У нас его больше всего любили Ленин и Куприн: Ленин - за волю к жизни, Куприн - за силу, страсть и достоверность, а еще за сходство его литературной судьбы с собственно купринской: критика обоих не жаловала, и полагаться им приходилось на читательскую любовь.
Любовь эта неизменна и по сей день - золотоискательские и бродяжьи рассказы Лондона входят в золотой фонд детского чтения, из романов больше всего повезло "Морскому волку", - но с осмыслением пути и взглядов этого автора и в советской, и тем более в постсоветской России все обстояло еще печальней, чем в высокомерной прижизненной критике. Его считали поверхностным беллетристом со стертым языком: высоколобым, видите ли, нравился Генри Джеймс, ба-а-альшой стилист. Ничего не имею против Генри Джеймса, но часто повторяю восклицание Лондона по прочтении первых страниц "Крыльев голубки": "Кто объяснит мне, черт возьми, о чем вся эта словесная паутина?!"