Черная Toyota Prius, припаркованная на мосту вскоре после полудня. Предсмертная записка неизвестного содержания, оставленная в офисе. Прыжок на глазах свидетелей: "Он сделал шаг в пустоту и как камень полетел в воду". Четырехчасовые поиски тела с использованием гидролокаторов.

Это могло быть завязкой фильма самого Тони Скотта. Если бы речь шла о чем-то в духе "Врага государства" (1998), то режиссер, случайно ставший обладателем какой-нибудь позорной гостайны, пал бы жертвой изощренного заговора. Если бы этот гипотетический фильм напоминал "Дежавю" (2006), то сыщик, сыгранный, конечно же, Дензелом Вашингтоном, отправился бы в прошлое, чтобы изменить течение времени и спасти Скотта.

Но это, увы, был не фильм. Фанатик скорости, в чьих фильмах небо полосовали суперистребители ("Лучший стрелок"), по земле мчались спортивные болиды ("Дни грома", 1990) и обезумевшие поезда с грузом взрывчатых химикатов ("Неуправляемый", 2010), а в морских пучинах вступали в ракетные дуэли подводные лодки ("Багровый прилив", 1995), выбрал смерть в свободном падении.

Вряд ли причину следует искать в области кино. Дело даже не в том, что у Скотта уже давно не было ощутимых провалов. Просто провалы не могли его беспокоить. Он всегда мог вернуться (и возвращался) к тому, с чего начинал — производству рекламных и музыкальных клипов, многие сотни которых создал начиная с 1973 года в фирме старшего брата Ридли.

Забавно и трогательно: Тони, уроженец североанглийского городка Норт-Шилдс, собирался стать документалистом, но Ридли, будущий автор "Гладиатора", вовлек его в индустрию клипов, сыграв на его страсти к автомобилям: "Не пройдет и года, как у тебя будет Ferrari".

Один из пионеров клипового мышления в кино, он был, однако, гораздо тоньше своих последователей. Существовали как бы два Тони Скотта. Один — агрессивный автор пацанских фильмов о гонщиках, летчиках и прочих "полицейских из Беверли-Хиллз". Впрочем, всегда казалось, что этот выпускник Королевского колледжа искусств — дитя свингующих 1960-х, любимым фильмом которого всегда оставался "Перформанс" Николаса Роуга с Миком Джаггером, не отдавался душой и телом голливудским стандартам, а играл в них.

Рядом с этим, грубым, Скоттом существовал другой режиссер. Декадентский поэт, автор незабываемого вампирского "Голода", где сплетались клубком обнаженные Катрин Денев и Сюзан Сарандон — Скотт доказал тогда, что может добиться от актеров того, чего не добьется никто другой,— а Дэвид Боуи за считаные минуты старел на полвека и заживо рассыпался во прах. Матерый профи, влюбившийся в сценарий молодого шалопая Квентина Тарантино, по которому он поставит "Настоящую любовь" (1993). Постановщик "Гнева" (2004) и "Домино" (2005), странных и трагических триллеров, не оставлявших надежды на хеппи-энд. Скотт пользовался в них выразительными средствами кино — светом и цветом — как красками на палитре. В биографии манекенщицы Домино Харви, ставшей "охотницей за головами", перепутавшей жизнь с реалити-шоу и убитой наркотиками, Скотт передал привет психоделическим 1960-м, явив завидную молодость духа.

Мчащаяся на всех парах картинка или живописное безумие кадра порой заставляли забыть, что Скотт еще был и невероятно чуток к актерам. Не говоря уже о том, что он сделал звездой Тома Круза, у него сыграли одни из своих лучших ролей и Брюс Уиллис ("Последний бойскаут, 1991), и Кира Найтли ("Домино"). Он составлял отменные дуэты из актеров разных поколений — Кевина Костнера и Энтони Куина ("Месть", 1990); Джина Хэкмена и Дензела Вашингтона ("Багровый прилив"); Роберта Редфорда и Брэда Питта ("Шпионские игры", 2001). Работа доставляла ему видимое наслаждение, и вряд ли любое, самое убедительное бытовое объяснение его самоубийства позволит понять, как он решился себя этого наслаждения лишить.
Коммерсантъ