Платон Беседин: «Писатель – собиратель жутковатых, неказистых, уродливых историй. Ровно настолько, насколько он собиратель прекрасного»

Платон Беседин – и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Автор романов «Книга Греха» и готовящегося к публикации «Учитель. Том 1», а так же сборника рассказов «Рёбра», который в конце апреля выйдет в России, Платон востребован и как колумнист ведущих российских изданий, и как интервьюер, и как литературный журналист. Обо всех ипостасях Беседина и поговорила с ним писательница Ольга Кравчук.

Платон Беседин. /wikimedia.org

— Платон, как ты относишься к самиздату?

— Двоякое отношение, Оля. С одной стороны, конечно, вещь нужная, если не знаешь, куда идти и что делать, а книжку свою издать хочется. Да и зачастую в самиздате можно прочесть такое, от чего охать и ахать в восхищении хочется.

Но, с другой стороны, его много сейчас стало, самиздата, очень много. Умер институт редактуры, капитализм пожрал здравый смысл. Люди идут и издают, что угодно, под каким угодно соусом. Откроешь, а там – не пойми что. Всё-таки издание в серьёзном журнале или в приличном издательстве – это какая ни какая, но гарантия. Нужно пройти фильтры, барьеры, чтобы текст стал лучше. Во всех смыслах «пройти» и во всех смыслах «стал».

— Чем в твоём понимании отличается писатель от графомана?

— Градацию толковую сделать так никто и не смог. И у меня вряд ли получится, потому что все писатели – графоманы. Правда, не все графоманы – писатели.

Но смею предположить, разница в том, что графоман всегда и везде полностью уверен в своей правоте. Он, что называется, не сомневается. Он царь для себя. И хочет стать царём для других.

— Часто замечаю, что поэты, помимо стихов, пытаются писать прозу, но достаточно редко встречаю прозаиков, пишущих поэзию. Пробовал ли ты творить в стихотворной форме?

— Их много, на самом деле, прозаиков, пишущих стихи. Но поэты, пишущие романы, встречаются не то чтобы чаще, просто они боевитее в своей прозаической ипостаси. Мне кажется, фокус в том, что поэтам, бывает, кажется, они понимают, как устроена проза, понимают, как использовать её механизмы. Потому и ваяют в перерывах рандеву с поэтическими музами свои романы.

Сам я стихи, конечно, писал. И кому-то они нравились. Но потом я отошёл от этого. Почему? Банальный выбор инструмента, который мне ближе.

— Что побуждает тебя писать?

— Я сейчас скажу сакраментальное – многое. Это и работа (не очень денежная, правда), и долг перед собой, перед миром (прости, что так пафосно, но как вижу), и возможность, за которую я благодарю Бога и близких.

— Кому первому показываешь свои тексты и надо ли в принципе это делать? Существует ли постоянный бета-ридер?

— Жена изучает. Ну и есть ещё пара людей, но они соглашаются менее охотно. Безусловно, нужен тот, кому ты доверяешь, кто может дать тот самый свежий, незамутнённый взгляд.

— Знаю, что ты достаточно много читаешь, удивляюсь, как удаётся найти время. Но в то же время знаю по себе, это дело желания. В последнее время попадается мало достойных внимания текстов. Случается, с каждой книгой разочаровываешься всё больше. Если помнишь, какая первая прочитанная книга произвела на тебя впечатление?

— Да, желание, и ты найдёшь время на чтение. Это топливо для писателя.

Из повлиявших книг – Льюис Харрис «Сказки дядюшки Римуса». Про Братца Кролика и Братца Лиса. Великая вещь. Потом – «Остров Сокровищ». Потом – «На дне» Горького. То есть, они все по-своему были первыми повлиявшими – те книги, что поражали. Просто в разное время я их прочёл.

— Можешь ли утверждать, что одна из них, пусть и косвенно, повлияла в дальнейшем на твоё письмо?

— Не только они. Их было больше – с десяток, наверное. И «Бедные люди» Достоевского, и «Чапаев и Пустота» Пелевина, и «Бойцовский клуб» Паланика, и «Окна в мир» Бегбедера, и «Слова» Сартра, и повести Чехова, и рассказы Гоголя. Это так, если с ходу вспоминать.

Мне кажется, подражание – неизбежный и необходимый этап в судьбе каждого писателя. Просто некоторым он идёт на пользу, а некоторым – скорее нет.

— Платон, ты автор множества рассказов, окончена работа над рукописью второго романа. Что же сложнее писать: крупную или малую прозу? И что, на твой взгляд, больше читают?

— Читают, однозначно, романы. Люди хотят прожить большую жизнь, получить её, изучить от и до, насладиться, а рассказ – это больше встреча, скоротечная, пусть и приятная. Знаешь, как увидеть красивую девушку в метро? Ну, может, переспать с ней в обеденный перерыв. А роман – это надежда на извечное «жили они долго и счастливо».

Писать, лично мне, одинаково сложно и рассказы, и романы. Просто специфика сложности разная. В романах надо мыслить глобально, выстраивать композицию. В рассказах же необходимо шлифовать каждую мелочь. Идеально, чтоб было. Только так.

— Как считаешь, какими качествами должна обладать рукопись, чтобы её опубликовали ввиду большой конкуренции?

— Я думаю, что рукописи сегодня, к сожалению, не так много значат, как хотелось бы. Большее значение имеет, уж прости за словечко, бренд имени. Хорошо, когда и с узнаваемостью автора всё в порядке, и непосредственно с текстом.

— На твой взгляд, каковы шансы начинающего автора быть замеченным редактором, если текст отправляется в издательство самотёком?

Небольшие шансы, но они есть. Хороший текст – это важно, это необходимо. Им и живём.

— Существует множество рекомендаций на тему «Как стать хорошим прозаиком». Если взять, к примеру, два суждения: «Если хочешь что-то сказать, сделай это в форме диалогов» и «Текст не должен строиться на диалоге», какое тебе ближе?

— Мне кажется, обе рекомендации несколько странны. Хотя, определённо, верны. Диалоги, конечно, многое значат, но они решают не всё.

— Хотелось бы услышать совет, как писателю найти личный особенный стиль? И сколько времени у тебя ушло на то, чтобы обрести свой?

— Полагаю, что я ещё в процессе обретения своего стиля. Это вообще большое достижение. Надеюсь, оно у меня впереди. Собственно, обретение стиля авторского и есть главная задача любого прозаика.

Решить её можно двумя путями. Родиться гением. Или много работать над собой и экспериментировать. Я, понятное дело, пробираюсь по второму тернистому пути.

— Как воспринимаешь критику и чьё мнение для тебя наиболее ценно?

— Не слукавлю, если скажу, что мне ценно мнение многих людей. Их, действительно, много. Каждый может тебе дать ценный совет, идею, рекомендацию. Ясное дело, я фильтрую то, что мне говорят, что пытаются донести, но вслушиваюсь, всматриваюсь всегда внимательно.

Критика – это топливо. Критика – это прекрасно. Не понимаю тех авторов, которые злятся, когда их критикуют. В этом, мне кажется, есть какая-то патология, замешанная на гордыне. Спрятался в раковине и ждёшь, когда погладят, так получается? Нет, уж увольте, не нужны нам такие слизняки-самородки.

— Это хорошо, учитывая, что сам являешься не только писателем, журналистом, но и критиком. Временами странно получается: то, что нравится среднестатистическому читателю, не совпадает со взглядами и мнением критика и наоборот. Как человек, понимающий в данной области, считаешь, тут дело в читателях, часто нежелающих мыслить, или же в критиках с нестандартными предпочтениями? А может, ещё в чём-то и причину следует искать глубже?

— Среднестатистический читатель – очень опасная категория. Кто это? Наверное, человек, который прочитывает в год, дай бог, пять-шесть книг художественной литературы. Акунина какого-нибудь, Коэльо. Серым себя оттеняет. Не уверен, что с этим мало читающим господином всё в порядке. У многих критиков же вкус, наоборот, чересчур извращён. Снобствуют. Ставят себя выше.

Ну а глупость и тщеславие – из них толку никогда не выйдет.

— За последние полгода в стране произошло много непоправимых событий, которые, так или иначе, зацепили почти каждого. Платон, легко ли быть писателем на Украине или теперь уже правильнее спросить в России?

— Ну, я, знаешь, никогда не разделял, где мне быть писателем. Я люблю и Украину, и Россию. Киев, Севастополь, Москва – радость для меня. Я русскоязычный писатель, да. Я украинец, да. Всё просто. Не стоит разделять. Наразделяли уже…

Касательно легко или нелегко – это опять всё та же пресловутая палка о двух концах. Материально нелегко. Кто живёт писательством? Человек десять от силы. Это адский труд, неблагодарный, безденежный. И очень вредный. Неслучайно в советское время писателям выдавали столько преференций. Например, путёвки в санатории. Это ведь не из-за конъюнктуры – вернее, не только из-за неё – делалось, но и потому что реально вредно. Давление, спина…

С другой стороны, конечно, Украина и Россия – благодатная почва для писателя. Сколько тут материала! Писатель – это своего рода собиратель всяких жутковатых, неказистых, уродливых историй. Ровно настолько, насколько он собиратель прекрасного. У нас хватает и первого, и второго.

— Как считаешь, ввиду последних политических событий, будут ли продолжать печатать молодых крымских авторов на Украине?

— Давай начистоту. Во-первых, их много, этих самых молодых крымских писателей? Во-вторых, их когда-то публиковали? Надо понимать, что очень долго русскоязычные писатели Украины относились к категории аутсайдеров. Их скинули в яму, а они недолго посокрушались, а после обосновались, обжились там, чтоб не грустить. Программы себе какие-то выдумали, концепции. В Украине они во многом были чужими. В России же – своих хватало, а на гастарбайтеров, вдохновлённых историями успеха Елизарова или Козлова, смотрели с опаской, косо. Мол, не лезьте.

Так что ничего не изменится.

— Может ли что-то измениться на Форуме издателей во Львове и «Книжном Арсенале», не создадутся ли чёрные списки писателей и издателей, которым отныне путь туда будет закрыт?

— Они всегда были. Негласные просто. Не цензура, а просто стечение обстоятельств формировало их.

— За сравнительно короткий срок появились новые темы для художественной литературы, публицистики и даже для историков. Возможно, кому-то происшедшее пойдёт на пользу, а кто-то попадёт «под каток» перемен. Как в теперешней ситуации лучше вести себя: нужно ли писателю иметь личную чёткую гражданскую позицию или же разумнее в политических вопросах соблюдать некий нейтралитет?

— Не совсем понимаю, что значит «лучше». Писатель должен быть, прежде всего, честным. С собой, с читателями. Я уверен, что у большинства писателей эта самая гражданская позиция есть, и не надо бояться её выражать, доносить людям. Не надо отсиживаться, размышляя, куда бы лучше примкнуть, дабы урвать более смачный кусок пирога.

Скажу за себя. В условиях информационной войны, в условиях жуткой поляризации, меня не любят ни одни, ни вторые. Ни те, кто за Великую Империю, ни те, кто за Самостийну Украину. Сегодня все хотят читать тот текст, где есть либо чёрное, либо белое, а читатель в зависимости от своих пристрастий скажет, хорошо это или плохо. Всё зависит от того согласен ли он. Много однобокого восприятия. И у читателей, и у писателей.

А, прости за пафос, надо искать правду, истину, если угодно, а не отлизывать Евромайдану или Путину. Когда ты стараешься искать эту истину, приходится расплачиваться. Ведь очень легко просто оголтело поддерживать революцию или рукоплескать вводу войск в Крым – это бонусы или, как сейчас говорят, няшки. Сложнее жертвовать публикациями, изданиями, знакомыми, доходами ради всё той же истины. Но, по совести, что ещё писателю остаётся?

— Уже есть информация, что ты станешь участником первого «Украинского литературного фестиваля» в Изоляции. На мой взгляд, это отличная новость и предпосылка, чтобы надеяться на то, что крымские авторы не будут отделены от украинского литературного процесса, даже, если пишут на русском языке. Стало ли данное приглашение для тебя неожиданностью?

— В какой-то мере, безусловно, да. Но это правильный шаг. И логичный. Идея «Изоляции» в целом замечательная. И очень правильно, что фестиваль состоится в Донецке. Сейчас все реакции там. Так что я благодарен Пако де Бласу и Любко Дерешу за приглашение. Мы будем дискутировать, спорить, биться, но исключительно на интеллектуальном, культурном ристалище.

— Скоро выходит в свет сборник рассказов «Рёбра». Это уже вторая твоя книга. Издать малую прозу оказалось сложнее, чем роман или же наоборот?

— Новеллистику, да, издавать всегда сложнее. Это как бы априори. Но в моём случае, конкретно с «Рёбрами», всё вышло достаточно легко. «Дикси Пресс» предложили сделать сборник. Я согласился. Леонид Кузнецов, главный редактор издательства, вообще возложил на себя очень правильную, благородную, я бы сказал, – правда, весьма рискованную – миссию: издаёт именно малую прозу. У «Дикси» есть замечательная серия «Современная новеллистика». «Станция Рай» и особенно «Грехи наши» – книги, вышедшие в этой серии – великолепны. Есть и любопытные авторские сборники. Вроде «Театра морд» Романа Богословского.

— Знаю, что ближе к лету у тебя выйдет и новый роман…

— Да. И случится это в Украине. В издательстве «Фолио». Роман будет называться «Учитель. Том 1». Собственно, это первая книга из тетралогии.

Это большое исследование судьбы одного человека, нового «маленького человека» нового времени, и масштабная панорама судьбы независимой Украины. «Оранжевая» революция, Евромайдан, девяностые, споры Востока и Запада – всё это будет в книге. И любовь, конечно. И боль, и разочарование.

Первый же том – это книга о Крыме: о том, как уживаются в нём украинцы, русские и татары. И при этом детективная история отчасти. Ну и фирменные экзистенциальные «штучки».

В общем, громадьё планов. Дай Бог, читатель и критик буду благосклонны. А я смогу реализовать задуманное.

— «Фолио» – это превосходно. Я считаю тебя, прежде всего, крымским писателем, несмотря на то, что живёшь на два города Киев-Севастополь, и публикация в теперешних условиях в украинском издательстве на русском языке не может не воодушевлять…

— Киев въелся в меня не меньше Севастополя. Обожаю этот город.

— В заключение ко всему сказанному, какой из текстов ты бы посоветовал прочитать тем, кто ещё не знаком с твоим творчеством?

— Из малой прозы – это, пожалуй, рассказы «Крещение рыбой» и «Голод». Из совсем короткой прозы – миниатюры из «Зёрен». Ну и думаю, что первый том тетралогии «Учитель» будет не так уж и плох.

Беседовала Ольга Кравчук

CHASKOR.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе