Общественная жизнь в особо тяжелых формах

Некоторое время назад у нас не было "общественной жизни". А теперь она, несомненно, есть. Точнее говоря, кое-какая общественная жизнь у нас была, но, конечно, не такого размаха, как нынче. Уже год назад стало стало ясно, что "собака гуляет без поводка", т.е. общество более свободно, чем раньше. Это - парадокс. 

С одной стороны, неправедные суды, посадки, очередной разгул "кремлевской пропаганды", диктатура следственного комитета. А с другой стороны, если посмотреть на последнее десятилетие с высоты птичьего полета, то ведь очевидно, что последний год - это самый "общественный" год за весь послеельцинский период. В понимании происходящего сталкиваются два чувства. К примеру, вот протоиерей Всеволод Чаплин говорит "ужасные вещи", абсурдные. Но ведь ему отвечает протоиерей Георгий Митрофанов. Часть депутатов-единоросов требует лишить Гудкова мандата. Но другая часть считает, что это "плохая идея". Чирикова выдвигается в мэры Химок, а Илья Пономарев разъежает по стране с протестным автопробегом. Да, характер "ток-шоу" на федеральных каналах такой же мерзостный, как раньше. Но зато на всех остальных медиаплощадках люди говорят, самоопределяются. Очевидно, что в России появилось нечто вроде "публичного пространства". И в нем начинают заново проявляться естественные взгляды. Собственно, и одно из главных событий начала третьего путинского срока заключено в том, что "обнаружились взгляды". Если раньше все выражали "взгляды" по согласованию с так называемым "Кремлем", т.е. с сурковским политическим кабинетом, то теперь каждый, как умеет, "лепит горбатого". Конечно, например, дебаты между сталинистами и антисталинистами были у нас всегда. Но они делались значимыми только когда инспирировались сверху. Или, допустим, спор на тему "интеллигенция и народ". Очевидно, что он идет по собственной воле спорящих.

Например, Сапрыкин, Кашин и Ольшанский на Никитском бульваре с микрофонами сидят и высказывают каждый свое представление о понятии "народ".

Собственно говоря, наше ежедневное изумление бредовыми высказываниями является частью этого пробуждения "общественной жизни". Вдруг выясняется, что имярек "действительно думает так". Даже само ощущение того, что здравомыслие, доброжелательность и либерализм (в широком смысле) терпят поражение, тоже является доказательством появления общественной жизни. Скажем, в таком формате: "Общественная жизнь началась. Левые и либералы потерпели поражение. Воцарился фашизм".

И отсюда несколько направлений для размышления об этом публичном пространстве. Во-первых, его не было бы, если бы не социальные медиа. Они сыграли решающую роль. Они стали анти-телевизором. Во-вторых, мы еще не знаем никаких "научных" обобщений об этом новом пространстве. Социология нам пока еще ничего существенного не сказала. Наверное, социологический цех должен начать какие-то новые замеры, чтобы видеть динамику общественной жизни. Городской новый класс что-то обсуждает. Это не обязательно "протест". Есть и непротестные дебаты. Но что именно реально обсуждается городскими образованными кругами - мы не знаем наверняка. Во время поездок видишь, что региональные проблемы обсуждаются местными активными кругами сегодня иначе, чем пять или десять лет назад. Региональная власть менее мистифицирована. О ней высказываются более свободно и менее нервно. Произошло какое-то стилистическое изменение. Но описать его трудно.

И главный вопрос: как надо толковать эту "общественную жизнь". Видны три направления трактовки. Первая сводится к тому, что общественная жизнь - даже если она и пробудится полностью - будет носить теперь постмодернистский характер. То есть будет примерно такой, как в Европе. А это значит, что для понимания нашей жизни надо будет активнее примерять словарь современной европейской теоретической социологии. Публичное пространство везде трансформировалось под влиянием глобальных процессов. Современный человек – пусть и живущий у себя дома, в рамках своего государства и малой родины – больше не «у себя дома» в сравнении c серединой ХХ века. Он уже одновременно и дома, и не дома. Его пронизывает глобальный ветер. Можно ли верить, что общественная жизнь в России станет «совершеннолетней» и – хотя бы – более респектабельной? Да. Потому что городской новый класс быстро меняется в сторону аналогичных социальных групп в Европе.

Вторая интерпретация сводится к тому, что вся эта «общественная жизнь» лишь признак деградации. Можно быть пассеистом, как некоторые наши публицисты, и считать, что в этой общественной жизни уже никогда не будет той «патриархальной красоты» времен Достоевского и Самарина. Можно считать, что «советская образованщина» навсегда искалечила лик русской общественности. Можно считать, что во всем виноват «гайдарочубайс». Но в итоге это будет в лучшем случае интерпретация в духе Д.Ольшанского. А в худшем – в духе прот. Д.Смирнова. Смысл ее сводится к тому, что вся эта общественная жизнь – сплошная пошлость, эстетическое уродство, и она не способствует безопасности тихого проживания за палисадником. А вообще говоря, все это «бесовщина». Для этой интерпретации нет пути никуда, кроме как к образам русской классической литературы. «Русская общественность» до скончания времен будет описываться через образы Грибоедова или Щедрина.

Третья интерпретация - активистская. Мы видим ее у националистов и левых в социальных медиа. Их позиция: дайте нам хотя бы клочок «публичного пространства», и мы перевернем мир. Левые и ультраправые со всей возможной энергией пытаются расширять свое присутствие в публичном пространстве. Общественная жизнь им на пользу. Они борются за внимание в публичном пространстве. Их преследует власть. Главные гонения падают на их головы. Но – если смотреть здраво – ни те, ни другие никуда не денутся.

Сами эти интерпретации также являются частью новых общественных дебатов. Они наполняют новое публичное пространство. Которое появилось в 2009-2011. И переехало через рубеж путинской инаугурации. Что с ним будет дальше? Оно будет уничтожено в ходе второй волны путинской изоляционистской политики? Будет ли этот естественный процесс самоопределения задушен с помощью официозной «повестки дня»? Мы все чувствуем, что в этом новом «публичном пространстве» слишком много «ада» и слишком мало «респектабельности». Слишком мало людей с крепким здравомыслием. Пока нарастают голоса держателей «эксклюзивных идеологических проектов», которые уверенно отождествляют свои рационалистические постройки с «общественным благом». Это – так. Но нет и другого пути укрепиться здравомыслию, либерализму (в широком смысле), политической респектабельности кроме как через развитие публичного пространства. Нет, и все тут. Просто – нет. Даже если это путь через «ад».

Александр Морозов

Russian Journal

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе