицам.

Ханян Елена 

Собеседник