Исключение составляет лишь группа людей неопределенного пола, одетых в костюмы пингвинов, поросят, медведей и прочей фауны. По вечерам они совершают вылазки на Потсдамер Платц, ввинчиваясь в толпу участников и гостей Берлинале с просьбой написать на листочке свое мнение о том, почему надо сохранять природу. Потом эти записи издаются специальными брошюрами и раздаются тут же, перед входом в кинозалы, теми же поросятами и пингвинами…
На Берлинале всегда поражает один и тот же старый, как сам Берлинале, факт: почему из нескольких сотен фильмов, что съезжаются сюда каждый год, разбегаясь потом по разным программам и программкам, самое неубедительное и вялое кино умудряется оказаться в конкурсе? Фильм из жизни сенегальского мужчины-самоубийцы под названием «Сегодня» – он тут зачем? Потому что сенегальский режиссер? Потому что это экзотика? В прошлом году, помнится, был фильм еще хуже, из Чада, так ему даже какой-то пристойный приз дали. Потому что из Чада. Сенегальскому тоже наверняка что-то дадут. Трогательно, конечно, что маленькая старенькая Европа пытается заботиться о молодой сильной Африке, давая ей путевку в киножизнь. В Сенегале наверняка рады. Мы здесь, в Берлине, – не слишком. Времени в обрез, и тратить его на малохудожественные опусы желания нет. Даже на сенегальские. Да не обвинят автора этих строк в неполиткорректности.
Понятно, разумеется, и желание организаторов фестиваля привлечь в Берлин звезду уровня Анджелины Джоли. Для этого тут чуть ли не главным событием объявили ее режиссерский дебют. Дорогая политическая агитка, снятая хорошим оператором, сыгранная хорошими актерами, но срежиссированная очень слабым режиссером в угоду голубым беретам. Забавно помечтать: как бы отреагировала публика, сними этот фильма не Джоли, а какой-нибудь неизвестный режиссер? Да камня на камне не оставили бы. Но – актриса уже отработала на имя, теперь имя работает на нее.
Как и с другой звездой, правда, не в пример Джоли действительно превосходной актрисой и большой умницей – Мерил Стрип. Пока переодетые в фауну люди неопределенного пола ратовали за сохранение природы, в ста метрах от них местный высший свет блистал шубами из натуральных животных в ослепительном блеске софитов и под приветственное истерическое улюлюканье киноманов. Мерил Стрип шла по звездной дорожке в Берлинале Паласт, главный зал фестиваля, получать почетного «Золотого медведя» за вклад в кинематограф. Перед этим она выдержала длиннейшую пресс-конференцию, где журналисты, забыв про свой журналистский долг, забрасывали звезду ароматными комплиментами. А юноши из какого-то российского желтоватого журнальчика одарили мадам Стрип русской матрешкой. Оказалось, что актриса не знала, что это такое, и была радостно удивлена, обнаружив внутри деревянной куклы целый сонм ее отпрысков. А главное – чуть не осталось за кадром. Хорошо хоть автору этих строк удалось задать Мерил Стрип деликатный вопрос о ее героине в «Железной леди» – фильме, за главную роль в котором, Маргарет Тэтчер, Стрип номинирована на «Оскара». Семнадцатый раз, кстати – рекордсменка.
Так вот – в этом фильме мы больше всего видим сумасшедшую старуху. Она общается с давно почившим мужем, не замечая, что говорит с пустотой. Она не помнит, где ее сын и сколько ему лет. Она периодически мнит себя по-прежнему премьер-министром и вообще – вот-вот рассыплется. Прямолинейное кино, без стержня, без заманчивого замысла. Тэтчер представлена в образе романтической сначала девушки, потом – дамы, потом – маразматички. Ладно, не в том дело. Но она ведь жива! Она по-прежнему живет в Лондоне и вполне может увидеть это кино про себя. Неужели у актрисы не было никаких сомнений, никакой неловкости, когда она соглашалась на эту роль? Оказалось, были, да еще какие. Но по зрелом размышлении Стрип, по ее словам, решила, что показать «железную леди» во всей ее «красе» – это как раз и есть дань уважения к ней. Вроде как многогранная личность должна быть и показана многогранно, со всех сторон, чтобы не дай бог ни от кого не укрылся факт старческого слабоумия некогда роскошной в своей силе женщины.
Впрочем, это все меркнет по сравнению с тем интересом, который вызвал фильм российского документалиста Андрея Грязева «Завтра». Молодой режиссер (кстати, непрофессионал – он трудится тренером по фигурному катанию, а кино снимает на собственные копейки) погрузился в арт-группу «Война»: вместе с ними готовил акции, жил дома у членов группы – Олега Воротникова и Натальи Сокол и их крохотного сынишки Каспера, всюду ходил за ними с камерой, снимал в течение полутора лет каждый их шаг. Фильм заканчивается той самой скандальной историей, результатом которой стали огромный фаллос на мосту и премия «Инновация» ему. Зал всколыхнулся хохотом и аплодисментами. Только почему-то почти никому, кроме корреспондента «Голоса Америки», не пришло в голову спросить: а то, что эти ребята каждую секунду прикрываются полуторагодовалым ребенком, которого берут с собой на митинги, на акции, который болтается у кого-нибудь из родителей за спиной, когда они обворовывают магазины и роются в помойках в поисках пропитания и детской одежды, – это как сочетается с борьбой за демократию? То, что этот ребенок становится всякий раз, как кого-то из них арестовывают, единственным аргументом в пользу их освобождения, то, что во время съемок Сокол (по прозвищу Коза) рожает еще одного ребенка, которому теперь место тоже будет на помойке – и в прямом, и в переносном смысле этого слова, – эти жертвы необходимы в период ожесточенной классовой борьбы, которую ведут их родители? Корреспондента, задавшего такой вопрос, немедленно освистали. Революция, как известно, спокойно относится к слезе ребенка. Завтра жюри во главе с Майком Ли, адептом настоящей изысканной актерской школы, призовет кого-то из счастливчиков на обладание «Золотым медведем». А потом громадный фестивальный организм впадет в весенне-летнюю спячку. Ну а нам останется только ждать следующего года. Чтобы убедиться, что с тем дядечкой, что раздавал нам букеты и презервативы, все в порядке – просто он прятался от холода. Больше скучать будет не по кому.
Екатерина Барабаш, Берлин
Независимая газета