18 января 2010 ● Ян Шенкман
В ближайшее десятилетие литература вернется от правдорубства к эзоповому языку и лиризму
До конца десятилетия осталось чуть меньше года. Вряд ли за этот срок будет написано и издано нечто, что придаст литературе нулевых смысл, как придали смысл шестидесятым романы Аксенова и Гладилина, а восьмидесятым — книги Довлатова. Ничего подобного произойти не может. И не должно. Потому что литература за эти десять лет изменила свои функции и задачи. Даже по сравнению с девяностыми, что уж говорить о советской древности.
Нулевые дали нам прозу Дмитрия Быкова, «Учебник рисования» Максима Кантора, «Гастарбайтера» Эдуарда Багирова, рассказы Евгения Гришковца, «Духless» Сергея Минаева, стихи Всеволода Емелина, прозу «новых реалистов», представленную Захаром Прилепиным и Германом Садулаевым. Я специально мешаю в одну кучу хорошее и плохое, попсовое и серьезное. Грань между ними и в реальности уже почти стерлась. И нельзя даже сказать, что все они коммерчески успешны или широко известны. Тиражи Гришковца не сравнимы с тиражами Кантора. А большинство читателей Быкова понятия не имеет о том, кто такой Емелин.