На «Золотом орле» торжествовало «Дикое поле» Михаила Калатозишвили. Оно получило три статуэтки, в том числе и в самой престижной номинации – «Лучший фильм».

Крылатая богиня победы «Ника» предпочла «Стиляг» Валерия Тодоровского. Она назвала его «лучшим фильмом» и одарила его еще несколькими статуэтками во второстепенных номинациях.

Не обделенным ее вниманием оказался другой фаворит сезона – «Бумажный солдат» Алексея Германа-младшего. На «Нике» он повторил свой успех на Венецианском фестивале – тоже две награды, и тоже, как в Венеции, за лучшую режиссуру и за лучшую операторскую работу.

«Белый слон» (Премия Гильдии российских кинокритиков) отличил «Пленного» Алексея Учителя за операторскую работу Юрия Клименко.

Не остались незамеченными «Юрьев день» (Кирилл Серебренников), «Живи и помни» (Александр Прошкин) – они преуспели в актерских номинациях – актрисы Ксения Рапопорт и Дарья Мороз.

Случилось несколько обнадеживающих дебютов – «Шультес» Бакура Бакарадзе («Белый слон») и «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германика («Ника»).

Ко всему прочему, Гильдия операторов на церемонии «Белый квадрат» признала лучшим оператором года Игоря Клебанова за фильм «Мираж».

Блокбастеру «Адмиралъ» сильно подфартило с «золотыми орлами» - картина получила сразу несколько статуэток, и столь же категорически не повезло с благосклонностью крылатой богини «Ника» - она его практически не заметила.

Самым пока крупным неудачником по части наград оказался фильм Федора Бондарчука «Обитаемый остров». Но это пока. Вскорости, выйдет его вторая часть и, надо думать, в наступающем премиальном сезоне футурологическая эпопея Бондарчука не останется без фестивальных и академических поощрений.

Впрочем, есть еще одна картина из тех, что заслуживают лучшей премиальной судьбы. Это – «Морфий» Алексея Балабанова. Впрочем, при своем крайнем радикализме эта лента вряд ли могла рассчитывать на иную как фестивальную, так и коммерческую участь.

В принципе, давно пора смириться с тем, что призы людьми даются, а люди могут обмануться. Потому награды наградами. Орлы, львы, слоны, ники и прочие статуэтки – это важная маркировка ценности являющихся на свет божий киносочинений, но не сертификат от всевышнего.

Если уж до конца быть верным сути дела, то надо сказать, что в кино маркировка картин не так важна, как маркировка картинами времени, в потоке которого мы купаемся – кто с отвращением, кто с наслаждением. Кто – со смыслом, а кто – и без оного.

Все-таки, примем во внимание, что искусство кино – это не телевидение. Это не служба сервиса. По крайней мере, в первую очередь. Это, если угодно в первую очередь, служба рефлексии. По поводу ли себя, своей страны, ее прошлого, ее будущего… По поводу рвущихся связей времен, исчезающих империй, дряхлеющих мифов, истлевающих ценностей, сменяющихся парадигм и т.д.

Вот, если с этой стороны подойти к тому, что дала за год отечественная киноиндустрия, то есть о чем поговорить, подумать. Во всяком случае, можно увидеть довольно рельефную картину умонастроений в обществе. Не в масле, конечно, но все-таки.

К «Дикому полю» у критиков была масса претензий по части того, что фильм снят по сценарию, написанному полтора десятка лет назад, что картина устарела, не родившись.

Тогда, как, на мой взгляд, режиссер Калатозишвили всего лишь обнажил остроту того, что едва обозначилось 15 лет назад, а именно: отдельность тела страны от головных представлений о ней, о ее бытии, о ее выживании.

«Бумажный солдат» задался вопросом: отчего «бумажные солдаты», посетившие сей мир в его минуты роковые, готовые шагнуть в огонь однажды, не блаженны и не счастливы? Отчего страна, рванув в Космос, в будущее, еще в минувшем тысячелетии, ментально продолжает и сегодня пребывать в «диком поле»? От того, что она заселена «сознательными лайками», усталыми верблюдами, бездомными овчарками, «бумажными солдатами» с лирическими душами, поэтами, догадавшимися с умом и талантом родиться в России? Или по какой другой причине?

В какой-то степени на эти и другие сакраментальные вопросы отвечает балабановский «Морфий».

Здесь опять «дикое поле». Только заснеженное. Опять минута роковая – Октябрь 17-го. И опять сей мир в его минуту роковую посетил доктор, чтобы дело делать, господа.

Господа стали товарищами, а доктор – законченным морфинистом.

Исторические отступления от современной действительности позволяют понять Россию умом. Пространства и темнота в рай не пускают. Стартуя в Космос с того места, где еще недавно стояли гулаговские бараки, далеко не улетишь по определению.

Обольщаться можно. Но сколько можно обольщаться?..

Сколько живем, столько и можно. Потому, что ничего другого не остается. Тогда и является такая картина, как «Стиляги» Валерия Тодоровского.

Это картина о том, как мы, пережившие советскую власть, когда-то были молоды. И еще о том, как хорошо нам было, когда нам было плохо. То есть, когда сидели уже не за колючей проволокой, но еще за железным занавесом. И пели то, что нельзя было петь. И танцевали так, как не положено было танцевать. И одевались так, чтобы отличаться, если не судьбой, то наружностью.

Сегодня мы, как никогда, склонны впадать в ностальгию. Причем не столько по прошлому, не по ушедшему времени, не по потерянным пространствам, не по утраченной солидарности, а просто по ностальгическим переживаниям.

Таково наше сегодняшнее состояние: перед лицом хаотической реальности ощущаешь сладость тоски по тоске о чем-то ином.

Я уже устал повторять шварцевскую формулу, но повторю еще раз: «Когда жизнь кажется сломленной, она вновь поднимает голову». Она справедлива и по отношению к кино, кто бы чтобы не говорил про его кризис.
Тем более, что уже через месяц, другой случится «Кинотавр» - промежуточный финиш нового сезона российского кино.
***
Нужна еще одна оговорка. Я не говорю, что фильмы, которые были помянуты выше, мне полюбились. 
Фильмы, как люди. Они не обязаны быть твоими родственниками или близкими друзьями. Или единомышленниками и соратниками. Ты не обязан в них влюбляться и сожительствовать с ними.

У каждого, конечно, есть такие картины, с которыми зритель связан душевными и духовными узами. Притом на всю жизнь. Их немного – раз-два и обчелся. Много больше тех, с кем ты просто дружил, и тех, кого от души и сердцем любил, к которым потом чувства остыли. Впрочем, память о них осталась.

Последние лучше не пересматривать – ты их можешь не узнать, тебе может стать неловко за себя и за когда-то любимую картину.

Что правда, то правда, сегодня мало картин, в которые влюбляешься, к которым привязываешься. Но достаточно тех, которые можно назвать интересными собеседниками. С которыми интересно поговорить, поспорить «за жизнь», «за прошлое» и даже «за будущее».

Которые будят, если не чувство, то мысль. Что уже не мало, по нынешним временам.

Юрий Богомолов

РИА Новости