Василий Аксенов: Такой жизни и таких друзей, как в СССР, в Штатах быть не может
22 августа 2022 ● "КП-Ярославль"
Исполнилось 90 лет со дня рождения выдающегося писателя Василия Аксенова.
Писатель Василий Аксенов.
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН
То, что Василий Аксенов так или иначе покинет Советский Союз, можно было предсказать уже по его ранним повестям. В «Коллегах» одни студенты-медики становились судовыми врачами с перспективой объехать весь свет, а другой становился врачом в северном поселке. Удивительно, но у первых все было хорошо, а их коллега едва не погибал. В «Звездном билете» есть два брата: старший и младший. Старший сидит в Москве, занимаясь серьезными делами, а младший легкомысленно рвется с друзьями на «ближний Запад», в Таллинн, где проводит несколько сложных, но счастливых месяцев. И опять-таки, старший погибает, а у младшего в целом все здорово. Сама логика аксеновских текстов подсказывает, что свобода (в том числе внутренняя, в том числе свобода передвижений) обеспечивает везение тем, кто ее выбрал.
Неудивительно, что Валентин Катаев после публикации «Звездного билета» потерял пост главного редактора журнала «Юность»; куда удивительнее, что это, по словам Станислава Рассадина, «наикрамольнейшее сочинение» в принципе опубликовали в СССР, а вдобавок еще и экранизировали под названием «Мой младший брат». Не зная, как облечь в слова свой гнев, официальные критики нападали на молодежный жаргон, который любят аксеновские герои, на «языковую вульгарщину», «развязность, разухабистость и самонадеянность». Возмущались словом «шмакодявка», которое «может оказаться принятым на вооружение прочитавшими книгу». Наконец, кто-то в отчаянии сформулировал и провизжал главную претензию к персонажам: «Комсомол для них даже не существует!»
Несмотря на этот шквал ярости, тексты Аксенова как-то продолжали публиковаться в СССР. А сам он не испытывал никакой ненависти к родной стране, и не собирался ее покидать. Тот же Рассадин вспоминает, как в 1976 году Аксенов пришел в ужас, узнав, что его друг Анатолий Гладилин решил уехать на Запад: «Что он там будет делать? Он же там пропадет!…» И, вопреки распространенному мнению, Василий Павлович никуда не эмигрировал: просто получил приглашение читать лекции в американском университете, улетел из «Шереметьево-2» (с фантастической легкостью получив разрешение на выезд), а через несколько месяцев был лишен гражданства.
«Почему госмужи СССР так поступили со мной? Неужто сочинения мои так уж сильно им досадили? Разве я на власть их покушался?» - спрашивал Аксенов в книге «В поисках грустного бэби». На самом деле ответ очевиден. Этот писатель в первых же своих книгах «нес в себе заряд только что родившегося чувства свободы, с которой никто тогда не умел обращаться» (слова Бориса Мессерера). Ни в «Звездном билете», ни в «Апельсинах из Марокко», ни в «Затоваренной бочкотаре», ни даже в самиздатовском альманахе «Метрополь», ставшим причиной колоссального скандала, не было ничего явно антисоветского. Но для советской власти они были невыносимы, как острая зубная боль, и что-то с этим автором, конечно, надо было делать.
Хотя Аксенов догадывался о том, что его лишат гражданства, новость полученная им в Америке, все равно стала для него ударом. Он проклинал тех, кто лишил его родины и «сорока восьми моих лет, прожитых в России». А потом рассказывал друзьям о своей ностальгии - особенно сильно он тосковал по Грузии и Крыму. И добавлял, «что такой жизни и таких друзей в Штатах быть не может».
Страсть к свободе появилась у него в детстве, - наверное, иначе и быть не могло. Он родился 20 августа 1932 года, а в феврале 1937-го арестовали его мать, «троцкистку» Евгению Гинзбург. Еще через пять месяцев арестовали отца, партийного деятеля Павла Аксенова. Пытками выбивали из него признания, требовали, чтобы он оклеветал своих друзей. Однажды почти чудом разрешили свидание с сыном («Вася бросился ко мне, вскарабкался на колени, обвил своими ручонками мою шею, прижимался, ласкался, целовал и непрерывно говорил: «Папа! Папа! Папа!..») Только чудом Павла Аксенова не расстреляли, заменив смертный приговор пятнадцатью годами лагерей. Мать дожила до 1977-го (и написала книгу «Крутой маршрут», первые главы которой вслух читала 16-летнему Василию), а отец - до 1991-го.
Даже проживая в США во вполне комфортных условиях (на фото писатель у себя в Вашингтоне с любимой собакой), Аксенов мечтал о возвращении на Родину.
Фото: Cynthia Johnson/Getty Images
Даже проживая в США во вполне комфортных условиях (на фото писатель у себя в Вашингтоне с любимой собакой), Аксенов мечтал о возвращении на Родину. Фото: Cynthia Johnson/Getty Images
«Юность под Сталиным вспоминается как полоса полнейшей бессмыслицы, - говорил он потом. - Потерянное время. Хотя… оно, может, и не было потеряно. Потому что в этой забубенной хаотической жизни возникало… спонтанное сопротивление: «Да катитесь вы все к чертовой матери. Ничего я не боюсь». Естественно, в двадцать с небольшим лет он стал стилягой и фанатом джаза. А в 1952-м опубликовал первый текст - совершенно дурацкое (это определение самого Аксенова) стихотворение, в котором, однако, уже был мотив свободы и полета: герои, вчерашние студенты, неслись на пассажирском «ИЛе» в неизвестное, но манящее будущее.
Через несколько лет Аксенов написал повесть «Рассыпанные цепью»; Валентин Катаев прочитал первые страницы и сказал: «Он станет настоящим писателем. Замечательным. Дальше читать не буду. Мне ясно. Он — писатель, умеет видеть, умеет блестяще выражать увиденное». Он же предложил название «Коллеги». Название «Звездный билет» для следующей повести (которая поначалу называлась «Орел или решка?») придумал другой классик советской литературы, Константин Симонов.
И это, конечно, был тот случай, когда молодой писатель проснулся суперзвездой. И для него, и для его сверстников это было время радостного оптимизма. «Тридцатилетние мужчины — главная сила Земли, они действуют во всем мире, осваивают Антарктиду и верхние слои атмосферы, добиваются лучших результатов во всем, женщины очень любят тридцатилетних, современные физики к тридцати годам становятся гениями…» - писал он в 29. Его первые вещи полны огромного обаяния, которое ничуть не выветрилось со временем, и которое не могут заслонить поздние, куда более грустные книги.
Но на самом деле и обаяние, и оптимизм не покидали Аксенова. Даже в 80-е, когда казалось, что его навсегда отрезали от родины, что он никогда туда не вернется, что придется превращаться в американского писателя.
Вернувшись в СССР ноябре 1989-го, он осторожно говорил: «Надеюсь, многое проснется в моей душе». И действительно - проснулось. Мало того, что его запрещенные книги вроде «Ожога» или «Острова Крым» были опубликованы и мгновенно стали бестселлерами, впереди были другие, не менее замечательные тексты: «Московская сага», «Новый сладостный стиль», «Вольтерьянцы и вольтерьянки», «Редкие земли», «Таинственная страсть»…
Тем, кто общался с ним уже в XXI веке (мне, например), он запомнился как необыкновенно вежливый, ироничный, очаровательный собеседник, в котором не было ничего от забронзовевшего живого классика - хотя именно живым классиком он и являлся. Зато в нем прекрасно ощущалась молодость, которую он пронес в себе до вполне солидного возраста. Молодость, и еще внутренняя свобода - качество, переоценить которое нельзя. О чем Василий Аксенов и продолжает напоминать со страниц своих книг.
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН
То, что Василий Аксенов так или иначе покинет Советский Союз, можно было предсказать уже по его ранним повестям. В «Коллегах» одни студенты-медики становились судовыми врачами с перспективой объехать весь свет, а другой становился врачом в северном поселке. Удивительно, но у первых все было хорошо, а их коллега едва не погибал. В «Звездном билете» есть два брата: старший и младший. Старший сидит в Москве, занимаясь серьезными делами, а младший легкомысленно рвется с друзьями на «ближний Запад», в Таллинн, где проводит несколько сложных, но счастливых месяцев. И опять-таки, старший погибает, а у младшего в целом все здорово. Сама логика аксеновских текстов подсказывает, что свобода (в том числе внутренняя, в том числе свобода передвижений) обеспечивает везение тем, кто ее выбрал.
Неудивительно, что Валентин Катаев после публикации «Звездного билета» потерял пост главного редактора журнала «Юность»; куда удивительнее, что это, по словам Станислава Рассадина, «наикрамольнейшее сочинение» в принципе опубликовали в СССР, а вдобавок еще и экранизировали под названием «Мой младший брат». Не зная, как облечь в слова свой гнев, официальные критики нападали на молодежный жаргон, который любят аксеновские герои, на «языковую вульгарщину», «развязность, разухабистость и самонадеянность». Возмущались словом «шмакодявка», которое «может оказаться принятым на вооружение прочитавшими книгу». Наконец, кто-то в отчаянии сформулировал и провизжал главную претензию к персонажам: «Комсомол для них даже не существует!»
Несмотря на этот шквал ярости, тексты Аксенова как-то продолжали публиковаться в СССР. А сам он не испытывал никакой ненависти к родной стране, и не собирался ее покидать. Тот же Рассадин вспоминает, как в 1976 году Аксенов пришел в ужас, узнав, что его друг Анатолий Гладилин решил уехать на Запад: «Что он там будет делать? Он же там пропадет!…» И, вопреки распространенному мнению, Василий Павлович никуда не эмигрировал: просто получил приглашение читать лекции в американском университете, улетел из «Шереметьево-2» (с фантастической легкостью получив разрешение на выезд), а через несколько месяцев был лишен гражданства.
«Почему госмужи СССР так поступили со мной? Неужто сочинения мои так уж сильно им досадили? Разве я на власть их покушался?» - спрашивал Аксенов в книге «В поисках грустного бэби». На самом деле ответ очевиден. Этот писатель в первых же своих книгах «нес в себе заряд только что родившегося чувства свободы, с которой никто тогда не умел обращаться» (слова Бориса Мессерера). Ни в «Звездном билете», ни в «Апельсинах из Марокко», ни в «Затоваренной бочкотаре», ни даже в самиздатовском альманахе «Метрополь», ставшим причиной колоссального скандала, не было ничего явно антисоветского. Но для советской власти они были невыносимы, как острая зубная боль, и что-то с этим автором, конечно, надо было делать.
Хотя Аксенов догадывался о том, что его лишат гражданства, новость полученная им в Америке, все равно стала для него ударом. Он проклинал тех, кто лишил его родины и «сорока восьми моих лет, прожитых в России». А потом рассказывал друзьям о своей ностальгии - особенно сильно он тосковал по Грузии и Крыму. И добавлял, «что такой жизни и таких друзей в Штатах быть не может».
Страсть к свободе появилась у него в детстве, - наверное, иначе и быть не могло. Он родился 20 августа 1932 года, а в феврале 1937-го арестовали его мать, «троцкистку» Евгению Гинзбург. Еще через пять месяцев арестовали отца, партийного деятеля Павла Аксенова. Пытками выбивали из него признания, требовали, чтобы он оклеветал своих друзей. Однажды почти чудом разрешили свидание с сыном («Вася бросился ко мне, вскарабкался на колени, обвил своими ручонками мою шею, прижимался, ласкался, целовал и непрерывно говорил: «Папа! Папа! Папа!..») Только чудом Павла Аксенова не расстреляли, заменив смертный приговор пятнадцатью годами лагерей. Мать дожила до 1977-го (и написала книгу «Крутой маршрут», первые главы которой вслух читала 16-летнему Василию), а отец - до 1991-го.
Даже проживая в США во вполне комфортных условиях (на фото писатель у себя в Вашингтоне с любимой собакой), Аксенов мечтал о возвращении на Родину.
Фото: Cynthia Johnson/Getty Images
Даже проживая в США во вполне комфортных условиях (на фото писатель у себя в Вашингтоне с любимой собакой), Аксенов мечтал о возвращении на Родину. Фото: Cynthia Johnson/Getty Images
«Юность под Сталиным вспоминается как полоса полнейшей бессмыслицы, - говорил он потом. - Потерянное время. Хотя… оно, может, и не было потеряно. Потому что в этой забубенной хаотической жизни возникало… спонтанное сопротивление: «Да катитесь вы все к чертовой матери. Ничего я не боюсь». Естественно, в двадцать с небольшим лет он стал стилягой и фанатом джаза. А в 1952-м опубликовал первый текст - совершенно дурацкое (это определение самого Аксенова) стихотворение, в котором, однако, уже был мотив свободы и полета: герои, вчерашние студенты, неслись на пассажирском «ИЛе» в неизвестное, но манящее будущее.
Через несколько лет Аксенов написал повесть «Рассыпанные цепью»; Валентин Катаев прочитал первые страницы и сказал: «Он станет настоящим писателем. Замечательным. Дальше читать не буду. Мне ясно. Он — писатель, умеет видеть, умеет блестяще выражать увиденное». Он же предложил название «Коллеги». Название «Звездный билет» для следующей повести (которая поначалу называлась «Орел или решка?») придумал другой классик советской литературы, Константин Симонов.
И это, конечно, был тот случай, когда молодой писатель проснулся суперзвездой. И для него, и для его сверстников это было время радостного оптимизма. «Тридцатилетние мужчины — главная сила Земли, они действуют во всем мире, осваивают Антарктиду и верхние слои атмосферы, добиваются лучших результатов во всем, женщины очень любят тридцатилетних, современные физики к тридцати годам становятся гениями…» - писал он в 29. Его первые вещи полны огромного обаяния, которое ничуть не выветрилось со временем, и которое не могут заслонить поздние, куда более грустные книги.
Но на самом деле и обаяние, и оптимизм не покидали Аксенова. Даже в 80-е, когда казалось, что его навсегда отрезали от родины, что он никогда туда не вернется, что придется превращаться в американского писателя.
Вернувшись в СССР ноябре 1989-го, он осторожно говорил: «Надеюсь, многое проснется в моей душе». И действительно - проснулось. Мало того, что его запрещенные книги вроде «Ожога» или «Острова Крым» были опубликованы и мгновенно стали бестселлерами, впереди были другие, не менее замечательные тексты: «Московская сага», «Новый сладостный стиль», «Вольтерьянцы и вольтерьянки», «Редкие земли», «Таинственная страсть»…
Тем, кто общался с ним уже в XXI веке (мне, например), он запомнился как необыкновенно вежливый, ироничный, очаровательный собеседник, в котором не было ничего от забронзовевшего живого классика - хотя именно живым классиком он и являлся. Зато в нем прекрасно ощущалась молодость, которую он пронес в себе до вполне солидного возраста. Молодость, и еще внутренняя свобода - качество, переоценить которое нельзя. О чем Василий Аксенов и продолжает напоминать со страниц своих книг.