Интересное, как говорится, кино.
Кстати, о кино. Некий однофамилец отца Всеволода в свое время создал образ человека, который не прошел бы по дресс-коду ни в один из клубов. Главная прелесть, неисчерпаемое обаяние и, если угодно, величие этого образа состояли и в том, что он в абсолютно любом обществе выглядел штатским среди военных. Персонаж Чарли Чаплина стал апофеозом внеклубности, внесистемности, невстроенности, а потому и всеохватной человечности.
Слово "дресс-код" недавнее. А вот отеческая забота партии и государства о внешнем облике вверенного им населения - явление, имеющее давнюю историю. В тоталитарном государстве по-другому быть и не может. Регламент и унификация всех возможных сфер не только общественной, но и частной жизни - одно из непременных условий его существования.
О! Я очень хорошо помню своры комсомольцев-хунвэйбинов, называвшихся "народной дружиной" и плотоядно охотившихся на улицах, в метро, на танцплощадках на узкобрючников, черночулочниц, миниюбочниц, шортоносцев. Несчастных нарушителей социалистической морали и марксистско-ленинской эстетики затаскивали в "опорные пункты", распарывали им штаны, стригли волосы, писали на них гневные телеги по месту учебы или работы. Это был настоящий "дресс-код", неформальный, с огоньком. Чаплину такое не по плечу, пожалуй.
Но как причудлива наша история! Ведь те же самые комсомольские "дресс-кодировщики", устраивали поистине бесовские кошачьи концерты около церквей, в буквальном смысле не давая прохода тем, кто в пасхальную ночь шел на крестный ход.
К семидесятым годам, годам моей юности, героическая пора всесоюзного дресс-кода как-то все же пошла на убыль. Всерьез прессовали только отъявленных хиппарей с хайрами. Я к хиппи никогда не примыкал, хотя с некоторыми из них и водил знакомство. Но кудри все же носил до плеч. Ну, и борода само собой. И, конечно же, веревочная сумка через плечо. Однажды в метро ко мне подсел пьяноватый гражданин и задушевно сказал: "Ну что ты, парень, ходишь как поп какой-то! Постригись, будешь на человека хоть похож".
Боже, как грустна наша Россия.
Лев Рубинштейн
Грани