Прощальный куплет Мефистофеля

Система координат

Еще два дня назад никто, кроме любителей прогулок по окраинному питерскому району, немногих краеведов и специалистов, не подозревал о существовании Мефистофеля с Лахтинской улицы. Сегодня о нем уже высказались депутаты, сенаторы, представители Патриархии и Санкт-Петербургской митрополии, прокуратура, полиция, общественные деятели, историки, искусствоведы, казаки и, конечно же, многочисленные воины фейсбука и ЖЖ. Новость прокочевала по страницам десятков, а то и сотен, СМИ, за ходом расследования социальные сети следят едва ли не поминутно. А уж мнений и комментариев за двое суток рождено столько, что хватило бы на еще один том "Фауста". 

Когда на наших глазах, вот буквально в этом году, погибают храмы XVII столетия, варварски сносятся в угоду инвесторам великолепные архитектурные комплексы  того же «серебряного века», исчезают под ковшом бульдозера замечательные особняки, рушатся императорские дворцы  и т.п. – все это не вызывает у просвещенного общества не то что праведного негодования, но хотя бы какого-либо внимания, не говоря уж о соучастии. Борьба за все это – удел немногочисленных градозащитников, отдельных экспертов и специалистов, сфера занятий госорганов охраны культурного наследия.

А вот Мефистофель с Лахтинской улицы стал героем момента. Еще бы: каков контекст! Какие мысли, какие эпитеты так и рвутся из души! Храм напротив, кто-то ходил, смотрел, фотографировал – и понеслась по стране лавина рассуждений про «православный ИГИЛ», «духовные скрепы» и пр. – несть им числа.

Когда чуть ли не еженедельная гибель древностей и больших художественных ценностей мало кому интересна, а Мефистофель с Лахтинской улицы «взрывает» информационное пространство страны, потому что к нему можно приплести ИГИЛ и походя пнуть православных (ну, скажите кто-нибудь, что это не так, что все участники дискуссии скорбят о гибели любимого шедевра искусства) – для меня лично это свидетельство абсолютно кривой системы общественных координат, представлений о общественных ценностях. И культурном наследии, конечно, как разновидности этих ценностей.

А в кривой системе координат не могут не появиться абсолютно ложные, опасные цели и траектории общественной мысли. И они уже появились, не прошло и двух дней. И дело отнюдь не в набивших оскомину криках об «ИГИЛе».

Следствие и последствия

Но для начала – о том, насколько продвинулось следствие по делу Мефистофеля. Прокуратура и полиция рьяно и быстро идут по следу (ах, если б они себя так вели, когда «неизвестные» сжигают очередной исторический деревянный дом или возводят торговые центры на месте снесенных памятников архитектуры!)  Дело по 243-й статье Уголовного Кодекса уже возбуждено. Вещдоки – обломки барельефа в строительном мусоре – уже найдены. Место происшествия исследовано.  Свидетели – допрошены.

Тем временем в петербургских СМИ появилось письмо некоей общественной организации «Казаки Петербурга», которая «взяла на себя ответственность за уничтожение» (реальные казаки Петербурга, правда, их за «своих» не признают). «Дьявола с дома на Петроградке сбили мы, - пишут «казаки». - Нас возмущало то, что эта ужасная легенда, дикая история, фактически стала завлекалкой, приманкой туристов, стала гордостью, получается открытое поклонение сатане. Священников церкви просим не винить, они тут не причём, и в сговоре с нами не состояли».

Весьма вероятно, что письмо это написано исключительно ради последней строки, поскольку к середине дня 28 августа праведный гнев в адрес православных стал зашкаливать: взорванная Пальмира, скульптуры Вадима Сидура в Манеже и Мефистофель с Лахтинской улицы перечислялись через запятую чуть ли не в каждой второй публикации.

Представители Церкви, со своей стороны, решили поправить дело. Председатель информационного отдела Московского Патриархата Владимир Легойда призвал журналистов «не делать безосновательных выводов, а также стараться проводить четкое различие между религией и религиозной мотивацией». И привел интересный пример - "сожжение Джордано Бруно, например, было религиозно мотивировано, но не имело отношения к исповеданию христианства". А представитель Санкт-Петербургской митрополии Наталья Родоманова назвала информацию о причастности членов Русской Православной церкви к уничтожению барельефа "информационным вбросом, не подкрепленным ничем» и отметила, что "для христианина невозможно предположить такого рода поведение по отношению к памятнику архитектуры".

Некоторым диссонансом прозвучало в этот же день полуоправдательное заявление сотрудника Синодального отдела священника Романа Богдасарова: «Понять виновника как верующего человека можно: ему отвратительны образы демона. Мефистофель - то, что олицетворяет зло в этом мире, и человек, решившийся действовать, хотел, судя по всему, зло убить… Кто бы в России в настоящее время хотел, чтобы подобные негативные изображения сегодня оказались в северной столице?»

Сенатор Вадим Тюльпанов, не вдаваясь в подобные тонкости, попросил петербургского губернатора Георгия Полтавченко отреставрировать фасад дома с Мефистофелем за счет городского бюджета 2016 года. По мнению сенатора, восстановление барельефа возможно по сохранившимся фотографиям и чертежам».

Другой сенатор, Константин Добрынин,призвал разрушителей Мефистофеля добровольно сдаться властям и тем смягчить свое наказание.

Полиция между тем делала свое дело. И установила личности подозреваемых – заказчиков и исполнителей. По версии следствия, не кто иной, как генеральный директор ООО «Стройсад» Андрей Григорьев приказал своему водителю и рабочим сбить барьельеф Мефистофеля. В УМВД по Петроградскому району пришел с повинной водитель, который подвозил рабочего, сбившего барельеф. Некий «Сергей Г. чистосердечно признался, что он действовал сознательно по указанию генерального директора ООО «Стройсад» Андрея Григорьева. Последний якобы приказал сбить Мефистофеля с доходного дома». Как сообщается, «сам предприниматель тоже не скрывается от правоохранительных органов, он обещал в ближайшее время прийти в управление и обстоятельно рассказать о причинах, побудивших его отдать приказ об уничтожении Мефистофеля».

Что ж, придет – что-нибудь да расскажет. Есть, правда, и сообщения, что Григорьев отрицает причастность к уничтожению барельефа – как личную, так и работников своей фирмы

Самое опасное продолжение

Я мало склонен к конспирологии и не хочу рассуждать здесь о том, была ли вся эта история чьей-то сознательной провокацией, проверкой общественного мнения на вшивость либо следствием недомыслия или разгоряченного воображения.

В конце концов, если человека одолевают демоны, он их найдет и под карнизом 6-этажного доходного дома.

Но самое опасное – для культурного наследия, а стало быть и для культуры и для нации - продолжение августовских куплетов Мефистофеля в России 2015 года уже спето. Запевки – то, что было сказано в письме «казаков», кто бы его ни писал, в «понимающих» речах священника. А открытым текстом – вот в таких, как эта, публикациях. Причем от имени поэта и переводчика (последнее особо интересно, поскольку переводчик по определению есть специалист по налаживанию диалога культур). Позволю себе длинную цитату.

«В петербургском контексте дом 1911 года постройки, - пишет литератор Игорь Караулов, - довольно типичный для своего времени, выглядит относительным новоделом… Я не склонен к суевериям, но мне бы в таком доме было жить неуютно. Там ведь не только Мефистофель. Еще выше находится совсем уж чудовищное изображение — то ли ворон, то ли фантастическое насекомое с огромным клювом-жалом…

С одной стороны, дом Лишневского, а вместе с ним и низринутый Люцифер, находится под охраной государства, то есть надо его защищать, протестовать и поднимать шум. С другой же стороны, защищать чертей — дело новое, неизведанное. Ходорковского защищали, Навального, Pussy Riot. А Мефистофеля — пока не приходилось.

Вот что теперь делать? Выходить с футболками JE SUIS MEPHISTO? Это как-то нескромно, знаете ли. Устраивать протестное целование козлиного зада? Негигиенично…

Акция на Лахтинской тоже похожа на провокацию, цель которой — поставить множество разумных и взрослых людей в такое положение, когда они вынуждены вступаться за права Сатаны. А там, глядишь, и пошире окошечко Овертона откроем».

В заключение Игорь Караулов, как и положено поэту, делает парадоксальный вывод: «Это не значит, что заслуженного черта не нужно восстанавливать. Он обязательно должен вернуться на свое место. Пусть смотрит своими грустными глазами на торжество Ксении Петербургской и знает: никогда больше здесь не победит темная сторона».

Каюсь, не знаю, кто такой поэт и переводчик Игорь Караулов. Мыслям его я уделил здесь столько места и внимания, потому что они весьма симптоматичны. Защитникам культурного наследия походя подстраивается ловушка: превращение в защитников чертей, протестных целователей козлиного зада. Ну и защитников Ходорковского с Навальным заодно.

Приемчик так себе, но на малоопытную публику действует.

Но хуже другое. Исторический артефакт, который, собственно, и охраняет закон о наследии, вдруг совершено серьезно оценивается с откровенно идеологической позиции – как символ «темной стороны», как предшественник и предвестник «настоящих бесов», пришедших к власти в России через 6 лет после окончания строительства дома на Лахтинской улице. Не верите – загляните по ссылке в поэтический первоисточник.

Не буду вдаваться в рассуждения о том, что, например, в России имеется большое количество старинных и древних икон и фресковых росписей в храмах, где изображены во всей красе бесы, черти, а то и вельзевулы. И не буду банально вопрошать, что же с ними теперь делать, в свете таких подходов.

Серьезнее другое. Тот беспрецедентный по меркам мировой истории погром, который пережило культурное наследие России в 1920-1950-е годы, с рецидивами вплоть до 1990-х, имел в основе именно это самое враждебное идеологическое отношение к артефактам культурного наследия. Большевики первых пятилеток рушили именно ненавистные им «символы старого режима», а не просто здания, которые представлялись им не выдерживающими архитектурной или градостроительной критики. Это ведь Ленин, согласно мемуаристам 1918 года, величал кремлевские соборы «каменными агитаторами». Это ведь Красные ворота именовались в советской печати воплощением верноподданических чувств монархически настроенного купечества, а Сухарева башня – памятником реакционному полковнику, подавившему классово близкий стрелецкий бунт. И так далее, по списку погибших шедевров. Это ведь о выступлениях в защиту памятников старины Каганович говорил на партсобраниях как о проявлении ожесточенной классовой борьбы в архитектуре и как о стремлении найти повод упрекнуть советскую власть в вандализме…

Это все далеко не дела давно минувших дней, как может показаться. Как только исторические памятники и артефакты оказываются объектом «политики, опрокинутой в прошлое» - ничего хорошего для них ждать не приходится. Поэтому мы перелицовываем обелиск в Александровском саду и заменяем подлинный артефакт 1918 года новоделом 2013-го, полагая, что восстанавливаем тем самым историческую справедливость. Памятники Ленину валят на Украине ведь не из эстетического ими недовольства и даже не от критического отношения к идеям изображаемого персонажа, в книги с которого 90% ниспровергателей монументов, полагаю, даже и не заглядывали. Просто для нынешней украинской власти и нынешней украинской общественности это зримые символы общей судьбы с Россией, т.е. опять-таки символы ненавистного прошлого.

В общем, когда общество теряет чувство «большой истории» и начинает оценивать памятники прошлого исключительно в контексте времени их создания, личности их создателей или слишком конкретно понятого их идеологического смысла – оно тем самым подписывает памятникам приговор. Который, похоже, мы уже начали приводить в исполнение.

Потому что идеологии бывают разные, одна сменяет другую, а ресурсы настоящего, не суррогатного, наследия ограничены. Памятников на всех не напасешься.

Они как нервные клетки – не восстанавливаются.

Поделиться