Михаил Глузский. Фото из его домашнего архива.
Впервые я пришёл туда в 1936-м на кинопробы. Помимо того что мы читали заданные отрывки из произведений — или монологи, или прозу, стихи, басню, если просили — пели, нас пробовали на фотогеничность. Выглядело это так: «Повернитесь направо. Стойте прямо…» Как будто готовили досье на нас.
В 1938 году я снимался у Григория Львовича Рошаля, одного из организаторов актёрской школы, в экранизации романа «Семья Оппенгейм» Фейхтвангера, где у меня не было ни единого слова. Но та роль гимназиста — хотя моей фамилии и нет в титрах — это моё, по сути, первое полноценное появление на экране. Всё заснято с укрупнениями, как полагается. Отнюдь не массовка, в которой я, кстати, никогда не снимался, несмотря на то что на этом можно было бы прирабатывать. Массовая сцена на экране безлика. Она подобна морской волне. Ухватить на экране отдельные лица трудно…
Проходя службу в 1940–1946 годах в Театре Красной Армии, на его огромной сцене я играл в массовых сценах многих-многих персонажей. Но всё-таки в театре этот «кто-то» виден, отличен от другого актёра, не размывается.
Пограничник в юдинской «Девушке с характером» — одна из моих первых работ со словами, оставшихся на экране…
Кстати, когда в фильме «Семья Оппенгейм», действие которого происходит в Германии 1933 года, нас разделили на «плохих» и «хороших» юношей, Владимир Балашов, тоже студент актёрской школы, попал в «хорошие», а я — в «плохие». Моя внешность более подходила к «плохим».
Шлейф «отрицательных» героев тянулся за мной много лет. В знаменитой — не стесняюсь так утверждать! — фантастико-приключенческой картине середины 1950-х «Тайна двух океанов», поставленной Константином Пипинашвили, зрители увидели меня в роли музыканта, сообщника японского шпиона. В этом же ряду и ударная картина «Ловцы губок» Маноса Захариаса, где я сыграл злого капитана-капиталиста, который эксплуатировал водолазов, недодавал им даже кислорода. И «Именем революции», и так далее, и так далее. Кошмар!
Но постепенно мне удалось освободиться от изначальной заданности. Отказывался от ролей, которые тянули «злодейскую» тему. И у многих даже создалось впечатление, что я всегда играл и играю исключительно хороших людей.
Вообще, актёр должен познаваться на протяжении того времени, которое отпущено фильмом или спектаклем. А бывает и так — всё заранее предрешено: «О, раз этот актёр, обязательно только мажор!»
Моряк-акустик, старшина 1-й статьи Тарапата, которого я сыграл в 1947 году в «Повести о “Неистовом”» Бориса Бабочкина, — пожалуй, моя первая роль как таковая: большая по объёму, с фамилией в титрах, «с ниточкой».
Когда в Театре Красной Армии распределяли роли, то одним актёрам давали роль «с ниточкой», а другим — «без ниточки». Роль «с ниточкой» означает, что текст сшит из нескольких листочков. А «без ниточки» — это всего-навсего один листочек, один выход на сцену со словами: «Я привёз Нила Федосеевича». Получаешь «трёшку» от главного героя, и вся роль.
Михаил Глузский. Фото из его домашнего архива.
Комедий у меня действительно мало. «Каин XVIII» Надежды Кошеверовой и Михаила Шапиро, «Сегодня новый аттракцион» той же Кошеверовой. Далее просто замечательная картина «Почти смешная история» Петра Фоменко по сценарию Эмиля Брагинского — лиричная, ироничная. Почти смешная история — вот и жанр. Смешно, а иной раз и грустновато. Два уже не очень молодых человека (один — вдовец, другой — женщина, всю жизнь прожившая рядом со своей сестрой, которая её «эксплуатировала») не знают, как относиться друг к другу. Прелестная картина. По-моему, многие зрители её помнят.
Андрей Андреевич Файт был похож на англичанина — сухопарый, горбоносый, с острым взглядом. Всю жизнь ему пришлось играть роли сугубо отрицательные. Скажем, у Михаила Ромма в «Пышке», «Тринадцати». И где-то ещё, и ещё, и ещё... И вдруг почти под самый конец жизни — роль гончара-крестьянина. Сыграл нормального, хорошего человека — не поджигающего, не убивающего, не совершающего никаких диверсий... Судьба Файта лишний раз убедила в том, что отношение к актёру в кино, особенно в то время, таково, какова его внешность. Суровый, исподлобья поглядывающий — значит, только на плохих, только на врагов... Или был хороший актёр Виктор Кулаков — вместе мы служили в Театре киноактёра. Напомню вам картину «Секретарь райкома», где Кулаков играл отбитого партизанами у немцев пленного танкиста, у которого даже некий роман с героиней Марины Ладыниной, а потом та с ужасом узнает, что он немецкий шпион, предатель. Всю жизнь Виктор Иванович играл такие отрицательные роли...
Всё-таки оценивать ленты тех лет надо с некоторой осторожностью. Мы же всё сваливаем в одну кучу: «Вот раньше были картины — это да!». Да, были. Но были и другие — и не очень интересные, и плохо сделанные. Я уже не говорю о том, что происходили и совершенно страшные вещи. Возьмите те же картины 1930-х годов. В каждой из них обязательно присутствует засланный иностранной разведкой злодей, который обязательно устроит какую-нибудь каверзу. Украдёт, например, партбилет, как в пырьевской картине, которая так и называлась — «Партийный билет», где Андрей Абрикосов играл сына кулака, который, стремясь попасть на военный завод — тогда перед ним откроются широкие возможности для вредительства, — втёрся в рабочую семью. Или герасимовский «Комсомольск», где играл Георгий Жжёнов, которого вскоре арестовали. В роли шпиона — Сергей Аполлинариевич (Герасимов. — Е. К.). Фильм посвящён строителям нового города на берегу Амура в начале 1930-х. Вроде созидание, порыв молодости. Но и сюда пробрались диверсанты. Комсомолка Наташа (Тамара Макарова) и молодой нанаец Киля помогают уполномоченным НКВД задержать в тайге диверсанта (Виктор Кулаков) и его сообщников. Ну, время было такое... Да, имейте в виду: есть враги. Мы жили во «вражеском» окружении, поэтому в каждом, кто, не дай Бог, ещё и запросто говорил по-английски или по-немецки, видели подозрительную личность.
Но это кино не поселяло опасений и зла к человеку как таковому. Оно было добрее, человечнее. Другое время, другое отношение к человеческой жизни...
Поэтому «старое» кино, такое как роммовская «Пышка», «Моя любовь», «Молодая гвардия», картины с Любовью Орловой, Валентиной Серовой мы вспоминаем с ностальгией и говорим: «Да, было, было кино. А теперь — не то кино, не то...»
Размер роли для меня не является определяющим моментом. Как пример назову картину «Остановился поезд» Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе, где играю стрелочника-башмачника — так называют того, кто подкладывает под маневровые вагоны тормозные «башмаки», колодки. У меня всего две сцены. Но выньте этот эпизод — и картины, сюжет которой построен на расследовании происшествия, нет. Поэтому, если к любому эпизоду, который получаешь в кино или в театре, будешь относиться с пренебрежением — оттараторю, и дело с концом! — испортишь всё здание, всю конструкцию.
Я не мечтаю сыграть короля Лира. Но хотелось бы получить роль такого плана, как Фокич. Или — есаул Калмыков. Тут сумма: роскошная литература плюс режиссура, о которой с благодарностью вспоминаю. Считаю Сергея Аполлинариевича Герасимова одним из своих учителей, хотя и не учился в его мастерской во ВГИКе. У Герасимова я снялся в четырёх картинах: «Тихий Дон», «Люди и звери», «Красное и чёрное», «Юность Петра». Столько много в Москве я ни у кого не играл. По-моему, у Владимира Чеботарёва на «Мосфильме» сыграл в трёх картинах: «Секретарь обкома», «Как вас теперь называть?..», «Крах».
Роль-мечта — это опять же что-то неожиданное. Как та, которую считаю <…> своим эталоном, — Фрол Федулыч Прибытков в «Последней жертве» Петра Тодоровского. И по драматургии, и по неожиданности выбора кандидатуры, что, однако, произошло не от хорошей жизни — на эту роль пробовались другие актёры…
Так что роль-мечта — это роль, хорошо выписанная, дающая повод и простор для фантазии, возможность приоткрыть что-то неизведанное или забытое, появиться в новом качестве, в новой человеческой судьбе…
Самые памятные — годы насыщенной работы. Случалось, за год я снимался в шести картинах. Или — в четырёх. И одна лучше другой: «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил» Александра Митты, «Последняя жертва» Петра Тодоровского, «Премия» Сергея Микаэляна, «Красное и чёрное» Сергея Герасимова…*
Конечно, «Монолог». Конечно, «На войне как на войне» Виктора Трегубовича. Конечно, «Тихий Дон», «Почти смешная история», «Последняя жертва». Туда же Динара Асанова с «Никудышней»… Считаю, что выбрал ту профессию, которую не посрамил.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь…
Если им захочется. (Комментарий Глузского. — Ред.)
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
Понимаете, какая вещь? Поэтому с мемуарами — подожду. Да и не рвусь. К тому же, может быть, и не получится… И из моей жизни можно было бы написать книгу… Надеюсь, что вы выстроите из нашего разговора что-то на неё похожее…
Михаил Глузский. Фото из его домашнего архива.
20 января 2001 года
_________________________________
* Михаил Глузский говорит о