Декабристы против декабристов

Фильм «Союз спасения» стал первым в постсоветской России настоящим культурным осмыслением одной из ключевых точек нашей истории. Но поняли его не все.
Вышедший в самом конце декабря фильм «Союз спасения» был подвергнут жестокому остракизму нашей либеральной общественностью. Еще до начала широкого проката Антон Долин на сайте «Медузы» опубликовал статью под названием «Союз спасения» — монархический блокбастер, который осуждает и не жалеет бунтующих интеллигентов». Прямые параллели Долина были соблазнительно просты: декабристы это вовсе не декабристы, а жертвы Московского дела, Николай I вовсе не император, а нынешний президент России. Тысячи пользователей «Фейсбука» с азартом кинулись разоблачать «наивные» попытки гендиректора Первого канала Константина Эрнста (один из продюсеров) переписать историю по указке сверху. «Домогаров выглядит так, как будто последние двадцать лет он бухал», «Каховский стреляет. Декабристы о...ют», «Бестужев в г...о», «Пестель в г...о», «Рылеев трезв, но он это зря», «Каховский ходит и пучит глаза», «Все стоят и орут», «Император все время закрывает глаза и нравственно взрослеет», «НАКОНЕЦ-ТО ВЕШАЮТ», — поддержала Долина в своем фб-блоге главред сайта «Такие дела» Анастасия Лотарева.

Такой подход мгновенно перевел семилетнюю кропотливую работу создателей фильма из разряда осмысления одного из краеугольных камней национальной истории в статус грубой пропагандистской агитки, призывающей к одобрению «политики государственного террора по отношению к несогласным». Под своей инфантильной иронией и близорукостью легкомысленные критики похоронили главное, что было в фильме, — блестящую историческую работу, проведенную сценаристом Никитой Высоцким и научным консультантом Оксаной Киянской.

Время проделало на протяжении последних десятилетий с декабристским мифом сложную историческую аберрацию. Декабризм для России всегда был чем-то вроде Великой революции для Франции. Это наше сердце, наша любовь и гордость, зашифрованный код нашей истории, душа и дух, порыв юности и мудрость опыта. Натан Эйдельман и Милица Нечкина были настольными книгами моего двадцатилетия. Тогда советская историография видела в декабристах родоначальников революционного движения, которые со временем разбудили Герцена, в свою очередь разбудившего народовольцев и Ленина. Строжайший порядок поочередных пробуждений был отлит в бронзе в программной статье «Памяти Герцена», которую десятки раз конспектировали все школьники и студенты СССР. Непрерывность традиции требовала понятного и простого подхода к историческим реалиям: все декабристы — идеальные романтики, а все их противники во власти — записные негодяи. Хуже того, историки-декабристоведы оказывались под двойным гнетом. С одной стороны, на них давила официальная историография, с другой — круги диссидентской оппозиции, где тема декабризма тоже возводилась в культ.

В 1991 году советская идеология со всеми лелеемыми ею концептами была сброшена с корабля истории. Положительный образ Великой Октябрьской революции мгновенно поменял знак. Победная цепочка логических взаимосвязей, начавшаяся на Сенатской площади и закончившаяся взятием Зимнего в 17-м году, не то чтобы распалась, но потеряла актуальность. Большевики спустя 70 лет потерпели полное идеологическое поражение и были разоблачены. Той же операции подверглись и террористы-народники. Книги, разоблачавшие провокаторов Азефа и иже с ним, немедленно становились бестселлерами. Декабризм завис в некотором пространстве безвременья. Будучи выбитым из старой советской идеологической концепции революционной преемственности, он так и не встроился в новую, которой просто не было. Этот факт развязал историкам руки. Теперь они могли просто исследовать события почти 200-летней давности без оглядки на диктат идеологии и без негласного диссидентского заказа романтизировать любой протест.

Теперь уже можно было изучать запретные темы вроде безобразий, учиненных солдатами восставшего Черниговского полка (этот известный факт старательно замалчивался советскими исследователями, даже фрондерствующим Эйдельманом). Уж слишком он противоречил культу декабристской добродетели. Впрочем, новое поколение историков упрямо не желало играть в игру срывания масок и дешевого разоблачения прежних кумиров. Путь новой свободной историографии пролегал через трагедию судеб и самой расстановки сил в той исторической ситуации первой четверти XIX века, героями и жертвами которой стали декабристы.

Историки увидели, что тогдашние политические и ментальные сюжеты, существовавшие в России, буквально толкали обе стороны конфликта к неизбежности трагедии. Живые, страдающие и аристократически мыслящие участники этой драмы оказались в плену определенных кодов времени, собственных представлений о свободе и чести. Этот взгляд на историю предполагал не столько разделение политических шахмат на белых и черных, наших и не наших, сколько анализ того ментального сюжета, который тогда существовал в России. Именно этот новый и сильно повзрослевший взгляд на декабристов и был реализован сценаристом Никитой Высоцким в фильме «Союз спасения». Это уже была не статья Ленина «Памяти Герцена» и не ослепительно романтический сюжет Мотыля в «Звезде пленительного счастья», а шекспировская трагедия, где идея и страсть оказываются слиты неразрывно.

Историзм ленты таков, что местами фильм трудно смотреть без предварительной подготовки. Некоторые детали фильма вообще не прочитываются без соответствующих комментариев. Например, сцена, в которой появляется генерал-интендант 2-й армии Алексей Юшневский, второй человек после Пестеля в Южном обществе. Юшневский показывает план расположения фуража по линии от юго-западной границы до Петербурга. Таков был план Пестеля, подготовленный не только в романтическом воображении молодого мятежника, но и вполне практически. Наступление на Петербург предполагалось начать чуть ли не 1 января 1826 года. Эта деталь — одна из последних находок декабристоведения.

Кропотливая историческая точность фильма очень хорошо демонстрирует его, пожалуй, главную идею. И власть и декабристы были рождены в одном историческом роддоме, учились в одних и тех же школах и в голове имели примерно одно и то же представление о свободе, необходимости слома сословной иерархии и равенства перед законом. Это была общая идея российского нобилитета, и говорить о том, что декабристы впервые в истории России сказали слово «конституция», довольно странно. Впрочем, новое слово в российском политическом дискурсе они действительно сказали — «революция». Не переворот, не заговор, а именно она, революция. В отличие от своих старших современников, задушивших императора Павла I в 1801 году, они предполагали не поменять плохого царя на хорошего, а полностью изменить систему власти в России. Именно поэтому народ и все беды крепостничества представлены в фильме лишь в виде массовки. Ни один из декабристов не дал вольную собственным крестьянам, хотя тогдашние законы это позволяли. Речь шла не о личной добродетели, а о принципиально новом государственном устройстве — отмене сословной иерархии, всеобщем равенстве перед законом, парламентаризме, выборной системе власти, конституции. Всем этим идеям на тот момент было всего лет 30 от роду. Как подступиться к их реализации, на практике не знал никто ни в России, ни в Европе. Десять лет декабристы ломали головы не над тем, как взять власть, а над тем, как им переустроить Россию. Если почитать современный «Фейсбук», становится понятно, что прийти к полному единодушию в этом вопросе практически нереально. 200 лет назад было то же самое.

Единственный революционный опыт, имевшийся в распоряжении декабристов, относился к событиям во Франции 1789 года. Сейчас это кажется удивительным, но именно опыт Великой французской революции декабристам и не нравился. С редким единодушием они соглашались в одном: нельзя привлекать к движению народные массы, чтобы не повторить судьбу европейских революционеров, заливших страну кровью. Этот пункт декабристской программы радикальнейшим образом отличает их от всех последующих поколений русских революционеров. И народники, и Ленин воспевали французский опыт и рассчитывали именно на народ. Как говорил Некрасов, «дело прочно, когда под ним струится кровь». Декабристы, нахлебавшиеся крови во время войны, знали ее цену куда больше штатских разночинцев. Даже вопрос об убийстве царя так и не был решен главными идеологами декабризма. Десять лет блистательные умы России думали над тем, как с минимизировать потери. В их аристократическом сознании собственная жертва на алтаре свободы выглядела куда более убедительно, чем жертвы с другой стороны.


Видеть в фильме аллюзии, связанные с сегодняшним днем, безусловно, надо. Но странно делить фильм на наших и не наших. Все герои этого фильма — от Муравьева-Апостола до Николая I — не наши. Все они связаны собственным историческим и ментальным сюжетом, который в настоящее время в России полностью отсутствует. Можно восхищаться одновременно и декабристами, и Николаем именно потому, что и те и другие были, в сущности, на одной стороне. Все они обладали государственным мышлением, предполагавшим в максимуме благо России. Все остальное — обстоятельства. Декабристы не могли не выступить. Николай не мог не подавить армейский мятеж. Последствия всей этой истории для страны оказались ужасны. Именно реакция на декабристское восстание поставила роковой для страны вопрос о земле, не отданной крестьянам в 1861 году. Именно этот вопрос о земле помог Ленину поднять массы в 1917 году. Все это последствия. Но не кровное родство. Между народниками и декабристами нет прямой исторической преемственности, на которой так настаивала советская историография. Увидев Ленинские декреты, декабристы, скорее всего, бы просто ужаснулись.

Идеальный прогрессистский взгляд на историю предполагает, что со временем мы взрослеем и учимся не повторять ошибок прошлого. Но любой профессиональный историк знает, что это не так. История повторяется независимо от нашей воли и чаще всего не фарсом, а новой трагедией. Взрослеют только сами люди, у которых хватает сил пересмотреть убеждения юности. История декабризма, рассказанная сейчас Высоцким и Эрнстом, это история, которую мог бы рассказать сам повзрослевший декабрист собственным детям. Ответ части современного российского общества говорит о том, что оно еще очень молодо.






Автор
Ольга АНДРЕЕВА
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе