ГЛЯЖУ В ОЗЕРА СИНИЕ... (6)

Чтобы понять, что заставило упрямого, но мягкотелого, всегда старавшегося лавировать «тюфяка», которого многие считали еще и трусоватым, пойти на такой шаг, который уж от кого-кого, но от него никто не ожидал, не нужно быть ни историком, ни психологом.



Продолжение. 



Маленький принц и его папа

Чтобы понять, что заставило упрямого, но мягкотелого, всегда старавшегося лавировать «тюфяка», которого многие считали еще и трусоватым, пойти на такой шаг, который уж от кого-кого, но от него никто не ожидал, не нужно быть ни историком, ни психологом. Вполне достаточно элементарного житейского опыта. У каждого есть предел, за которым человек или окончательно теряет себя, или, подобно обезумевшему зайцу, начинает брыкаться.

Вот кабака и взбрыкнул, через два дня, - в Мвенго еще пытались понять, куда он делся, - объявившись в Будду, «самом католическом» сазе Буганды, где волнения то и дело сменялись беспорядками, а беспорядки, успокаиваясь, переходили в волнения, объявил войну «узурпаторам, еретикам и пажам белых». После чего, всего за пару недель, под его стягом собралась уже весьма внушительная армия, - около 8 тысяч бойцов при 2 тысячах стволов, - в основном, католики, но и мусульмане, которых Каггва щемил беспощадно, тоже. А также и родноверы с копьями и булавами.

Мванга не гнал никого, отказывая разве что протестантам, которых, впрочем, были считаные единицы. Призыв из столицы «Вернись, мы все простим!» был проигнорирован. Второй, - «Ну да, были неправы, давай поговорим без обострений!», - тоже. Холодное молчание стало ответом и на угрозу, ежели так, лишить трона, - и 9 августа угроза была приведена в исполнение: в Менго официально объявили о низложении кабаки. А 14 августа провели и торжественную церемонию коронации его годовалого сынишки, Дауди Чва, регентами при котором с согласия генерал-губернатора, полковника Гейри Колвилла, стали два протестанта и один католик.

Это означало, что Каггва и «бангелезе» по-прежнему остаются у власти, но с другой стороны, не означало ровным счетом ничего. Мятежные «бафаланса», все прекрасно понимая, на приманку не клюнули и оружие не сложили, а что до Мванги, так при всем том, что сугубо теоретически уволить кабаку по законам и традициям Буганды было возможно, и такое случалось, - но вот так, спешно, без полагающегося публичного разъяснения причин, опроса представителей сазов и сословий, да еще и с коронаций младенца, не способного участвовать в церемонии, было беспрецедентно.

К тому же, поскольку маленький наследник родился в доме Каггвы, от одной из жен, насильно отнятых у Мванги, в народе давно уже ходили слухи о том, что малыш – бастард катикиро, а это, поскольку грозило гневом Небес, людей не только не радовало, но очень сильно и быстро озлобляло. Ряды лоялистов густели, оружия у них становилось все больше, мятеж грозил разрастись до реально опасных не только для протестантов, но и для англичан масштабов, - но силы для подавления были. То есть, само по себе «правительство» справиться уже не могло и даже не рискнуло попробовать, но в стране, по причине хронической войны с Буньоро, сконцентрировалось достаточно войск, и полковник Колвилл, спешно сняв с фронта «угандских стрелков», - самые боеспособные свои подразделения, приказал им как можно скорее покончить с «безумным самозванцем».

А пулеметы есть пулеметы. 15 августа люди кабаки потерпели поражение в большой битве при Кабувоко. Через пару дней, 20 августа, то же самое повторилось в бою у Маронго, - где, к слову сказать, кабака лично пошел в атаку, к удивлению всех, знавших его, проявив немалое личное мужество, - а в начале сентября лоялисты были наголову разбиты близ Ньендо. После чего, разбившись на малые группы, начали партизанить, а Мванга, хотя поначалу хотел остаться в лесах, по настоянию командиров ушел на немецкую территорию. Подставлять под пули своё всё повстанцы не хотели.



Deus ex mahina

Силы, однако, были несопоставимы, - Компании уже не было, а в войне с Великобританией, взявшей Буганду под прямое управление, партизанам ничего не светило, - восстание шло к закату и командир карателей, майор Вуд,   сообщая 9 сентября начальству, что «задача будет решена за две недели», имел на то все основания. Скорее всего, так бы он и случилось, если бы все планы не нарушил мятеж тех самых «угандских стрелков» или, как еще их называли, «нубийцев».

Бойцы корпуса, сформированного еще в 1892-м из остатков войск Эмина паши,   дисциплинированные и хорошо обученные, они принимали участие в сотнях карательных операций, «туземцы» их боялись, а британские офицеры считали «наиболее боеспособными». Хотя и «в известных обстоятельствах не надежными» (часть их в 1893 поддержала мусульманский мятеж в Буганде). Однако были и другие вопросы: служа Эмину, они привыкли к хорошим условиям, а здесь жалованье было сущим мизером, не окупавшим тяготы службы, да и презрительное отношение белых офицеров  обижало, так что, в рядах росло недовольство, а офицеры, считая бойцов «слегка макаками», не смогли за этим уследить.

Так что, в сентябре, - примерно тогда, когда люди Мванги потерпели поражение при Ньендо, - крупное (более тысячи стволов) подразделение «нубийцев», получив приказ командира, майора Макдональда, выступать в поход «для отражения возможного французского проникновения», отказалось подчиниться. Зная, что полагается в британской армии за бунт. Ибо достало. Был, правда, шанс погасить проблему на корню, выплатив накануне тяжелого перехода хотя бы половину не выдававшегося уже четыре месяца жалованья, но у майора, пытавшегося как-то утихомирить страсти, не было ни приказа платить, ни денег в кассе, - ну и.

Лично майор, правда, уцелел, - у него была репутация «справедливого белого» и его пощадили, так что пару недель спустя он, тощий и обросший, выполз из джунглей к человеческому жилью, - а вот четырех других офицеров бунтовщики закололи штыками, отрезав себе все пути к отступлению. И под командованием четырех унтеров, избранных «эмирами», двинулись в Буганду, надеясь поднять остальные «нубийские» части.

Шли быстро и бодро, впитывая по дороге группы бугандийских «арабов», восторженно встречавших «правоверное войско», а в середине октября, выйдя к северному побережью «большой воды», после короткого штурма захватили сильный форт Луба, став обладателями, кучи боеприпасов, нескольких орудий и «максима». Три офицера-англичанина, взятые в плен, были расстреляны, один по просьбе солдат, перешедших на сторону «нубийцев», помилован и отпущен, а 19 октября, когда к форту подошли брошенные на подавление части колониальных войск, мятежники дали им большое сражение, и хотя, в конце концов, проиграли, взять форт карателям так и не удалось, ни после первого штурма, ни после второго, ни после третьего, зато потери их было очень велики.

Естественно, вся эта совершенно нежданно заварившаяся каша, вынудив генерал-губернатора Беркли, сменившего отозванного Колвилла, срочно перетасовывать войска, сыграла на руку уже почти уничтоженным лоялистам Буганды, дав им возможность уйти поглубже в леса и перевести дух, а у Мванги, как мы помним, ушедшего к немцам, появилось время осмотреться.



Leb wohl, meine Freunde!

В принципе, у него все складывалось нормально, насколько это вообще было возможно в его положении. Немцы, хорошо зная, как Мванга любит Рейх и как уважает кайзера, считали его «своим парнем» и сразу взяли под защиту, - зато англичане и «регенты» крайне встревожились. У них как раз все складывалось, скажем там, не слава Богу. Народ упорно не признавал маленького Дауди Чва законным монархом и не подчинялся указаниям «люкико» (правительства); общественное мнение практически единогласно сходилось в том, что только Мванга был, есть и, пока жив, будет единственным правильным, законным и священным кабакой, просто скрывшимся от козней «злых людей» и «пришельцев», так что его политическое влияние после бегства не стало меньше, а даже выросло и любые его распоряжения люди были готовы выполнять без раздумий. Не говоря уж о том, что его именем действовали более или менее пришедшие в себя партизаны в труднодоступных лесных массивах.

И немцы, все это понимали, как понимали и какой козырь волею случай оказался у них в руках, а понимая, начали игру. Ответ на самое первое письмо из Менго, - дескать, «отдайте беглого преступника», - был по-тевтонски краток: поскольку в объективности английских властей есть основания сомневаться, ни о какой выдаче «политического эмигранта» не может быть и речи, но обо всем остальном, в принципе, поговорить можно. Однако и на просьбу м-ра Колвилла, если уж выдать не хотят, хотя бы увезти беглого кабаку подальше, куда-нибудь на побережье, ответ был отрицательный: Герман Рехенберг, германский консул на Занзибаре,известил Берлин о желательности «держать короля близ границ Буганды в качестве устрашающего англичан привидения», а из Берлина пришло указание напомнить соседям, что право личности на свободу передвижения священно, неприкосновенно и неотъемлемо.

Правда, согласились присматривать за «гостем», чтобы не встречался с кем не надо, потребовав при этом прислать из Менго «хотя бы 10-15 жен Его Высочества, без которых он скучает», а также выплачивать 2400 рупий, «соответствующих его положению», на содержание почетного гостя, поскольку Рейх не намерен нести расходы из-за «плохого английского управления Угандой». Взамен гарантировалось, что  поместят опасного беженца в любое, угодное «нашим английским партнерам» место, и когда м-р Беркли по совету Каггве указал на Мванзу, - большое, всем известное селение почти на побережье, - «Его Высочество»  в Мванзу и переправили. Но не в приморскую, а в поселок, который в Буганде называли Курути, не зная, что племена, живущие за Озером, именуют деревню еще и Мванзой. А что до Буганды от этой Мванзы рукой подать, так об этом немцы как-то не подумали, и на гостей, зачастивших с западного берега, тоже внимания не обращали.

Правда, первый транш рупий, спустя месяц из Буганды перечисленный, кабаке так и не достался, уйдя в бюджет Германской Восточной Африки, и второй тоже прошел мимо, но беды он от этого не видел никакой. Во-первых, потому что ни о каких рупиях так и не узнал, а во-вторых, в Мванзу очень кстати подвезли выручку от продажи товаров, отправленных Мвангой двумя караванами на побережье месяцев за пять до того и очень хорошо разошедшихся. Проблем, короче говоря, не возникало. Немцы строили планы извлечения из ситуации максимального профита, англичане, получив инструкции из Лондона, готовились торговаться и идти на разумные компромиссы, а Мванга, которому хозяева никак не докучали, разве что, выставив вокруг усадьбы посты, - не столько, чтобы не сбежал, сколько порядка ради, - жил в свое удовольствие. Гулял, принимал посетителей, приплывающих с гостинцами, по привычке вел активную переписку, - и тем большим громом с небес прозвучала 29 декабря в Берлине телеграмма консула Рехенберга: «Пять дней назад Мванга король Уганды ушел на английскую территорию и там собрал войско».

Позже, в ходе следствия, выяснилось, что план, - время, путь ухода, группа прикрытия, два парусника, подошедшие к пристани глубокой ночью, - был составлен столь досконально, что сомнений не оставалось: благодушествуя и выпивая с немцами пиво во здравие кайзера, Мванга все время готовился к побегу. По сути, на сей раз просто использовав немцев, от которых хотел только одного: получить на время надежное убежище и переждать. Лавировать, как раньше, он, великий мастер поддавков, больше не хотел. И когда представители «люкико», любезно допущенные немцами к разборке брошенного кабакой архива, один из черновиков пробил  Каггву и м-ра Беркли морозцем: Мванга черным по белому просил о прощении, дружбе и союзе правителя Буньоро, человека, которого боялся и ненавидел, сознавая, что у омукамы есть все основания ненавидеть и презирать его, - а для англичан имя Кабареги уже много лет было головной болью.

Продолжение следует.


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе «Авторские колонки»