Южный Крест (8)

И возвращаемся к зулу. Вообще-то, конечно, писать о последнем периоде существования «военной империи», основанной Чакой, сложно. Не потому, что данных мало, а потому что все уже сказано в трудах Чарльза Биннса, Аполлона Давидсона, Елены Пушкаревой, Дика Мутанду, Александра Воеводского и многих других, - так что, от себя и сказать-то нечего. Но и пропустить эти важные десятилетия нельзя, а потому, пересказывая многократно описанное, ограничусь по ходу дела мелкими вставками, на которые корифеи не обратили внимания, да еще, если будет к месту, собственными суждениями на тот или иной предмет.




Поколение К

Как уже говорилось, долгая (формально аж 32 года, хотя есть нюансы, о которых ниже) эпоха Мпанде была временем мирным, спокойным. В походы, конечно, хаживали, добычу брали, соседей стращали, но экспансия как таковая завершилась, ибо подходящих соседей практически не стало. Буров инкоси уважал и очень боялся, англичан не очень боялся, но очень уважал, во всем прислушиваясь к советам своего фаворита, Джона Роберта Данна, - молодого, но крайне хваткого охотника и авантюриста, прижившегося среди зулу и сумевшего завоевать их уважение настолько, что кланы считали за честь подарить ему свою девушку в жены, в связи с чем его гарем, к неудовольствию венчаной белой супруги, насчитывал 47 чернокожих красавиц.

В общем-то, м-р Данн уважения заслуживал. Он свободно говорил на языке зулу, невероятно метко стрелял, с ассагаем и щитом управлялся, как мало кто из ветеранов Чаки, а в схватке один на один часто одолевал даже лучших из Белых Щитов, и это учитывалось. Как учитывались и заслуги: именно он, имея связи везде и всюду, привозил в краали зулу ружья,- но советы его сводились, в основном, к тому, что белым нужно уступать во всем, не то осерчают. И Мпанде уступал. А это многих злило, поскольку британских вассалов вокруг было абсолютное большинство, но воевать с ними не позволялось, и общество при нем погружалось в состояние тихого застоя.

Лично для инкоси девизом жизни, насколько можно понять, являлось «Как бы чего не вышло», и власть свою он понимал исключительно как средство обеспечить баланс. Индуны, вожди и прочие сильные мира того этому были, разумеется, рады, Мпанде выражали максимальное почтение, но в своих краалях превращались в маленьких «королей», властных над жизнью и смертью подданных без запроса в центр, о чем при Чаке и даже при Дингаане никто и помыслить не смел. Так что, хотя нравы смягчились изрядно, - пресловутые «леса кольев», ужасавший всех, как-то сами собой исчезли, а «вынюхивание колдунов» стало редкостью, - жестокость из привилегии высшей власти стала правом власти на местах. Которой, правда, не злоупотребляли, поскольку особой нужды не было.

Итак, перегревшееся и надломленное «большим скачком» поколение «строителей империи» отдыхало. Оно достигло всего. Однако подрастали дети, переформировывались за счет новых призывов полки, и молодежи начинало не хватать простора. Если раньше экспансия обеспечивало резкий рост общего, - то есть, и каждого в отдельности, - богатства, а социальные лифты были (через армию) распахнуты настежь для всех, то теперь, в застойном болотце молодежь никаких перспектив не имела. А между тем, память о временах Чаки была еще совсем свежа, зулу по-прежнему считали себя превыше всего, - возможно, кроме англичан, - и тянуть лямку под стариками всю жизнь никто не хотел.

В итоге, юнцы злились, бесились, хулиганили, - и это явление стало настолько широко распространенным, что появился даже специальный термин – «узуту» (невоздержанные), - по английской версии, намек на пьянки и гулянки, но африканские историки упирают на иной смысл слова. Подрастало поколение, которому было душно, которое не хотело жить в рамках, и символом всех надежды на то, что ситуация изменится, воплотивший в себе, по определению Чарльза Биннса, лучшего из биографов владык зулу, «воплощением веры зулусов в их будущее», стал второй сын «толстого короля» (Мпанде, сибаритствуя, жирел все больше), «принц» Кечвайо.



Отец и дети

На самом деле, четкого закона о престолонаследии у зулу не было. В теории, на власть мог претендовать любой, кому знатность позволяла, при единственном условии, что он принадлежит к верхушке «настоящих зулу», с которых за полвека до того все началось, и по мужской линии. Но преимущество, конечно, по традиции принадлежало «крови Чаки», считавшейся «озаренной небом», так что претенденты типа Сибебу (правнука Джему, деда Чаки), вождя клана мандлакази, и Хему (сына сестры Мпанде), пользовавшиеся высочайшим почетом и имевшие личные армии, по определению считались «скамейкой запасных». Но вот с сыновьями, которых у «толстого короля» имелось аж девять, вопрос назревал и перезревал.

Безусловно, Кетчвайо, хотя и не первенец, был «коронован в кронпринцы» Преториусом, а будучи призван в полк, в тренировках и походах проявил такое усердие и такую уникальную отвагу, что его зауважали даже ветераны, признав, что он «словно отражение молодого Чаки», - и в том, что для сверстников он был кумиром, ничего удивительного нет. Но сам Мпанде больше благоволил к старшему сыну Мбуязи, совсем обычному, без амбиций, по характеру очень похожему на него самого, - и «придворная аристократия», включая м-ра Данна, опиравшегося на мнение колонистов Капа, всячески поддерживала симпатии инкоси.

Мбуязи означал стабильность, покой, сохранение уютного мирка, в котором «лучшие люди» купались, как сыр в масле, а вот чего ждать от Кечвайо, божка «невоздержанных», предугадать не мог никто, почему очень многим и не хотелось видеть его на престоле. К тому же, все прочие «королевичи», кроме Дабламанци, с которым Кечвайо был очень близок, завидовали лидеру «узуту», превосходящему их во всем. В итоге, ситуация напрягалась, начались споры, склоки, драки, личные склоки приобрели политический смысл, сформировались две «партии», которые слабовольный, да еще и открыто стоящий на стороне одной из них Мпанде не мог примирить, предпочитая, как и все неприятное, не замечать.

И поздней осенью 1856 года случилось то, чего не могли рано или поздно не случиться. Несколько сотен молодых людей из группы поддержки Мбуязи атаковали краали, сочувствовавшие Кечвайо, разорили поселки, потопали посевы, угнали скот. В ответ «узуту», кинув клич «Наших бьют!», ринулись мстить, все более возрастая в числе. Кечвайо, помчавшись уговаривать, вместо того дал уговорить себя и вместе с  Дабуламанци возглавил свою группу поддержки.  Мбуязи, собрав своих, вместе с братьями помчался на помощь своим, Мпанде, проснувшись, наконец, дав ему в сопровождение полк Белых Щитов, а Джон Данн, спешно смотавшись за помощью в колонию, привел на помощь старшему «принцу» отряд конной полиции Наталя, то ли 35, то ли 40 всадников.

И  2  декабря на берегу Тугелы, у Ндондакусука, состоялось настоящее, на зависть «старым добрым временам» сражение, поставившее точку на всех затянувшихся спорах: ни опыт ветеранов, ни английские винтовки не помогли «золотой молодежи» одолеть противников, которых было гораздо больше. Погиб Мбуязи. Погибли пять его братьев, - уцелеть удалось только самому младшему, Мтонге, быстрее лани бежавшему к папе; свидетельству очевидцев, «весь берег был завален черными телами, и белые перья, знак благородства, усеивали его, словно стая гусей опустилась на ночлег», Джон Данн, чудом сумевший спастись, бежал за кордон, по пути извещая английских фермеров, что «беда, возможно, близка», - однако беды не случилось.

Напротив, сразу после победы Кечвайо послал вслед ему людей, велев сообщить, что не держит никакого зла, и если «белый зулу» хочет и дальше служить Мпанде, пусть возвращается, ничего не опасаясь, но лично ему, Кечвайо, хотелось бы, чтобы такой мудрый и уважаемый человек был в его окружении. Выслушав гонца, м-р Данн поверил, и как показала жизнь, не прогадал: Кечвайо мало того, что приблизил его к себе, щедро вознаградив авансом, но даже и выплатил пенсию скотом семьям англичан, погибшим в сражении на берегу Тугелы. В планы «принца» никак не входила враждовать с англичанами.

С этого момента в землях зулу установилось зыбкое равновесие. Никто не отказывал Мпанде в титуле и почете, но примерно две трети страны ему и не подчинялись, а заставить у «короля» не хватало ни сил, ни, видимо, желания: гибель сыновей подкосила его, и он, в основном, пил просяное пиво, запивая бренди, к которому пристрастился с подачи м-ра Данна. А «придворные», видя такое дело, опасались брать ответственность на себя, и когда такое положение дел стало нормой, всерьез забеспокоились власти Наталя. Британцы всегда боялись ситуаций, которые не контролируют, а влияния на события в землях зулу у них больше не было, и это следовало исправлять, пока не случилось что-то, могущее раскачать лодку в Капе. Для начала, на всякий случай, построили вдоль границы, ранее считавшейся очень надежной, несколько фортов, - но, поскольку глобально это ничего не решало, сообщили Мпанде и Кечвайо, что хотели бы выступить в роли сильного, но беспристрастного судьи, которого уважают обе стороны. Если, конечно, обе стороны уважают.

И когда обе стороны откликнулись в том духе, что, конечно, очень уважают и будут благодарны за арбитраж, в 1861-м к зулу выехала специальная миссия во главе с Теофилусом Шепстоуном, капским министром по делам туземцев, свободно владевшим языком зулу. Встретили его как отец, так и сын, очень хорошо. Мпанде, видимо, был рад, что все хоть как-то придет к знаменателю, а Кечвайо, скорее всего, стремился показать сэрам, какой он хороший и предсказуемый. Заодно показав народу, что слухи о спасении Мбуязи, который якобы ждет своего времени у англичан, пусты, а кроме того (есть и такое мнение) поговорить по душам о бурах, которые уроды и которых неплохо бы совместно прижать.



Барин из Парижу

М-р Шепстоун съездил удачно. Стороны официально помирились. Мпанде, по настоянию представителя Капа, признал Кечвайо единственным наследником (благо, выбор у него был уже невелик), Кечвайо, в свою очередь, публично подтвердил, что верен отцу и готов ему всячески помогать. Чем и занялся, в неформальном статусе соправителя, а позже, поскольку Мпанде толстел, спивался и не проявлял интереса к общественной жизни, и регента. Проявляя, по общему, - и друзей, и врагов, - признанию, «чувство собственного достоинства, проницательность, силу духа», и справляясь с делами совсем недурно. Быстро добился уважения в обществе, приструнил возомнивших о себе «придворных» и «региональных» индун. При необходимости сомнений «вынюхивая» и казня (кольев, правда, не восстановил, ограничивался копьями), но при возможности предпочитая миловать.

Ну и, конечно, решал новые задачи, которые Мпанде не мог бы решить по определению. Новаций не чурался: в 1863-м, когда край зулу посетила оспа, принял предложение англичан, боявшихся эпидемии в Натале, и приказал подданным сделать прививки, первым поставив плечо под укол, после чего (раз отблеск Неба попробовал, опасаться злых чар нечего) о здоровье позаботились даже колдуны. Привечал и захожих пасторов, позволив им открыть близ краалей свои миссии, и сам пытался учиться: в 1859-1860 брал уроки у норвежского миссионера Оскара Остебро, не давая тому передыху и азартно заявляя, что «Буду воевать с книгой, пока она не покорится, а потом завоюю письмо».

Однако, поскольку пришельцы слишком докучали советами, вскоре охладел. Гере Оскару, которого уважал, объяснял перемену настроения примерно так: «Разве мы похожи на вас? Разве мы едим то, что едите вы, строим свои дома, как вы, работаем как вы и наши обычаи таковы, как у вас? У нас все разное, так почему мы должны рождаться и умирать, как вы? У нас своя смерть, у вас своя, наше не подходит для вас, а ваше для нас». Правда, как полагал сам пастор «делалось это не от собственной неприязни, а из уважения к мнению подданных, не желавших принимать Христа, потому что он был слаб и прощал врагов».

Но, как бы там ни было, ограничения были введены: пасторам запретили проповедовать вне миссий, а крестившихся зулу исключили из кланов, страшнее чего, по местным понятиям, придумать ничего нельзя был, - и поток прозелитов иссяк, а миссионеры плюнули, уехали и с тех пор стали лютыми врагами Кечвайо, гадившими ему, где только можно. На что, впрочем, «регент», имея дел выше затылка, особого внимания не обратил, - и жизнь шла своим чередом, а потом, в октябре 1872, тихо скончался переживший самого себя Мпанде, и над вельдом запахло новой грозой.

Продолжение следует.