Писатель Роман Сенчин — о «разводе» сценического и прозаического творчества.
Литературные жанры возникают и исчезают, это закономерно. Сегодня сложно представить себе писателя, всерьез сочиняющего, скажем, оды, апологи, филиппики. Практически умер жанр очерка, очень важный, на мой взгляд, давший жизнь всему реалистическому направлению. Очерк теперь — это нечто или ученическое, или сухое и безжизненное, а стоит вспомнить, что еще во времена молодого Ивана Тургенева его «Записки охотника» шли по разряду очерка. А еще в последние два десятилетия мы наблюдаем гибель целого рода литературы — драмы. И это настоящая катастрофа.
Кто-то, и таких, уверен, будет немало, наверняка удивится: «Какая гибель — театров море, и во всех идут в том числе спектакли по современным пьесам». Да, отчасти это так. Пьесы пишутся, немалую их часть замечают режиссеры, завлиты и прочие служители Мельпомены, ставят на сцене. Но к литературе драма имеет отношения всё меньше и меньше, она, по существу, вне литературы. Хотя с нее литература и начиналась.
Не буду углубляться во времена Древней Греции, литературное наследие которой представлено в основном трагедиями и комедиями, но напомню о русской светской литературе.
Пьеса «Владимир» Феофана Прокоповича — на наш сегодняшний взгляд нечто до ужаса громоздкое и странное, нечитабельное, но для 1705 года и многих последующих десятилетий она стала чуть ли не единственным чтением на досуге, хотя и была написана на церковнославянском языке. На «Владимира» опирались или отталкивались от него Ломоносов, Сумароков, Княжнин, Фонвизин, Херасков, Карамзин, Крылов, Грибоедов, Пушкин. Причем не только как драматурги, но и как поэты, прозаики.
К концу XVIII века русская поэзия и проза были, в общем-то, в зачаточном состоянии, а драма уже сформировалась, давала сюжеты, приемы, язык лирике, сатире, эпосу. Это закономерно — драма опирается на живую речь людей, в ней изначально много художественности, образов, переживаний.
С театрами в России долгое время дела обстояли неважно, и пьесы или печатались большими тиражами, или распространялись в списках. Наверняка расчет на то, что пьесу будут читать, заставлял авторов оттачивать стиль…
Во времена расцвета поэзии и прозы драматургия оставалась у наших писателей, да и читателей, более чем востребованной. Создавали пьесы Пушкин, Гоголь, Лермонтов. Даже Лев Толстой, относившийся к театру, мягко говоря, не очень хорошо, не устоял: его перу принадлежат «Власть тьмы» и «Плоды просвещения».
По сути, чистых драматургов было в то время всего несколько — Островский, Найденов, Сухово-Кобылин. Основную же массу пьес поставляли прозаики и поэты.
Многие литераторы-классификаторы, знаю, теперь заняты проблемой, куда относить Чехова, Горького, Леонида Андреева, Булгакова — к «писателям» (так стало принято называть прозаиков) или к «драматургам»…
В советский период прозаики и поэты тоже не забывали о драматургии. Практически каждый, если и не оставил нам ряд широко ставившихся пьес, то хотя бы пробовал себя как драматург. Несколько фамилий в подтверждение: Всеволод Иванов, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Константин Симонов, Леонид Леонов…
Такое положение дел сохранялось до начала 1990-х. Последний литератор-драматург, это, наверное, Людмила Петрушевская. Почти все ее пьесы — прекрасные произведения словесности. Опять же, может быть, потому, что создавались с очень смутной перспективой постановки.
А многие нынешние прозаики и поэты, видимо, о драматургии и не слыхивали. Этот род литературы от них где-то далеко-далеко... Да и ничего удивительного: пьесы в толстых журналах практически не печатают, журнал «Современная драматургия» существует как-то полуподпольно, скорее для режиссеров, чем для массового читателя. Драматурги становятся ремесленниками, мастерящими заготовки для спектаклей; многие режиссеры на собственно пьесы внимания не обращают, предпочитая прозу, для чего драматурги ради заработка вынуждены делать инсценировки: вычищают из прозы прозу, оставляя фрагменты диалогов и кроя сюжет под настроение режиссера.
Если редактор или издатель не очень доволен прозой или стихотворениями, он обсуждает их с автором. А с пьесами режиссер может делать, что хочет, зачастую не ставя в известность драматурга. Хорошо если просто сократит, а не изменит до неузнаваемости.
Всё меньше драматургов, не распыляющих силы и талант на разного рода «проекты», эксперименты. Не утянутых в бездну кинематографа, где штампуют по предложенным фабулам сценарии или куски сценариев. Пьеса традиционная, с живыми действующими лицами, достоверным сюжетом, определенным местом действия, как правило, получает клеймо «пьесы для чтения», для которой путь на сцену тем самым заказан.
Уход драмы из лона литературы вредит и другим ее видам. Прозаики, не пробующие писать пьесы, избегают в своих рассказах, повестях, романах прямой речи, наседая на описания, рассуждения, размышления главного героя, не в силах прервать его внутренний монолог. У поэтов в стихотворениях нынче повсеместно лишь «я», диалог там искать почти бесполезно.
А читатель… Читатель и не знает уже, что пьесы можно читать.
Автор — писатель, лауреат премии правительства РФ и «Большой книги»