Сергей Пагын читает свои стихи (Фото: скриншот youtube.com)
— Наверное, все стихи, написанные мной, так или иначе отражают мой внутренний мир. Точнее, стихи не просто отражают мир души стихотворца, но формируют его. Не знаю, как у других авторов, но у меня — так. В процессе творчества я пытаюсь что-то уяснить, прояснить для себя, обрести новый опыт — назвал бы его опытом полёта. Кто-то или что-то позволяет тебе просто немножко полетать. А потом во времена творческой немоты я тоскую по этим кратковременным полётам.
Мне сложно выделить какое-то одно из стихотворений в качестве «визитки»… Может быть, вот это:
Моя душа пустячное любила:
в продольных трещинках хозяйственное мыло,
оставленное кем-то на полу,
на верстаке светящуюся стружку,
щербатую, надтреснутую кружку
с чаинками, прилипшими ко дну.
Родство ли это, давнее желанье,
чтоб в замкнутой глубинке мирозданья,
где снег стоит, как в стылой бане дым,
и день проходит меж ночами боком,
предельно личным, милосердным Богом
я так же был замечен и любим?
Здесь — внимание к малым вещам нашего огромного мира, которое мне свойственно. Они становятся частью нашей жизни и разделяют нашу судьбу. Как их не любить?!
«СП» — И эти же будничные вещи-слова, «правильно поставленные» поэтом в строку, могут проявлять и неожиданные смыслы, оттенки, звучание?
— Вот именно это мне и интересно в поэзии. Головокружительную — в хорошем смысле — метафору можно создать, используя несколько простых или, как вы выразились, будничных слов, расставив их в правильном порядке. Наверное, это можно назвать высокой простотой.
Поскольку мы затронули тему слова, мне вспомнилось высказывание немецкого философа Мартина Хайдеггера о том, что прежде чем искать в слове какую-то суть, нужно прийти к слову как таковому — услышать весть, которую оно в себе несет. Слово для поэта не просто материал, который он мнёт и выворачивает, чтобы слепить стихотворение, — это нечто самоценное и самодостаточное. Оно ведёт стихотворца, а не наоборот. И тогда можно прийти к чему-то новому, неожиданному.
О том же, по сути, сказано в стихотворении «Слово» польского поэта Юлии Хартвиг(перевод Глеба Ходорковского):
Не наряжай меня слишком богато
не обрызгивай благовониями
Но и не насилуй меня
не издевайся
не льсти —
свой долг я знаю
«СП» — Нередко из суммы таких вроде бы «ничтожных», мелких многочисленных деталей, фрагментов, перемен, поворотов, движений, порой разнонаправленных или же не только друг друга ограничивающих, но и противоречащих друг другу, складывается и какое-то большое событие — например, в отдельной частной жизни…
— Чаще всего, именно так и происходит. Причём, не только со мной.
Дело в том, что жизнь души чаще всего сокрыта от нас, и только по тому, что становится событием для нас, что по-настоящему важно для нас, что радует нас, мы имеем возможность как-то судить о том, что происходит глубоко в нас. И этим событием может стать какая-нибудь «ничтожная» деталь, вещь, явление.
К примеру, несколько лет назад осенью я впервые оказался в Петербурге. Казалось бы, чем не событие в отдельной частной жизни? Умом я осознавал, что вот — великий город, удивительный, красивый, а Встречи с ним не получилось.
Приехал домой, утром пошёл в огород и застыл зачарованно над цветущей капустой. Минут десять стоял. Понимаете, конец октября, всё кругом пусто, а тут такое жёлтое великолепие. И кто знает, почему именно это тронуло меня и стало событием?! Значит, душа откликнулась на это, значит, это для неё наиболее важно здесь и сейчас.
«СП» — Особо значимые события — это для вас какие?
— Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что у меня нет чёткой шкалы ценности и значимости жизненных событий — мол, вот это важнее, а вот это менее важно. Тем более что с годами и отношение к ним меняется — то, что казалось существенным, теряет свою ценность, и наоборот…
«СП» — Одна из ваших книг названа точно так же, как самая первая у Арсения Тарковского, изданная в 1962 году, — «Перед снегом». Чем объяснить такое совпадение?
— Всё очень просто. У меня так называется ключевое стихотворение из этой книги. Оно и дало ей название. А стихи Тарковского, конечно же, очень люблю. Эта такая мощь, такой размах и такая глубина! А ещё у Тарковского мне очень близка, повторяю, тема вещей. К примеру, в этом стихотворении:
Всё меньше тех вещей, среди которых
Я в детстве жил, на свете остаётся.
Где лампы-«молнии»? Где чёрный порох?
Где чёрная вода со дна колодца?
Где «Остров мёртвых» в декадентской раме?
Где плюшевые красные диваны?
Где фотографии мужчин с усами?
Где тростниковые аэропланы?
Где Надсона чахоточный трёхдольник,
Визитки на красавцах-адвокатах,
Пахучие калоши «Треугольник»
И страусова нега плеч покатых?
Где кудри символистов полупьяных?
Где рослых футуристов затрапезы?
Где лозунги на липах и каштанах,
Бандитов сумасшедшие обрезы?
Где твёрдый знак и буква «ять» с «фитою»?
Одно ушло, другое изменилось,
И что не отделялось запятою,
То запятой и смертью отделилось<…>
«СП» — Чем объяснить вашу склонность к ностальгии, возвращению в прошлое?
— У меня нет тоски по прошлому. Оно никуда не ушло и никуда не уходило, оно живёт во мне, поэтому и возвращаться не приходится. Тем более что и поэзия даёт возможность прикоснуться к нему, его ощутить.
Единственное, возникает порой чувство сожаления о том, что мог что-то сделать, но не сделал, упустил какую-то возможность и тому подобное.
«СП» — Воспоминания не мешают жить сегодня?
— Не то, что мешают… Просто порой бывает стыдно за допущенные когда-то малодушие, слабость, страх. Хотя, наверное, это ощущение человеку необходимо, чтобы всё это не повторилось в будущем.
«СП» — Ваше отношение ко времени довольно жёсткое: «время — мытарь и лабазник», «время-Кощей»…
— На самом деле отношение ко времени у меня разное. Недавно прочитал статью о том, что физики сделали шокирующее открытие — объективного времени не существует. И стало быть, приходится говорить лишь о субъективном времени. А тут уже речь идёт о формах нашего восприятия реальности. Естественно, формы восприятия меняются, поскольку меняется и сам человек, и реальность, его окружающая. В моих стихах ведь время — не только «мытарь», «лабазник», «Кощей», но и «мой дом, / мой очаг, / моя земля».
«СП» — Очаг — увы, почти забытое слово. С чем оно у вас ассоциируется?
— Помнится, у бабушки в селе во дворе под навесом стояла маленькая глиняная печка, на которой она готовила. Мы с братом любили сидеть возле этой печки. Особенно осенью, когда становилось прохладно. Именно та бабушкина печка и ассоциируется у меня с таким понятием, как очаг.
Бабушки давно нет, да и печки глиняной тоже. А ощущение очага осталось.
«СП» — Можно сказать, что многие ваши стихотворения родом из детства? Как, допустим, такое:
Не припомню толком иконы той:
Иисус… и голубь… и реки волна…
Пахла старость кукурузной крупой,
за окном в саду стояла зима.
Снегопад качался, и кот мурчал,
дверцу в сон отворив золотым ключом,
и с иконы голубь слетал… слетал
на больное бабушкино плечо.
Или другое — из цикла «Обретения»:
Мальчишка с воздушным змеем.
Восторг.
Азарт рыболова.
Как будто «подсек» и тянешь
не карпа —
целое небо.
— Наверное, можно. У меня было замечательное детство, как и положено — с воздушными змеями, удочками, рогатками, духовыми ружьями и прочими «драгоценными» вещами. Ну и ещё с любимыми книжками Драгунского, Крапивина,Киплинга и Джека Лондона.
«СП» — Многие ваши стихи, например «У бабушки», «…И всё-таки воде необходимо…», «Тайная вечеря», «Зачарованный волхв», «Была ль снята седьмая та печать?..», насыщены библейскими сюжетами, а стихотворению «Зачем я вернулся? В пределе родном…» предпослан и прямой эпиграф: «Навеяно притчей о блудном сыне»…
— Ну, куда уж стихотворцу без библейских сюжетов?! Это универсальная вневременная форма, которую можно наполнить уникальным личностным содержанием. В результате может получиться — а может и не получиться — приличное стихотворение.
«СП» — Но одновременно с доверием к Творцу:
Пусть моя домотканая нежность груба,
пусть и дело моё — не табак, так труба,
слово — пеплом над глинистой твердью…
Пусть и жизни, и веры — на птичий глоток,
на щенячий на светлый один коготок —
мягко небо Его милосердья.
— сквозь строки проступают отчаяние, страх и тревога за будущее. Например:
Мне ли, рябь сотрясая, нести
всхлип огня в поднесённой горсти,
если даже не в силах найти
я приметы Твои и насечки
на вещах, что стоят по углам
бытия, где раздрай и бедлам,
где зима подступила к домам
и угрюмое что-то бормочет.
И последнее гонит тепло,
что в домовых щелях залегло,
рвётся в душу мою, как в дупло,
и никак отвязаться не хочет.
Но пытаюсь расслышать я Твой
глас призывный, ночной, горловой
не дорогой в Дамаск, а стернёй,
а травой проходя придорожной.
И хрустит под ногами ледок,
дует ветер осипший в рожок,
и Твой зов так безмерно далёк,
что услышать его невозможно.
— В человеке много чего уживается… И вера, и пропасти безверия, и многое другое. Поскольку он живой и меняется. И его стихи —соответственно.
Мне кажется, читатель порой ждёт от автора определённой последовательности в планемировоззрения, убеждений и тому подобного. Но раз речь идёт о литературе, в частности о поэзии, то есть о жизни души человека, чудесной и непредсказуемой, то подобные ожидания не оправдываются.
«СП» — Что, на ваш взгляд, сегодня интересного на литературной карте Молдовы?
— Есть много талантливых, ярких авторов. Это Михаил Поторак, Леонид Поторак,Олег Краснов, Олег Панфил, Юрий Гудумак, Олеся Рудягина, Татьяна Некрасова,Александра Юнко, Вика Чембарцева, Ирина Ремизова, Наталья Новохатняяи другие замечательные прозаики и поэты. У меня нет возможности перечислить всех, поэтому да простят меня мной не упомянутые. Многие их них публикуются в серьёзных литературных изданиях в России и в других странах ближнего и дальнего зарубежья. Являются победителями многих престижных литературных конкурсов. Издают книги. Вот совсем недавно с помощью Министерства культуры Республики Молдова изданы книги Татьяны Некрасовой и Леонида Поторака, а также книга «Белое пятно» — сборник малой прозы молдавских русских авторов периода 1989−2005 годов.
«СП» — Вообще, в книжных магазинах Молдовы книги российских писателей — редкость?
— Мне сложно ответить на этот вопрос. Дело в том, что в маленьком городке, в котором я живу, сейчас, к сожалению, нет вообще книжного магазина.
«СП» — Никогда не было или закрыли, как это происходит в российских провинции? И Единцы не такой уж и маленький город — тысяч пятнадцать-шестнадцать жителей есть?
— Был один, но несколько лет назад его закрыли. Печально, но это так…
А в Кишинёв я выбираюсь довольно редко, да и то только для того, чтобы встретиться со своими друзьями — творческими людьми, общение с которыми мне необходимо.
«СП» — Вы достаточно регулярно публикуетесь в разных российских толстых литературных журналах: «Дружба народов», «Знамя», «День и ночь», «Москва», «Дети Ра». И всё же ощущаете ли себя оторванным от русской культуры, русского языка?
— У меня нет такого ощущения, да и не было никогда. Существуют книги, журналы на русском языке, Интернет. Всё это создаёт единое русское литературное пространство, частицей которого я себя ощущаю. И самое главное — люди, живущие русской культурой. Пока, слава Богу, их достаточно в Молдове, хотя с каждым годом становится меньше и меньше.
К примеру, я с моими друзьями — с замечательным музыкантом, композитором Борисом Амамбаевым и удивительным писателем Михаилом Потораком — время от времени организовываем литературно-музыкальные вечера в Кишинёве. На них приходят люди самых разных национальностей, но их объединяет одно — любовь к русской литературе, к русскому слову, уж простите за пафос.
«СП» — Каково быть русскоязычным поэтом в бывшей советской республике, а теперь отдельной независимой стране?
— Не знаю… Можно жить полноценной творческой жизнью где угодно. Честно говоря, я не зацикливаюсь на этом. Просто не так уж и давно все мы жили в одной великой стране. Она прекратила своё существование, но ведь люди-то остались — люди, близкие друг другу по духу, по культуре, по мировосприятию. Мы продолжаем общаться друг с другом.
«СП» — Выходит, Ассоциация русских писателей Республики Молдова, в которую вы входите, — это своеобразная резервация тех, кто продолжает писать по-русски и внутренне связан с Россией?
— Я категорически не согласен со словом «резервация». Ассоциация русских писателей Республики Молдова, которую сейчас возглавляет поэт Олеся Рудягина (кстати, лауреат русской премии «За вклад в сбережение и развитие традиций русской культуры за пределами Российской Федерации» в 2010 году), абсолютно открытая организация. В неё может вступить любой талантливый человек, пишущий на русском языке. Ассоциация тесно связана с Россией, с Российским центром науки и культуры в Республике Молдова, с различными российскими литературными организациями. Осуществляются совместные проекты, проводятся поэтические фестивали, творческие встречи, мастер-классы с участием известных российских писателей и поэтов, редакторов и издателей.
В июне, к примеру, под эгидой Ассоциации состоялся очередной международный фестиваль «Пушкинская горка», приуроченный ко Дню русского языка. В Кишинёве и в селе Долна, известном тем, что в нём, в усадьбе семьи Ралли, около двух месяцев во время своего пребывания в Бессарабии жил Александр Сергеевич Пушкин, состоялись пушкинские чтения, турнир поэтов и чтецов и другие мероприятия.
Кстати говоря, Ассоциация русских писателей республики издаёт толстый литературный журнал «Русское поле». В нём публикуются произведения как молдавских авторов, так и писателей и поэтов ближнего и дальнего зарубежья.