В России вышла первая бумажная книга Льва Мановича «Теории софт-культуры».
О книге теоретика медиа, который считает, что любой культурный объект отчасти напоминает смартфон, пишет Михаил Степанов.
Л. Манович. Теории софт-культуры. «Красная ласточка», 2017
Мировую известность Льву Мановичу в начале 2000-х принесла работа «Язык новых медиа», собранная из статей 1990-х (ее готовит к изданию в 2018 году Ad Marginem), а в книге «Теории софт-культуры», выпущенной издательством «Красная ласточка», собраны тексты, опубликованные позднее — с 1999 по 2015 годы. Сборник призван показать эволюцию идей автора за 16 лет. Ряд ранних статей значительно дополнен и исправлен; перед нами книга, состоящая из трех блоков с авторским предисловием.
Первый блок текстов посвящен критике понятия «новые медиа». По мнению автора их не существует, как не существует и «цифровых медиа», правильнее говорить о «компьютерных», или лучше — «программируемых медиа» (с. 31), иными словами, «медиа становятся софтом» (с. 65). Второй блок продолжает тему «всепроникающей компьютеризации» (с. 73) и сложности информационного взаимодействия человека с физической и цифровой средой, на пересечении которой и рождаются культурные объекты. Разрешить эти информационные противоречия, конфликты и сложности культуры, по мнению автора, способны цифровые гуманитарные науки и исследования софта: алгоритмы нашей жизни должны быть освоены программным обеспечением.
Поскольку программное обеспечение проникает повсюду — Google, Facebook, Amazon отслеживают каждый наш шаг, беспрерывно улучшая себя и поставляемые ими услуги — для современных аналитиков становится «просто необходимо иметь возможность фиксировать и анализировать опыт взаимодействия, следуя за отдельными пользователями в их навигации по веб-сайту или во время прохождения видеоигры; изучать других игроков, а не опираться в анализе лишь на свой личный игровой опыт» (с. 87), иными словами, теоретик должен представлять взаимодействия в их процессуальности в виде данных, которые смогут анализировать программы. Для чего это нужно, спросите вы? Чтобы «понять, как люди конструируют смыслы в результате взаимодействия с интерфейсом и каким образом их социальный и культурный опыт опосредован программным обеспечением» (с. 88).
Лев Манович.
Фотограф Роза Менкман
Третий блок, озаглавленный «Культурная аналитика» строится вокруг «данных», «больших данных», а если быть точнее, то вокруг «больших культурных данных в целом и визуальных медиа в частности» (с. 96). Проблема состоит в том, что у исследователя из сферы гуманитарных наук или медиа никаких «данных» для начала такой работы нет, вместо них есть культурные артефакты, которые ещё нужно превратить в данные (с. 104). Сама задача превращения культурных артефактов в данные, которые затем должны быть каким-то образом проанализированы программным способом и визуализированы, является концептуально сложной, невероятно трудоёмкой и творческой. Такова нетривиальная задача, на которую направлена «культурная аналитика» Льва Мановича: «Этот подход в первую очередь позволяет поставить под сомнение наш привычный взгляд на некоторые вещи, когда определенные аспекты воспринимаются как само собой разумеющиеся» (с. 200). И далее: «Использование данных и методов управления ими проблематизирует то, как мы мыслим, видим и в конечном счете действуем в соответствии с нашими знаниями».
Некоторые высказывания автора кажутся неожиданными: так, на странице 120 он пишет: «Слова не способны охарактеризовать полный спектр вариаций цвета, текстуры, композиции, ритма, движения и всех остальных аналоговых свойств медиа». Не каждый профессионал в гуманитарных науках перенесет подобное заключение, поскольку в культуре нет более точного инструмента, чем слово, а числовое или иное обозначение обретает свой полный смысл лишь в словесной интерпретации. «Абстрактный визуальный язык, возникший в искусстве 1910-х годов», о котором автор говорит дальше, проник во множество других сфер во многом благодаря текстам, раскрывающим и/или кодифицирующим этот язык, вписывающим его в смысловые контексты новых практик. Конечно, невозможно обойти вниманием и другую мысль автора: «Мое предложение более общее. Я предлагаю применять такие понятия, как информационный интерфейс и информационное поведение, к любому объекту культуры прошлого или настоящего. Другими словами, любой культурный объект отчасти напоминает смартфон» (с. 43-44).
Из названия и содержания книги понятно, что к «кино» она имеет весьма отдаленное отношение. Слово «кино» и его производные — «кинопроектор», «кинокамера», «кинотеатр» и т.п. — встречаются всего лишь 36 раз на 200 страницах, что в сравнении со словом «медиа» и его производными, упомянутыми 498 раз, и словом «софт» (105 раз) выглядит достаточно скромно. То есть, если мы поверхностно применим количественный подход в гуманитарных науках, за который ратует автор, сравнение частотности использования слов будет свидетельствовать явно не в пользу кинематографа. Не исключено, что кому-то моя интерпретация предлагаемой автором количественной гуманитаристики покажется довольно плоской и напомнит сцену подсчетов знаков внимания королевских особ из фильма «Золушка» 1947 года, где нарядные сестры бедной родственницы считали и записывали количество адресованных им улыбок, взглядов и вздохов принца. Результат этих подсчетов оказался неутешительным — принц выбрал Золушку. Однако, возможно, частотность использования слова «кино» столь низка потому, что его значение в ряду медиапродуктов современной, насыщенной визуальным контентом различного рода культуры действительно понизилось. Кто знает, может быть, нам действительно следует последовать за автором в поиске новых констелляций, паттернов и сетевых сплетений и соотнести кинематограф с другими визуальными продуктами, найдя, тем самым новые контексты и смысловые пласты.