Что, кроме любви…

Из своего родного города Ольга Никонова – писатель, автор рассказов, повестей и эссе – уехала двадцать лет назад. Жила и работала в Москве, Киеве, Одессе, Любляне… По первому образованию она экономист, училась в Демидовском университете. В 2008 году окончила московский Институт журналистики и литературного творчества. Публиковалась в журналах «Урал», «Литературная учеба», «Письма из России», «Лед и пламень», «Региональная Россия», альманахах «Этажерка» и «У». Лауреат литературной Премии имени Пассека 2014 года. Не так давно Ольга вернулась в Ярославль. Здесь большинство знает ее пока что по заметкам в соцсетях.

Ее легкий, летящий слог захватывает мгновенно и уносит в другое измерение – иную форму бытия, как говорил один из моих университетских преподавателей. И в этот момент всё становится не главным… Однажды зацепил ее комментарий в одной из сетей. Неожиданно сложилась дружба, хотя нет никакого общего прошлого. Но своё нынешнее мне теперь трудно представить без ее ежедневных публикаций…


Оля, а когда ты выкладываешь свои личные заметки в соцсети, какой реакции ты ждешь? Уверена ли ты, что твой текст прочтут, поймут?

Честно говоря, о понимании я не думаю. Давно сформирована привычка: что-то обязательно написать утром. Но три года назад у меня родилась дочь Маша, и я уже не могла, как обычно, садиться за стол с утра. Стала набирать тексты буквально одной рукой на компьютере – просто чтоб сохранить для себя какие-то эмоции, впечатления, мысли. Всё это – обычные заметки. Рассказы я никогда не пишу на компьютере, только – от руки.

Текст, написанный на компьютере, отличается от написанного авторучкой?

Да! Это действительно веками сформированная связь: между нашим подсознанием и написанием текста от руки. Если я собираюсь написать рассказ и не знаю, с чего начать –просто сажусь за чистый лист и начинаю писать именно авторучкой. И запускается некий таинственный механизм… А вот если хочешь написать эссе, заметку, то есть что-то не строгое в жанровом отношении – тогда можно спокойно пользоваться компьютером…


О.Никонова, из заметок:
«Близится, близится осень... Золотой теплый август еще милостиво отделяет нас от нее своими скорыми дарами – первыми спелыми яблоками, печальным и таинственным праздником Успения, огромными гладиолусами у старушек на рынке, прохладными утрами и душистыми и ясными, словно прошитыми золоченой ниткой, днями. Август несет в себе целую жизнь, так бывает всегда, год за годом... И прожить ее надо спешно, жадно, всю целиком, до дна, до капельки! Прожить, истратить, запомнить. Чтобы любить потом весь год».


Ты жила в Москве, Киеве, Одессе, Любляне, теперь – в Ярославле. По-другому ли пишется, когда ты меняешь место жительства? Или все зависит от настроения? Или от того – дождь за окном или солнце?

Зависит всё только от языка, в окружении которого ты живешь. Даже в Одессе и в Киеве этот язык не одинаковый. В каждом городе люди говорят по-разному. И каким-то образом ты подключаешься к этому – меняется ритм твоих рассказов, интонация, строение фразы. В Ярославле на меня очень сильно влияют провинциальная лиричность в соединении с классицизмом белых колонн… И от этого никуда не деться.

А с чего вообще начинается новый рассказ? Что становится причиной его проявления через тебя как автора?

Главное, что мне нужно – почувствовать энергию будущего рассказа. Именно она будет раскручивать, двигать этот рассказ. А начинаться всё может с чего угодно. С какой-то детали, которая засела в голове. С имени, которое поразило – так, например, сложился рассказ «Паршивка». Я услышала эту кличку собаки и подумал: «Что за Паршивка такая?» И когда села писать – сразу притянулось всё остальное: и Лиман, и черешня, и жаркий расплавленный день… А рассказ «Живи хорошо!» родился из фразы моего дедушки, которую он сказал, прощаясь однажды со мной, и, как оказалось – прощаясь навсегда. Несколько лет звучали у меня в голове его слова: «Ну, живи хорошо, Оля!». Возможно, если бы он так не сказал, не было бы и рассказа.

Эта энергия, о которой ты говоришь, это ведь не вдохновение, которого ты ждешь?

Нет. Вдохновение всегда приходит в процессе работы. Если ждать вдохновения – можно никогда ничего не написать. Но вдохновению всегда предшествует неясное волнение. Жизнь ведь вся наполнена литературой! Абсолютно вся! Ты постоянно слышишь отголоски чьих-то фраз, какие-то истории. И все это нанизывается бесконечно друг на друга, на события твоей собственной жизни. И однажды какой-то неясный образ сцепляется с каким-то личным воспоминанием… Этот образ ты можешь не уловить сразу. И это томит, беспокоит. Вот тогда нужно садиться и писать. Рассказ начинается задолго до того, как ты кладешь перед собой белый лист бумаги. 

А тебе вообще легко пишется? Или это мучительный процесс – поиск слова? Или мучительное наслаждение?

Поиск слова, на самом деле, ерунда. Слова искать приятно. Ты их ищешь сознательно. А когда пишешь – пишешь неосознанно. И в этот момент ты отключаешь в себе критика, редактора, читателя. Главное не останавливаться, не пытаться анализировать – что получается. А вот сам этот процесс довольно мучительный. Мучение – погрузиться в суть вещей. Это можно сравнить с ощущением, когда ты пытаешь глубоко нырнуть, а вода очень плотная, и она выталкивает тебя.

Что может «не пускать» тебя, автора собственного рассказа?

Недавно я перечитала эссе Юрия Казакова «О мужестве писателя», где он очень точно говорит о творческом процессе и, в частности, о том, что писателю требуется мужество. Мужество преодолеть страшную пустоту белого листа. Когда писатель один на один с чистым листом бумаги, против него решительно всё: миллионы написанных ранее книг, головная боль и неуверенность в себе, всякие заботы и дела… И нужно, тем не менее, преодолев всё это, найти в себе силы и энергию, чтобы проникнуть в глубину вещей. Нельзя писать поверхностно, это – не литература. Писатель – не тот, кто описывает происходящее. Это все могут делать!

Особенно сегодня, когда у каждого – свой аккаунт в сетях, и каждый стал автором…

Абсолютно точно! Уметь писать – не значит быть писателем. И даже если вышла книга – еще не значит, что ты писатель…
Огромная река жизни течет через нас. Чтобы проникнуть в эту плотную воду, нужно преодолеть всё поверхностное, всю шелуху, все ненужные наслоения… Литература начинается тогда, когда мост обрушивается. Настоящая литература – это всегда боль. И ты переживаешь эту боль жизни и смерти. И писать об этом больно. И начинать рассказ каждый раз страшно. И выносить его на суд других. Всё это всегда очень страшно.

При этом ты считаешь, что писатель должен обязательно нести свет. Ты как-то написала в одном комментарии: «Нельзя переводить талант на описание всех страшных случаев во всей губернии. У Бродского, например, есть душераздирающе печальные стихи, но за каждой строчкой проглядывает какая-то уверенность, знание, что всё равно всё не зря…».

Для меня это именно так. Литература – и есть наша жизнь, но жизнь не поверхностная, а подлинная. И насколько было бы чудовищно и бессмысленно, если бы эта жизнь не несла в себе свет! Мне кажется, что если в произведении царит полная безнадега – значит, автор чего-то не улавливает. Или не хочет договаривать до конца. В упомянутом мной эссе Юрий Казаков говорит, что писатель, несмотря на свои несчастья, неудачи и срывы, всё же должен нести людям радость и говорить без конца, что жизнь должна быть лучше.

Как и когда в тебе появилась тяга к тому, чтобы писать?

Видимо, очень рано. Помню, что первое произведение я решила написать в 6 лет. Я прямо осознала, что хочу написать книгу. И попросила папу купить мне толстую тетрадку. Меня очень волновало в то время, что представляет собой Вселенная, что такое ее бесконечность. И папа, замучившись мне объяснять всё это, однажды сказал: «Да, в конце Вселенной есть стена». Мне, видимо, как-то сразу стало легче от этого факта, и… захотелось написать книгу. Я до сих пор помню начало: мальчик и девочка решили узнать, что там за стеной в конце Вселенной, и однажды они в лифте нажали на загадочную кнопку с буквой «А» и полетели куда-то в космос… Я писала по несколько страниц в день и каждый вечер пыталась читать это маме. Она, уставшая, жаря котлеты, не особо вникала в этот сюжет. Папа вообще работал по сменам, ему прочитать написанное не представлялось возможным. Но главное, почему это произведение не было дописано – тетрадка куда-то однажды затерялась. Для меня это была катастрофа! Папа купил мне новую. Но! Я не смогла восстановить текст. И тогда я вынесла для себя первый в своей жизни литературный урок: никогда не откладывай, записывай сразу всё, что пришло в голову… А тогда, с пропажей тетрадки, у меня все улетучилось! Герои не вернулись ко мне! И я так и не узнала – что там за стеной в конце Вселенной.

А после ты продолжала писать?

Я всегда что-то записывала. И помню, как вместо первого сочинения в 4-м классе решила написать рассказ. Так и вывела в тетради: «Как я провела лето. Рассказ». Я придумала фантастическую историю про некие загадочные книги, которые летом нашла на чердаке дедушкиного дома в Карелии. Учительница поставила «тройку»… «Во-первых, Оля, – сказала она, – предложения не могут начинаться с союза «и». Во-вторых, слово «шибко» – не литературное. А в-третьих, нечего списывать описание природы у Паустовского!» Меня это прямо оскорбило, и роман с литературой в школе на этом закончился. Читать я читала. Но школьный предмет не любила никогда.

На самом деле, если она перепутала тебя с Паустовским – это же комплимент…

Мой мудрый папа пытался тогда мне всё это объяснить. Но для меня оценка учительницы была ужасным ударом… Она как-то обрубила во мне тягу писать. Я даже не думала ни о какой профессии, связанной с литературой. После школы пошла на экономический факультет – получить специальность, которая позволит мне жить самостоятельно, обеспечивать себя. И даже не захотела стать журналистом – как меня уговаривала редактор одной из газет, в которой я подрабатывала секретаршей.

Но в итоге ты все-таки окончила Институт журналистики и литературного творчества…

Да, по классу прозы. Моим дипломным руководителем был писатель Борис Тимофеевич Евсеев, его я считаю своим настоящим учителем!

Потребность писать во мне жила. Когда я работала в одной из московских компаний главным бухгалтером и вполне прилично зарабатывала, я каждое утро начинала с того, что записывала какие-то размышления, впечатления. Писала даже стихи. И в какой-то момент я поняла, что работа меня душит, что это не моя жизнь. Не собственный кабинет и не должность главбуха – моя жизнь другая! И я решила пойти учиться. Мне было 27 лет.

Первое произведение, которое ты расценивала уже как художественное, было написано в годы учебы?

Да. Это был рассказ «Живи хорошо!» Я написала его весной 2005 года, на 3-м курсе института. Это первое мое завершенное произведение. До этого мне никак не удавалось написать что-то цельное, законченное по форме. А здесь всё выстроилось само собой! Это были невероятные ощущения! К тому же мой руководитель Борис Тимофеевич сказал, что это надо публиковать, и вскоре этот и еще один рассказ вышли в журнале «Литературная учеба». То есть первое серьезное произведение стало первой публикацией.

Какие ощущения это вызвало у тебя? И как сегодня ты воспринимаешь свой собственный текст, когда он опубликован – то есть, по сути, живет уже отдельно от тебя, своей жизнью?

Это самое страшное переживание… Неизвестно кто это прочитает, как отреагирует. А ведь рассказ – это часть тебя… Самая первая публикация вызвала у меня шок. Оттого, что я могу что-то создать как писатель. И оттого, что это подтвердили сами писатели. Преподаватели института мне говорили: «Бросай всё и пиши!». Конечно, это придало мне энергии…



О.Никонова, из рассказа «Живи хорошо!»:
«Иван Матвеич умер вскоре. Смерть вошла в дом таким ранним утром, что все ещё спали. Когда вошли умывать деда Ивана к завтраку, он лежал уж холодный и ко всему безразличный. Голубые глаза остановились и смотрели в угол за печью.
Бродячий кот Тима три ночи сидел на пне за забором, и громко, тоскливо, вовсе не по-кошачьи, выл. В доме пугались и выходили прогонять его лохматыми вениками. Тима ненадолго прятался во тьму, а потом снова усаживался на пне и продолжал своё страшное прощание. Трое суток, пока дед Иван лежал в доме, не переставал мелкий дождь. Утром, выходя в огород, видели мокрого, жалкого Тиму на пне. Когда понесли Ивана Матвеича на лесное кладбище, к бабушке Клавдее, дождь перестал. Потом были поминки, и, захлопотавшись, как-то забыли про кота. На другой день вспомнили, что ночью уж он не кричал. Пошли звать его по огородам и сеновалам, манили даже рыбой – но не от жалости, а из суеверия. Всё зря, Тима исчез и ни разу больше не приходил».


Как близкие, родители отнеслись к этой твоей «новой» жизни?

Для родителей это не было чем-то заслуживающим особого внимания. Они всегда знали, что я что-то пишу, и не воспринимали это как нечто незаурядное. И сейчас, когда я приношу журнал с очередным опубликованным рассказом, никто не бросает тут же своих дел и не садится читать. Но родители обязательно читают, а папа еще и разбирает достоинства и недостатки моих произведений. И я очень ценю этот спокойный и взвешенный отзыв.

Ты не скрываешь, что, когда у тебя родилась Маша и заботы о ней стали занимать все твое время, ты забросила все рассказы и недописанные повести… Жизнь, «жизнь как она есть», может поглотить человека, увести его с подлинного пути?

 К сожалению, может. И примеров, когда тот или иной писатель из-за непростых жизненных обстоятельств создал гораздо меньше, чем мог бы, – немало. Дар, который дается человеку, конечно, придает сил преодолеть все эти обстоятельства, но иногда человек умирает раньше, чем силы возьмут вверх. Тот же Казаков не написал и десятой части того, что мог бы!

Как ты думаешь, почему человеку дается дар и не даются возможности для реализации?

Какого-то ответа «для всех» у меня нет. Я думаю, что все-таки нам даются и возможности тоже. Но если мы уклоняемся от своего пути, делаем какие-то неправильные вещи, не те, которые позволяют нам реализоваться, – мы теряем эту данную вместе с талантом силу его реализовать. Мы растрачиваем энергию, часть себя не на то, что нужно, на поступки, которые ведут не туда. За все эти ошибки мы очень дорого платим – и своим даром, и нереализованностью.

Вернувшись в Ярославль, ты вернулась, как сама пишешь в одной из публикаций, к той коробке в шкафу, где хранятся твои рукописи – изданных и неизданных рассказов, недописанных повестей. Скажи, ты сегодня видишь, что этот твой жизненный круг не случайно замкнулся именно так: ты уехала, чтобы вернуться к этой коробке в шкафу? Вернуться к своему предназначению? К себе?

 Да, теперь вижу. Но мне понадобилось три года, чтобы это осознать. Я совершенно забыла про свои рукописи! И не думала про них все эти двадцать лет. Найти их – как найти потерянную часть себя. Меня, действительно, как будто вернули к себе самой. Теперь я должна дописать, то, что когда-то не закончила. Но это трудно… Страшно к этому приступить! Но и невозможно не приступать…

Но все же уехать стоило? Это нужный опыт?

Уехать точно стоило! В каждом городе, где я жила, я прирастала новой частью себя. Новым языком. Новой болью (своей-то мало!). Без этого невозможно облечь свое высказывание в форму, которая может жить независимо от тебя – то есть стать литературой. Во всём был смысл – и в отъезде, и в возвращении! Не знаю, можно ли было прожить все эти годы по-другому. Я не вижу себя человеком с какой-то иной судьбой.

А ты уже нашла ответ на вопрос: в чем смысл жизни?

 Дать универсальный ответ я не могу…

Для себя лично. Как-то один режиссер в интервью сказал: «Смысла жизни нет, каждый назначает его себе сам». Так вот в чем этот смысл для тебя?

 Для меня смысл жизни в том, чтобы подготовить свое сердце к любви. И это самое трудное! Сердце должно стать открытым, способным к любви. Ты не сможешь наследовать вечность, если не научишься любить…



О.Никонова, из эссе «Вселенная пахнет малиной и ромом»:
«Как жаль, что в юности я боялась прожить обычную жизнь – и вот она догнала, настигла меня и силой, не спрашивая, восполняет мои пробелы: всё до конца, до капельки, до предела... <…>  и снова убеждаешься, что ничего не обрывалось и не кончалось, что ты, по сути, и не уезжала никуда, что жизнь так и плыла здесь – неспешно и тихо, ничего, в отличие от тебя, не страшась, просто катясь к своему концу. <…> Жизнь дождалась тебя, тебя возвратили в твой город, чтобы ты научилась его любить – ведь, в конечном счете, что, кроме любви, имеет значение?»

Поделиться