Среди авторов нынешней "Любимовки" были дебютанты: Галина Узрютова из Ульяновска, Любовь Мульменко из Перми, москвичи Арсений Гончуков и Денис Ретров. Были и ветераны "Любимовки" Юрий Клавдиев с пьесой "Монотеист", Вячеслав Дурненков с "Сухими завтраками", Ксения Драгунская с пьесой "Истребление". Рядом с сатирической мелодрамой "Пончик" Саши Денисовой в программе соседствует публицистическая "Жара" Наталии Мошиной.
Рядом с новаторским вызовом театру, пьесой "Легкое дыхание" минчанина Павла Пряжко, стоит традиционная трехактная драма "Семейные сцены" одесситки Анны Яблонской. Рядом с интеллектуальным упражнением Юлии Яковлевой под названием "Квартира № 1937" — горячий вербатим, минувшим летом собранный коллективом драматургов на улицах Кирова.
Различия между пьесами разительны, общее у них одно: адресат. При этом для большинства пишущихся сегодня пьес "Любимовка" оказывается конечным пунктом.
С этого "Любимовка" и начиналась ровно 20 лет назад, когда драматурги Виктор Славкин, Алексей Казанцев, Михаил Рощин, то есть драматурги состоявшиеся, чьи пьесы имели счастливую сценическую судьбу, взялись поддержать драматургов начинающих. В ту пору российский театр входил в идеологическое и экономическое пике, а современная пьеса, как продукт свежий и скоропортящийся, из употребления выходила. Театр же переключался наконсервы, не имеющие срока годности, — классику. Поэтому фестиваль, получивший сначала прописку в имении Станиславского, а потом позаимствовавший у Любимовки свое название, на годы оказался едва ли не единственной отдушиной для тех, кто желает писать для театра.
Среди них были и драматурги, открытые "Любимовкой" и позже взявшие эстафету организации фестиваля у старших товарищей: Елена Гремина, Михаил Угаров, Ольга Михайлова.
Именно тогда, около 10 лет назад, в недрах "Любимовки" вызрела и новая драма — поколенческий феномен, детонировавший в репертуарном театре и вызывавший отторжение у одних и бурную радость у других. 10 лет назад казалось, что еще немного — и маргинальная молодежная пьеса профессионализируется, пообтешется и завоюет российский театр. Теперь эти упования видятся наивными и иллюзорными.
Крепость репертуарного театра не сдалась под напором молодых рассерженных мальчиков и девочек; сегодня, как и 20 лет назад, молодые драматурги пишут почти исключительно для драматургического конкурса. С той разницей, что драматургов, да и конкурсов, стало в разы больше, а "Любимовка", первый и главный из них, из закрытого фестиваля "для своих" превратился в фестиваль публичный, осел в Театр.doc и оброс изрядным кругом зрителей — людей, которых не встретишь в большом московском театре с классикой на сцене и буфетом в фойе.
По программе нынешнего года можно судить еще и о том, что "Любимовка" вышла за рамки одного только драматургического конкурса и стала производством закрытого цикла: пьесы рождаются в лабораториях, инициированных "Любимовкой", обкатываются в читках на сентябрьском фестивале, а лучшие читки в течение сезона превращаются в спектакли, которые идут тут же, в Театр.doc.
Изоляция от большого театра, требующего от авторов большой гибкости и готовности идти на разного рода компромиссы, породили драматургов иной породы — бескомпромиссных и рисковых. Способ бытования предлагает им свободу, которой не знали многие поколения людей театра. Пути их поиска часто приводят в тупик, иногда — к прорыву; и то и другое оперативно рефлексируется: обсуждения сопровождают на "Любимовке" каждую пьесу и длятся едва ли не дольше самих читок. Не нужно обладать большим зрительским опытом, чтобы, сидя на "любимовской" читке, осознать: через 20 лет после своего рождения она превратилась не просто в отдельный театральный жанр, она породила новый вид искусства, еще ожидающий своего осмысления.
Драматург и сценарист Юрий Клавдиев: "Я пишу для театра, каким его воображают себе несколько десятков человек"
У меня дед — режиссер, отец — режиссер, мать с отцом на репетиции познакомились. Когда мне было пять лет, я и сам играл — представьте себе, Маленького принца. Позже даже поступил в студию при театре "Колесо". Правда, уже через год понял, что театр — это чудовищный обман и пластмасса. И для театра, каким я его ненавижу, я никогда не писал. Я пишу для театра, каким его воображают себе несколько десятков человек.
А толчком стало то, что в 2002 году я увидел "Кислород" Вырыпаева. По-моему, смерть чертовски театральна. Смерть — идеальный собеседник. Диалог с жизнью наиболее эффективен, когда его ведешь через смерть. Смерть собирает, дисциплинирует. Перед лицом смерти не станешь говорить и думать о глупостях.
GZT.RU