«На передовой мы называем противника «немцы», и никого это не коробит»
1 июня 2023 ● "Известия"
Писатель и сапер Дмитрий Филиппов — о параллелях истории, невероятных ставках и крепком сне.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Ольга Мальцева
Основной корпус прозы об СВО создадут люди, которые сейчас выполняют боевые задачи в Донбассе и сами не догадываются, что станут писателями через три, пять или семь лет, уверен Дмитрий Филиппов. Об этом, а также о стихотворениях, написанных на пачке сигарет, смене культурных элит и трудной русской географии писатель, ушедший в зону спецоперации добровольцем, рассказал «Известиям» накануне выступления на «Первом концерте новой поэзии» в Центральном доме литераторов.
«Война и мир» и «Тихий Дон» — это дар Божий человечеству»
— Вы говорили, что для прозы нужно даже не время — понимание времени, а на передовой живут одним днем. Значит ли это, что расцвет поэзии сейчас неизбежен, а новых «Войны и мира» ждать еще долго?
— Такие романы, как «Война и мир» или «Тихий Дон», — это дар Божий человечеству, их нельзя написать по щучьему веленью. Но проза действительно требует дистанции, возможности осмыслить произошедшее. Что не отменяет появления рассказов и повестей, что называется, по-живому, на имеющемся материале.
Вспомним Симонова — «Дни и ночи», которые были написаны за год до окончания войны. Но это всё же исключение. Основной корпус военных текстов появился в 1950-е, 1960-е, 1970-е. Я думаю, здесь будет также.
Напишут их люди, которых мы с вами сейчас не знаем, они воюют и сами не догадываются, что станут писателями через три, пять, семь лет. С поэзией во многом проще, стихотворение можно написать на пачке сигарет в перерыве между выездом за «ноль» и нарядом по роте.
Писатель Дмитрий Филиппов
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— Созданные во время СВО «Лепесток» и «Чудо», которые вы выложили в свой ТГ-канал, — готовые рассказы. Много ли у вас таких? Собираетесь ли издавать сборник?
— Таких зарисовок у меня много, но не все из них готовые рассказы. Я еще не знаю, что это будет: сборник заметок, повесть, роман или роман в рассказах. Тем более пока не знаю, где, в каком издательстве это выйдет в свет. Но я точно знаю, где такая книга никогда не выйдет.
Пока одни люди воюют, другие, принадлежа к так называемой культурной элите, осторожно следят, чтобы ничего патриотического в культуру не проникло. Об этом можно спорить до посинения, но, пока не будет принято волевое решение в профильных министерствах, ничего не изменится.
— После Великой Отечественной появилась «лейтенантская проза». Какие тенденции, на ваш взгляд, формируются сейчас?
— «Лейтенантская проза» — это конец 1950-х,1960-е. Сейчас рано говорить, появится ли что-то подобное по размаху. Опять же она возникла как ответ официальной линии, где было не принято говорить о потерях и поражениях. Как правдивый взгляд из окопа, рассказ советскому читателю о том, как было трудно, через что мы прошли.
Сейчас другое время, никто никому ничего не запрещает. Но надо помнить, что боевые действия еще не закончились. Давайте сначала победим, а потом будем осмыслять свалившееся на нашу страну испытание. И мне очень хочется, чтобы здесь, в тылу, наши граждане отдавали себе отчет: то, что начиналось как специальная военная операция, сейчас по факту переросло в полноценное противостояние с коллективным Западом.
«Элита — это Шостакович и Берггольц в блокадном Ленинграде»
— Насколько активно СВО прирастает СКО — специальной культурной операцией? Могли быть эти темпы выше и что мешает изменению культурной повестки?
— Частично я уже ответил на этот вопрос. Можно лишь добавить, что необходим новый взгляд на само понятие элитарности в культуре. Актеры и певцы, уехавшие из России, поливающие из-за рубежа грязью мою страну, по привычке продолжают именоваться культурной элитой.
Бросьте, друзья. Ну какая это элита? Они и не были ею никогда. Элита — это Шостакович и Берггольц в блокадном Ленинграде, Симонов и Шолохов на фронтах войны, Любовь Орлова с концертами на передовой. В наше время — это поэты, писатели, военкоры Семен Пегов и Анна Долгарева, Наталия Курчатова и Захар Прилепин, Дмитрий Мельников и Ольга Данилова. А если культурная элита перестает быть со своей страной, то она уже не элита, а так, дырка от бублика.
Дмитрий Филиппов в зоне СВО
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— Вы вступили в Союз писателей России ускоренным порядком накануне отъезда в зону СВО. Почему вам важно было воевать в этом статусе?
— Тут личный момент. До этого я был и пока остаюсь членом Союза писателей Санкт-Петербурга. К сожалению, очень многие коллеги по союзу в Санкт-Петербурге с момента начала СВО либо осудили действия России, либо открыто поддерживают врага. В отличие от Союза писателей России, который на 99% вместе со страной и армией. Перед отправкой на передовую мне было важно быть со своими.
— Какое место, на ваш взгляд, занимает СПР в общественно-культурной жизни страны?
— Как у любой общественной организации, не находящейся полностью на госфинансировании, у СПР немного инструментов для серьезного влияния на умы и настроения в обществе. Их книги не рекламируют в метро, не ставят на центральные выкладки в книжных магазинах. Этих писателей не зовут на канал «Культура», у них не берут интервью глянцевые журналы, чиновники из Роспечати не включают их в состав делегаций на международные книжные ярмарки. Но именно эти художники, творцы в трудный момент остались со своей страной. Сегодня это важно. Важнее, чем когда бы то ни было.
«Школьники всё понимают не хуже нас с вами»
— Приехав в отпуск, вы встречаетесь со школьниками и студентами. Если судить по общению, вопросам, много ли юношество знает о СВО? Оправданы ли сетования по поводу упущенного поколения?
— Я бы сказал, что не только школьники — взрослые люди здесь, дома, немного знают о том, что сейчас происходит на передовой. Страна пока не понимает серьезность вызова, с которым мы столкнулись. Если для Запада на кону стоит вопрос их лидерства в мире, то для нас — это вопрос выживания, сохранения русской цивилизации как таковой. Ставки невероятно высоки, я не устану об этом говорить.
А школьники… Всё с ними в порядке. С ними надо разговаривать не с позиции взрослого дяди, не бояться острых вопросов, уважать их мнение. Они всё понимают не хуже нас с вами. Так вышло, что эхо моей мирной работы догнало меня в отпуске, и меня пригласили выступить в школах, вузах. И это очень важный пласт, не менее важный, чем победа в Донбассе. Этим ребятам через 10–15 лет принимать от нас страну, им — творить историю. А вот какой она будет, зависит и от нас с вами в том числе.
В мире нет ничего незыблемого, всё меняется, перерастает одно в другое. Это жизнь, она такая. Мы лишь песчинки в этом потоке. Но каждая песчинка, находясь на своем месте в крепкой спайке с другими такими песчинками, становится частью кирпича.
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— В качестве чиновника вы занимались молодежной политикой. Можно ли научить Родину любить?
— Не только можно, но и нужно. Именно так и происходит воспитание — через все социальные институты начиная с детского сада. Именно так работают наши враги. Ребенок начиная с детского сада должен расти с ощущением страны во всей полноте ее истории, с ее подвигами и победами, горечью и болью.
Он должен знать, что не один в этом мире: за его спиной бесчисленные поколения предков, защищавших свою страну с оружием в руках, умиравших за нее, живших и трудившихся ради ее процветания. Начинается всё в семье, и вот это ощущение себя в единстве со всей русской историей, с русским космосом — это и есть любовь к Родине.
— Нужна ли общероссийская программа патриотического воспитания?
— Программа для учебных заведений нужна, но не как сборник жестких рекомендаций, а как руководство к действию. Нужно много таких программ с учетом культурных и национальных особенностей наших регионов.
«Я бы хотел написать биографию Моторолы, Гиви или Захарченко»
— Вы автор документального исследования «Битва за Ленинград», вышедшего в серии «Жизнь замечательных людей». Как знание исторического материала влияет на ваше восприятие сегодняшних событий?
— Понимаете, любой исторический материал не равен современности. Экзистенциальный опыт не заменит опыта реального. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что мы воюем с фашизмом. Знаете, на передовой мы так и называем противника — «немцы». И никого это не коробит, потому что звучит правдиво и органично.
Фото: «Молодая гвардия»
— Хотели бы написать для ЖЗЛ о СВО?
— Пожалуй, да! Я бы хотел написать биографию Моторолы, Гиви или Захарченко. Будет оказия, поинтересуйтесь у «Молодой гвардии», готовы ли они издать такие биографии.
— Цитата из вашего осеннего интервью: «Полноценно сражаются две очень сильные и злые армии. Которые, по сути, одна армия, только за нами правда, а они — как в кривом зеркале. При этом они такие же сильные и упертые. Считай, мы воюем сами с собой, с перевернутым своим отражением». Изменилось ли ваше представление о сторонах конфликта, после того как вы там побывали?
— Отчасти поменялось. Мои представления осенью находились в парадигме гражданского конфликта: жестокого, братоубийственного, но между своими. Сейчас уже давно всё не так.
Мы противостоим не Украине. Мы боремся с коллективным Западом. На нашем направлении, помимо частей ВСУ, стоят польские и грузинские наемники. Вооружение — натовское, вся мощь военной машины Европы и США сейчас сосредоточена на Украине.
А украинцы… Они ведь не от России отказались. Они предали самих себя, свою веру, свою кровь, свое прошлое. Им жить с этим предательством и отвечать за него перед Богом.
Фото: РИА Новости/Константин Михальчевский
— Поэт-фронтовик Юрий Левитанский писал: «Я не участвую в войне, / Война участвует во мне». Насколько поменялись вы?
— У меня нет никакого посттравматического синдрома, или что там под этим понимается. Я установил такое количество мин и фугасов, что этого хватит, чтобы подорвать полк; но сплю я спокойно, никакие кошмары меня не мучают. Потому что правда на нашей стороне.
В Донецке я написал стихотворение «За терриконом». Там есть такие строчки: «И даже если я сейчас с тобой, пью чай и удивляюсь, что живой, я — там, остался там, за терриконом». Из песни слов не выкинешь, но сейчас мне кажется, что это ощущение не совсем верное.
Не я там останусь, это Донбасс навсегда останется во мне: эти люди, эти степи, этот воздух. Я просто стал богаче, вобрав в себя эту трудную русскую географию. Это не отменяет тоски по дому, все мы живые люди.
Конечно, я снова хочу вернуться к мирной жизни. Но мы не выбираем времена, в которые нам суждено родиться и жить. Сейчас я русский солдат. Мое место — там.
СПРАВКА «ИЗВЕСТИЙ»
Дмитрий Филиппов родился в 1982 года в городе Кириши Ленинградской области. Окончил филологический факультет Курского государственного университета. Работал педагогом-организатором, грузчиком, продавцом, подсобным рабочим, монтажником вентиляции. Служил в армии на территории Чеченской Республики. Старший сапер. Последние пять лет отвечал за молодежную политику в администрации Пушкинского района Ленобласти. Автор романа «Я — русский», сборника рассказов и повестей «Три времени одиночества», документального исследования «Битва за Ленинград». Лауреат русско-итальянской премии «Радуга». Осенью 2022 года отправился добровольцем в зону СВО.
Основной корпус прозы об СВО создадут люди, которые сейчас выполняют боевые задачи в Донбассе и сами не догадываются, что станут писателями через три, пять или семь лет, уверен Дмитрий Филиппов. Об этом, а также о стихотворениях, написанных на пачке сигарет, смене культурных элит и трудной русской географии писатель, ушедший в зону спецоперации добровольцем, рассказал «Известиям» накануне выступления на «Первом концерте новой поэзии» в Центральном доме литераторов.
«Война и мир» и «Тихий Дон» — это дар Божий человечеству»
— Вы говорили, что для прозы нужно даже не время — понимание времени, а на передовой живут одним днем. Значит ли это, что расцвет поэзии сейчас неизбежен, а новых «Войны и мира» ждать еще долго?
— Такие романы, как «Война и мир» или «Тихий Дон», — это дар Божий человечеству, их нельзя написать по щучьему веленью. Но проза действительно требует дистанции, возможности осмыслить произошедшее. Что не отменяет появления рассказов и повестей, что называется, по-живому, на имеющемся материале.
Вспомним Симонова — «Дни и ночи», которые были написаны за год до окончания войны. Но это всё же исключение. Основной корпус военных текстов появился в 1950-е, 1960-е, 1970-е. Я думаю, здесь будет также.
Напишут их люди, которых мы с вами сейчас не знаем, они воюют и сами не догадываются, что станут писателями через три, пять, семь лет. С поэзией во многом проще, стихотворение можно написать на пачке сигарет в перерыве между выездом за «ноль» и нарядом по роте.
Писатель Дмитрий Филиппов
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— Созданные во время СВО «Лепесток» и «Чудо», которые вы выложили в свой ТГ-канал, — готовые рассказы. Много ли у вас таких? Собираетесь ли издавать сборник?
— Таких зарисовок у меня много, но не все из них готовые рассказы. Я еще не знаю, что это будет: сборник заметок, повесть, роман или роман в рассказах. Тем более пока не знаю, где, в каком издательстве это выйдет в свет. Но я точно знаю, где такая книга никогда не выйдет.
Пока одни люди воюют, другие, принадлежа к так называемой культурной элите, осторожно следят, чтобы ничего патриотического в культуру не проникло. Об этом можно спорить до посинения, но, пока не будет принято волевое решение в профильных министерствах, ничего не изменится.
— После Великой Отечественной появилась «лейтенантская проза». Какие тенденции, на ваш взгляд, формируются сейчас?
— «Лейтенантская проза» — это конец 1950-х,1960-е. Сейчас рано говорить, появится ли что-то подобное по размаху. Опять же она возникла как ответ официальной линии, где было не принято говорить о потерях и поражениях. Как правдивый взгляд из окопа, рассказ советскому читателю о том, как было трудно, через что мы прошли.
Сейчас другое время, никто никому ничего не запрещает. Но надо помнить, что боевые действия еще не закончились. Давайте сначала победим, а потом будем осмыслять свалившееся на нашу страну испытание. И мне очень хочется, чтобы здесь, в тылу, наши граждане отдавали себе отчет: то, что начиналось как специальная военная операция, сейчас по факту переросло в полноценное противостояние с коллективным Западом.
«Элита — это Шостакович и Берггольц в блокадном Ленинграде»
— Насколько активно СВО прирастает СКО — специальной культурной операцией? Могли быть эти темпы выше и что мешает изменению культурной повестки?
— Частично я уже ответил на этот вопрос. Можно лишь добавить, что необходим новый взгляд на само понятие элитарности в культуре. Актеры и певцы, уехавшие из России, поливающие из-за рубежа грязью мою страну, по привычке продолжают именоваться культурной элитой.
Бросьте, друзья. Ну какая это элита? Они и не были ею никогда. Элита — это Шостакович и Берггольц в блокадном Ленинграде, Симонов и Шолохов на фронтах войны, Любовь Орлова с концертами на передовой. В наше время — это поэты, писатели, военкоры Семен Пегов и Анна Долгарева, Наталия Курчатова и Захар Прилепин, Дмитрий Мельников и Ольга Данилова. А если культурная элита перестает быть со своей страной, то она уже не элита, а так, дырка от бублика.
Дмитрий Филиппов в зоне СВО
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— Вы вступили в Союз писателей России ускоренным порядком накануне отъезда в зону СВО. Почему вам важно было воевать в этом статусе?
— Тут личный момент. До этого я был и пока остаюсь членом Союза писателей Санкт-Петербурга. К сожалению, очень многие коллеги по союзу в Санкт-Петербурге с момента начала СВО либо осудили действия России, либо открыто поддерживают врага. В отличие от Союза писателей России, который на 99% вместе со страной и армией. Перед отправкой на передовую мне было важно быть со своими.
— Какое место, на ваш взгляд, занимает СПР в общественно-культурной жизни страны?
— Как у любой общественной организации, не находящейся полностью на госфинансировании, у СПР немного инструментов для серьезного влияния на умы и настроения в обществе. Их книги не рекламируют в метро, не ставят на центральные выкладки в книжных магазинах. Этих писателей не зовут на канал «Культура», у них не берут интервью глянцевые журналы, чиновники из Роспечати не включают их в состав делегаций на международные книжные ярмарки. Но именно эти художники, творцы в трудный момент остались со своей страной. Сегодня это важно. Важнее, чем когда бы то ни было.
«Школьники всё понимают не хуже нас с вами»
— Приехав в отпуск, вы встречаетесь со школьниками и студентами. Если судить по общению, вопросам, много ли юношество знает о СВО? Оправданы ли сетования по поводу упущенного поколения?
— Я бы сказал, что не только школьники — взрослые люди здесь, дома, немного знают о том, что сейчас происходит на передовой. Страна пока не понимает серьезность вызова, с которым мы столкнулись. Если для Запада на кону стоит вопрос их лидерства в мире, то для нас — это вопрос выживания, сохранения русской цивилизации как таковой. Ставки невероятно высоки, я не устану об этом говорить.
А школьники… Всё с ними в порядке. С ними надо разговаривать не с позиции взрослого дяди, не бояться острых вопросов, уважать их мнение. Они всё понимают не хуже нас с вами. Так вышло, что эхо моей мирной работы догнало меня в отпуске, и меня пригласили выступить в школах, вузах. И это очень важный пласт, не менее важный, чем победа в Донбассе. Этим ребятам через 10–15 лет принимать от нас страну, им — творить историю. А вот какой она будет, зависит и от нас с вами в том числе.
В мире нет ничего незыблемого, всё меняется, перерастает одно в другое. Это жизнь, она такая. Мы лишь песчинки в этом потоке. Но каждая песчинка, находясь на своем месте в крепкой спайке с другими такими песчинками, становится частью кирпича.
Фото: из личного архива Дмитрия Филиппова
— В качестве чиновника вы занимались молодежной политикой. Можно ли научить Родину любить?
— Не только можно, но и нужно. Именно так и происходит воспитание — через все социальные институты начиная с детского сада. Именно так работают наши враги. Ребенок начиная с детского сада должен расти с ощущением страны во всей полноте ее истории, с ее подвигами и победами, горечью и болью.
Он должен знать, что не один в этом мире: за его спиной бесчисленные поколения предков, защищавших свою страну с оружием в руках, умиравших за нее, живших и трудившихся ради ее процветания. Начинается всё в семье, и вот это ощущение себя в единстве со всей русской историей, с русским космосом — это и есть любовь к Родине.
— Нужна ли общероссийская программа патриотического воспитания?
— Программа для учебных заведений нужна, но не как сборник жестких рекомендаций, а как руководство к действию. Нужно много таких программ с учетом культурных и национальных особенностей наших регионов.
«Я бы хотел написать биографию Моторолы, Гиви или Захарченко»
— Вы автор документального исследования «Битва за Ленинград», вышедшего в серии «Жизнь замечательных людей». Как знание исторического материала влияет на ваше восприятие сегодняшних событий?
— Понимаете, любой исторический материал не равен современности. Экзистенциальный опыт не заменит опыта реального. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что мы воюем с фашизмом. Знаете, на передовой мы так и называем противника — «немцы». И никого это не коробит, потому что звучит правдиво и органично.
Фото: «Молодая гвардия»
— Хотели бы написать для ЖЗЛ о СВО?
— Пожалуй, да! Я бы хотел написать биографию Моторолы, Гиви или Захарченко. Будет оказия, поинтересуйтесь у «Молодой гвардии», готовы ли они издать такие биографии.
— Цитата из вашего осеннего интервью: «Полноценно сражаются две очень сильные и злые армии. Которые, по сути, одна армия, только за нами правда, а они — как в кривом зеркале. При этом они такие же сильные и упертые. Считай, мы воюем сами с собой, с перевернутым своим отражением». Изменилось ли ваше представление о сторонах конфликта, после того как вы там побывали?
— Отчасти поменялось. Мои представления осенью находились в парадигме гражданского конфликта: жестокого, братоубийственного, но между своими. Сейчас уже давно всё не так.
Мы противостоим не Украине. Мы боремся с коллективным Западом. На нашем направлении, помимо частей ВСУ, стоят польские и грузинские наемники. Вооружение — натовское, вся мощь военной машины Европы и США сейчас сосредоточена на Украине.
А украинцы… Они ведь не от России отказались. Они предали самих себя, свою веру, свою кровь, свое прошлое. Им жить с этим предательством и отвечать за него перед Богом.
Фото: РИА Новости/Константин Михальчевский
— Поэт-фронтовик Юрий Левитанский писал: «Я не участвую в войне, / Война участвует во мне». Насколько поменялись вы?
— У меня нет никакого посттравматического синдрома, или что там под этим понимается. Я установил такое количество мин и фугасов, что этого хватит, чтобы подорвать полк; но сплю я спокойно, никакие кошмары меня не мучают. Потому что правда на нашей стороне.
В Донецке я написал стихотворение «За терриконом». Там есть такие строчки: «И даже если я сейчас с тобой, пью чай и удивляюсь, что живой, я — там, остался там, за терриконом». Из песни слов не выкинешь, но сейчас мне кажется, что это ощущение не совсем верное.
Не я там останусь, это Донбасс навсегда останется во мне: эти люди, эти степи, этот воздух. Я просто стал богаче, вобрав в себя эту трудную русскую географию. Это не отменяет тоски по дому, все мы живые люди.
Конечно, я снова хочу вернуться к мирной жизни. Но мы не выбираем времена, в которые нам суждено родиться и жить. Сейчас я русский солдат. Мое место — там.
СПРАВКА «ИЗВЕСТИЙ»
Дмитрий Филиппов родился в 1982 года в городе Кириши Ленинградской области. Окончил филологический факультет Курского государственного университета. Работал педагогом-организатором, грузчиком, продавцом, подсобным рабочим, монтажником вентиляции. Служил в армии на территории Чеченской Республики. Старший сапер. Последние пять лет отвечал за молодежную политику в администрации Пушкинского района Ленобласти. Автор романа «Я — русский», сборника рассказов и повестей «Три времени одиночества», документального исследования «Битва за Ленинград». Лауреат русско-итальянской премии «Радуга». Осенью 2022 года отправился добровольцем в зону СВО.