Роман, полный тревоги

Свой последний роман «Салин» Герберт Кемоклидзе писал с перерывами, лет десять. Готовую рукопись послал наудачу в журнал «Дон», и там его в прошлом году в трех номерах напечатали. Прямо святочная получилась бы история, если бы не одно «но». При тираже «Дона» в полтысячи экземпляров роман о судьбе трех поколений рода комиссара Семена Нахимсона (партийный псевдоним Салин), чье имя носит одна из улиц старого ярославского посада, по сути так и остается земляками автора непрочитанным. «Дон» не выписывает теперь даже главная библиотека области – Некрасовская.

В Интернете, кроме сообщения нашей газеты, так ничего больше о «Салине» и не появилось. Напрасно искали бы книгочеи упоминание новинки и в первополосной рубрике «Литературной газеты» «ЛГ­рейтинг». Предыдущий роман Кемоклидзе «Панков» («Нюанс», 2003) по статистике продаж в Москве, помнится, был среди фаворитов. Суждено ли повторить успех второму роману? Пока что даже просто задаваться таким вопросом смеху подобно. «ЛГ­рейтинг» журнальные публикации не учитывает – только книжки.


При нынешнем курсе издательского совета администрации области на экономную финансовую поддержку членов писательских союзов к юбилеям автору «Салина» на выпуск его отдельным изданием рассчитывать, наверное, тоже не приходится. «Сколько ни старался, – слегка поострил по такому поводу Герберт Васильевич, – ничего юбилейного для себя в наступившем году обнаружить не сумел».


Можно только догадываться, каково писателю быть автором романа напечатанного, но в родном городе никем, кроме его домашних да нескольких друзей­приятелей, не прочитанного, если пишет он независимо от жанра прозу остросовременную, извлекая из прожитого уроки жизни на вырост. Заглавный герой романа предыдущего, завлаб­токсиколог, бьется с тотальным равнодушием и двуличием, отказывается подписывать регламент экономически выгодного новшества с недостоверной и опасной экологией.


«Чернобыль» уже прогромыхал, но в стране массового «одобрямса» вести себя так было не принято, и герою­одиночке уж постарались показать его место в жизни – заманили отдыхать за железные двери «веселого дома». Но совсем скоро продолжение романа «Панков» начнет писать сама жизнь – на митингах Народного фронта против привилегий партсовноменклатуры, на собраниях разгневанных гулаговцев­мемориальцев, единодушных в том, что хватит играть с историей в прятки, на акциях «зеленых» против строитель­ства на волжском водосборе атомной электростанции.


То, что усадило писателя за стол, когда в середине 90­х принялся он за «Салина», российская жизнь досказывает уже в третьем тысячелетии – взрывами в метро, заказными убийствами банкиров и политиков, налетами на мечети и синагоги, да хотя бы хроникой событий наступившего года Красной свиньи, потрясшей многих вестью с Урала о расправе грабителей – в рождественский вечер! – над священником сельского храма.


Поруху в душах не вылечить таблетками, то недуг наследственный. Версию его диагноза в лицах и судьбах и дает Кемоклидзе своим новым романом. «Оружие делает человека сильнее», – хладнокровно оправдывается 18­летний боевик Саля, будущий суровый большевик Семен Нахимсон, представ перед встревоженным папашей, когда тот находит в детской спрятанный сыном отнюдь не игрушечный револьвер.


Сын потом закончит Бернский университет, получит степень доктора экономики. Его любимым словом станет латышское «картиба» – порядок. Но то, что когда­то услышал от него про оружие отец, так и останется краеугольной истиной для большевика Салина­Нахимсона. По трагической издев­ке судьбы он погибнет от самосуда мятежников в первый же день братоубийственных боев в Ярославле в июле восемнадцатого года.


Вообще­то не в манере Кемоклидзе прямые подсказки, где кроется корень зла. Предпочитает, чтобы читатели искали его сами. Предлагает нам не спеша обжиться среди героев, поскитаться с ними не только по их земным, но и небесным дорогам. В «Салине» дух заглавного героя умудряется он вызывать прямо­таки не вставая из­за служебного стола «литначальника», как запросто себя величает.


На живом глазу созывает у себя в Союзе писателей на бывшей явочной квартире революционеров­подпольщиков сходку: Нахимсон появляется в компании двух легендарных вдохновителей красного террора Свердлова и Троцкого.


Мастерски заземляет автор их бесплотные тени – насторженным вопросом всесильного председателя ВЦИК, зорко оглядевшегося вокруг: «Обстановка изменилась?», какими­нибудь душевными тесемками на его видавшей виды папке или «любвеобильной ямочкой» на подбородке у основателя Красной армии Троцкого. Быстро освоившись в присутствии хозяина кабинета, гости для разминки взапуски разглагольствуют о… собственных памятниках.


Будут у комиссара Салина встречи и поважней. По ту сторону жизни под библейским именем Симеон переломит он хлеб и разделит чашу с Назареем – человеком, несущим крест. На обочине пыльной дороги призадумаются: то июльское восстание, жестоко подавленное, зачем все было? Назарей услышит от незнакомца слова: «Мы убивали друг друга в споре, кто из нас добрее». Не возразит злому абсурду, пожелает Симеону прозрения и еще – напророчит встречу «с последним из своего колена».


Прозрения и раскаяния не наступит. В одном из писем жене комиссар Нахимсон назовет свое время «счастливым» – свято верил: наступает для человечества новая эра справедливости для всех, за нее не жалко и жизни, и «нас не забудут». Кемоклидзе уж постарался, чтобы читатели не остались в неведении, чем обернулись для Салиных те красивые миражи. Дочь комиссара, старая большевичка Тамара Семеновна, после того, как у нее украли инвалидную коляску, отравилась на кухне газом. Жизнь следующего поколения Салиных, казалось бы, таких благополучных супругов­партсовфункционеров омрачил трагический, со стрельбой, исход ссоры сыновей из­за дамы, да и не только из­за нее.


И будет та встреча «с последним из колена» вторым ключевым героем «Салина», правнуком комиссара, ветераном и мучеником Афгана. По роковому стечению обстоятельств он прольет кровь. Безродный и бездомный, Сергей Салин явится сдаваться органам. В комнату допросов приведет писатель и Салина­старшего. «Зачем ты послал меня на чужую гражданскую войну?» – потревожит его совесть правнук. Услышав в ответ: «Я тебя не знаю», Сергей­афганец еще успеет сказать по праву человека, изломанного жестокостью и прозревшего: «Это ты всех заразил».


Пламенному борцу за дело революции хватит мужества вынести и такие слова, звучащие как приговор. Когда в правнука полетят пули бдительного следователя Будкина, комиссар бросится под выстрелы, в тщетном порыве заслоняя своего родича. С ним комиссару так о многом надо бы поговорить.


Двое Салиных, прадед и правнук, связаны в романе как чет и нечет. У каждого свои именные главы. У правнука они нечетные, начиная с первой. Так что в гости к его предкам, сперва в молодость яростного латышского боевика Салина, отправляемся мы из времен после Афгана и развала Советского Союза. Те времена без труда в романе узнаются. Брошенные и униженные бедностью солдаты Великой Отечественной собирали тогда по скверам пустые бутылки, а жизнь наша начинала напоминать один большой толчешник, где как на охоте: кто бойчей, тот и с добычей.


Так и живут однополчане Сергея – афганские деды Гром и Водила, разудалый его дружбан Хариус, рэкетир Рэн, торговец краденым Илья. Всяк по­своему пристроился, притерпелся на гражданке, даже безногий Филоз, попавший под Афган, как под трамвай. Только у Сергея притерпеться никак не выходит. Задубела кожа, заматерела речь – бьющий в яблочко окопно­барыжный треп. Но не заживает душа, простреленная Афганом. Попали туда не по своей воле, но убивали же, убивали…


У афганского синдрома, мы знаем, будет продолжение – Чечня. «Салин» заряжен тревогой, а ей в нашей жизни конца не видно. Вот и нужен роману читатель. Ни больше и ни меньше, чем читателю нужен он сам.

Северный край

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе