Союз нерушимый (2)

Все случилось быстро. В самом начале 1874 армия Уолсли, - 1,5 тысячи «красных мундиров» и 700 «солдат» Конфедерации Га, - перешла Пра и двинулась на Кумаси, в нескольких стычках потеснив передовые части ашанти, а 31 января у селения Амоафо столкнулась с основными силами, - примерно 12 тысяч абраде (ветеранов), - прикрывавшими столицу.


Продолжение. 

Завтра была война

Все случилось быстро. В самом начале 1874 армия Уолсли, - 1,5 тысячи «красных мундиров» и 700 «солдат» Конфедерации Га, - перешла Пра и двинулась на Кумаси, в нескольких стычках потеснив передовые части ашанти, а 31 января у селения Амоафо столкнулась с основными силами, - примерно 12 тысяч абраде (ветеранов), - прикрывавшими столицу. Действуя согласно оперативному плану, разработанному главкомом Аманкутиа, ашанти, разбитые на мелкие мобильные подразделения, обошли с флангов основные силы врага, отрезав его от резервов, и нанесли двойной удар, при этом постоянно маневрируя и не позволяя интервентам сосредоточиться. В итоге, под «дружественным огнем» гибли десятки пришельцев, а командиры частей, ведущих бой, бомбардировали командование мольбами о срочной помощи, оказать которую всем и сразу не было никакой возможности.



Даже прорыв англичан к укрепленному лагерю ашанти поначалу не сыграл никакой роли: в рукопашной «томми» явно проигрывали, а стрелки, укрывшиеся на заранее подготовленных точек, прицельно били из мушкетов, выщелкивая, в первую очередь, белых (только тут, в «резне у холма», как ее потом назвали, 107 европейских солдат и 10 офицеров). Не быть артиллерия только у одной из сторон или не будь ее вообще, разгром, по мнению британских военных историков, был бы сокрушительным. Но артиллерия была у англичан, много, и она рассудила по-своему. Ашанти отошли в порядке, оставив на поле боя около 500 убитыми и втрое больше ранеными, которых под шквальным огнем не смогли унести.

Англичане потеряли 200 европейских солдат и очень много «союзников», - однако черных англичане даже не считали, а вот свои потери сочли непомерно высокими. Правда, сделав красивое лицо, воздали должное искусству Аманкуатиа, павшего в этом сражении: «этот великий вождь был стратегом, достойным генеральского звания в европейской армии, его искусство в обороне показало его и как способного тактика, а обстоятельства гибели – как доблестного воина». Иными словами, сошлись на том, что гении бывают всюду, так что, ничего не поделаешь, зато теперь все будет легко.

Однако новый командующий, Асамоа Нкванта, вскоре показал им, что это не так. Спустя несколько дней он дал поредевшим на одну пятую отрядам Уолсли еще один бой, у деревни Одасу, в семи милях от Кумаси. Как и предшественник, ставку он сделал на маневренность, - обходы и атаки с флангов, - только уже не «пчелиным роем», а «рогами» - двумя колоннами: дав неприятелю спокойно приблизиться к поселку, ашанти, прикрытые плотным огнем из хорошо замаскированных укрытий, внезапно ударили из густых зарослей.

«Они атакуют со всех сторон, - криком кричит записка майора Джеймса Эллисона, командира основной группы. – Мой правый фланг окружен и, возможно, отрезан, арьергард отрезан наверняка, дьяволы ведут огонь и с тыла, и этот огонь очень меток. Не поручусь, что мои парни продержатся долго». Действительно, хотя ашанти на сей раз пришлось сражать на открытой местности, - чего они, мастера засад и маневров, не любили и не очень умели, - по их действиям нельзя было сказать, что новая тактика им в тягость. По словам того же Эллисона, «их отряды действовали методично, упорно, как хорошо дисциплинированные части регулярной армии, отлично владеющие боевым искусством».

Содружество Независимых Государств

И так час за часом, час за часом, пока, на исходе двенадцатого часа Генри Уолсли не додумался до гениального: по его приказу «союзники» погнали вперед детей и женщин, приведенных из ближайших селений, заставляя их жалобно кричать: «Не стреляйте, мы – ашанти, мы простые безоружные люди», - и Асамоа Нкванта, более склонный к рефлексиям, нежели прекрасный сэр, приказал отходить к Кумаси, фактически признав поражение. Через несколько часов, 4 февраля столица Конфедерации, покинутая правительством и большинством обитателей, после недолгих, но ожесточенных уличных стычек с абраде, предпочитавшими смерть отступлению, была захвачена, полностью разрушена артиллерией и предана огню.

Однако, поскольку боеприпасов почти не оставалось (при Одасу ашанти уничтожили половину обоза), задерживаться на руинах Уолсли не стал, приказав отходить на соединение с «союзниками», перешедшими Пра. Судя по всему, он предполагал, что бои будут продолжаться, но 7 февраля на военном совете Асамоа Нквантва доложил опекунам и старейшинам, что сопротивление смысла не имеет,  а 9 февраля к нему в лагерь губернатора явились послы асантехене с письмом, содержащим согласие на мир любой ценой. И спустя пять дней договор был подписан. На всей, как говорили некогда на Руси, воле сэра Гарнета.

Конфедерация обязалась выплатить совершенно непомерную контрибуцию, - 50 тысяч унций золота, - полностью отказалась от претензий на побережье, согласилась проложить очищенную от зарослей дорогу от Пра к Кумаси, признала независимость «данников» и отменила человеческие жертвоприношения. Они, правда, были уже давно отменены, но англичан это не устраивало. «Я разъяснил советнику Квеме, - рассказывал позже Ральф Кеннеди, помощник Уолсли, - что для Англии важно, чтобы данное решение было принято именно по ее настоянию, поэтому предыдущий акт отмены силы не имеет, и почтенный старец принял мои аргументы».

Кроме того, м-р Ральф, уполномоченный МИДа, исполняя инструкции из Лондона, провел серию приватных переговоров с лидерами «союзных» и некоторых «коренных» оманов, предложив им «суверенитет» под опекой Великой Белой Матери. А то и без опеки, лишь бы вышли из состава. Играя на личных амбициях претендентов на карьеру и мотивируя предложение тем, что Союз ведь создавался «из-за войны», а теперь, раз воевать не с кем (ведь Англия теперь друг!), центр стал для оманов обузой, которую хватит кормить. Тем паче, что никто ж не помешает и далее поддерживать с братским Кумаси двусторонние дружеские отношения. И многие дали согласие, а обеспечить избрание нужных людей после победы было несложно.

Простая, но эффективная методика, позже эффективно использованная в Зулуленде, дала плоды: уже осенью, - аккурат когда Золотой Берег от океана до Пра был официально объявлен колонией, - Асанте Нкабом поползла по швам. А когда асантехене Менса Бонсу, младший брат смещенного за пронепригодность Кофи Кари Кари, попытался заставить глав оманов, которые, как выяснилось, не кормили Кумаси, но, напротив, жили за счет дотаций оттуда,  войти в «обновленный Союз», те встали в позу, обратились за поддержкой к «детям Вдовы», и в ранее монолитной Конфедерации начались, как пишут нынешние ганские историки, «годы смятения»: период усобиц, смут и бескровных дворцовых переворотов.


Сколько угодно независимости


Более двадцати лет прошли как бы мирно, но именно «как бы». Ашанти пытались «перезагрузиться», стабилизировав ситуацию в новых, предельно неприятных условиях, англичане гадили, как могли, стремясь дожать и добиться согласия асантехене и Совета на протекторат, обещая облегчить условия выплат по долгам, поскольку совершенно дикая сумма контрибуции, как ни гнали вал золотые рудники, истощала страну. Однако на отказ от независимости власти Кумаси пойти не могли, это противоречило самым глубинным слоям их и всего народа подсознания, так что оба предложения, - и в 1891-м, и в 1894-м, - были вежливо отклонены. А потом советники молодого, неопытного асантехене Премпе II совершили непростительную ошибку, разрешив посетить Кумаси «научным экспедициям» из Франции и Германии и достаточно откровенно с ними поговорив.

То есть, сам по себе разговор, насколько можно судить, был вполне конструктивен и мог бы иметь перспективу (про "Нам нужен Берлин"  в Кумаси  поговаривали всерьез, да и на "особые отношения с Парижем" надеялись крепко), но, хотя беседовали в обстановке полной секретности, утечка случилась, и сэры, коль скоро речь шла о херрах, месье и золоте, решили, что ждать больше нечего. Сразу после Рождества 1895 года, потребовав срочно оплатить задолженности по выплатам и предсказуемо получив ответ, что казна не потянет, сэр Фрэнсис Скотт, губернатор Золотого Берега, приказал войскам занять Кумаси.

Сопротивляться, хотя голоса в пользу войны звучали, сил не было, юный асантехене (вернее, его опекуны) заявили, что готовы заключить мир на любых условиях, но послов отправили назад, а колонна, обрастая отрядами «суверенных» оманов, продолжала продвигаться к столице, по той самой дороге, которую ашанти, исполняя договор 1874 года, проложили в джунглях. Без единого выстрела, но все же теряя десятки людей, особенно, белых, от всяких неведомых хворей (непонятно от чего умер даже принц Генрих Баттенберг, крестник Вдовы и младший брат бывшего князя Болгарии). И когда интервенты подошли к Кумаси, их встретила новая делегация, которой было сказано одно: если Премпе сам не сдастся в плен, страну выжгут.

Премпе сдался под обещание «не посягать на его статус и сохранить некоторые из его прежних полномочий». Англичане вступили в Кумаси, взяли под контроль казну, полностью ее очистив, разграбили резиденцию асантехене и гробницы его предшественников, не сумев найти только Золотой Стул, все сколько-то ценное отправили в Англию, все менее ценное продали с аукциона на месте и назначили Конфедерации (формально она сохранилась) контрибуцию в 175 тысяч фунтов золотом.

По ходу, без объяснений, нарушили и все обещания: доверчивого Премпе вместе с советниками, главами обоих Советов, рядом авторитетных сановников, а на всякий случай, и генералов выслали кого куда, но, в основном, на Сейшелы. Вполне себе курортные места. Якобы временно, для обучения и развития юного монарха в цивилизованной среде, с созданием на это время «туземного комитета», как бы «временного правительства», в составе туда Опоку Менса, Кваме Эфилфа и Квоку Ненчи – авторитетных вождей, известных, как сторонники идеи «с Англией все равно не справиться».


Немного о мебели


Однако высшей властью в стране стал резидент губернатора Золотого Берега, получивший контроль за всеми ветвями власти, и далее все пошло по накатанной колее. Налоги до небес, насильственные мобилизации на прокладку и расчистку дорог, в «трудовые армии» носильщиков и так далее. Без особых зверств, - к ашанти англичане испытывали определенное уважение, - но и без поблажек, но какое-то время в стране царил относительный покой: ашанти, потомственные воины, принцип Vae victis понимали и не оспаривали. Однако прошло несколько лет, и англичане, решив, что можно все, перегнули палку. Хотя, по европейским меркам, случился сущий пустяк: белые всего лишь усилили поиски Золотого Стула.

А между тем, есть вещи, которые нам с вами не понять. Ну, казалось бы, стул и стул. Пусть даже с Большой Буквы и пусть даже золотой. Более того, раз золотой, значит, принадлежит победителю, и раз уж ашанти стерпели вынос реликвий из усыпальниц, так казалось бы, чего уж там. К тому же, этот самый стул, помимо прочего, был символом верховной власти, а поскольку верховная власть перешла Вдове, ей он и должен был принадлежать. Хотя бы как гарантия лояльности туземцев, подчинявшихся тому, что сидит на Золотом Стуле. И опять-таки, неповторимый, исторически крайне важный шедевр: Британский музей плешь проел министерству колоний на тему «вынь да положь».

А не получалось: все вынесли, а вот Золотой Стул найти не могли, и это уже становилось делом принципа. Так что, прибыв в Кумаси 25 марта 1900 года, генерал-губернатор Ходжсон, которому на въезде местные разве что ноги не целовали, собрал туземный актив и произнес гневную речь. Дескать, ваш Премпе в нетях и никогда не вернется, ваша властительница – Королева, она имеет право на Стул и она должна его получить. Так что, быстро несите Стул сюда, я на нем посижу, а потом он уедет в Англию. Исполнять! – и высказав все, что накипело, послал людей по окрестным деревням, выбивать информацию. Что те и делали, избивая, в основном, ничего не знавших детей, потому что все что-то знавшие взрослые ушли в джунгли. И вот тут грянуло.

Продолжение следует.

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе «Авторские колонки»