«Рыжий и был этим временем»

Семен Серзин о Борисе Рыжем и своем фильме «Рыжий».
2021
Фото: Владислав Лоншаков, Коммерсантъ


В прокат выходит «Рыжий», фильм об уральском поэте Борисе Рыжем, покончившем с собой 7 мая 2001 года в возрасте 26 лет. Фильм застает героя на пороге славы в конце 1990-х — накануне первой московской публикации в «Знамени», получения премии «Антибукер», выступления на поэтическом фестивале в Роттердаме — и внезапно обрывается за год до самоубийства. Бориса Рыжего сыграл петербургский андерграундный поэт и музыкант Евгений Алехин, фронтмен группы «Макулатура», в кадре вместе с ним существуют как известные актеры (друга Рыжего эксцентричного поэта Романа Тягунова играет Евгений Ткачук), так и деятели современного искусства: в эпизоде промелькнет поэт и музыкант Леха Никонов с гитарой, который играет словно бы самого себя, а Олег Гаркуша неожиданно перевоплощается в Евгения Евтушенко. За весь этот уральский шик на экране отвечает Семен Серзин, создатель петербургского «Невидимого театра», режиссер «Человека из Подольска» и исполнитель главной роли в фильме Кирилла Серебренникова «Петровы в гриппе». О том, почему «Рыжий» — это антибайопик, Семен Серзин рассказал Константину Шавловскому.



Когда и как в вашей жизни появились стихи Бориса Рыжего?

Лет десять назад я случайно взял с полки его книжку, открыл, и случился, как говорится, «мэтч»: ты читаешь — и тебе сразу заходит, прямо все попадает в тебя. Я и раньше, конечно, про него слышал, потому что много работал в Екатеринбурге, и когда мы с ребятами из «Коляда-театра» делали спектакль про Башлачева, то в нем по касательной затрагивалась и история Рыжего. Но тогда почему-то мне не захотелось его прочесть.

Из этого томика родился ваш спектакль «Как хорошо мы плохо жили» по стихам Рыжего?

Да, я позвал ребят из «Невидимого театра», мы четыре дня посидели, полистали, выбрали то, что нам понравилось, и придумали спектакль.

Как связаны спектакль и фильм?

Почти никак, только стихами. В спектакле самого Рыжего как героя нет — его по очереди там играют все. Вообще, для меня Рыжий — это в первую очередь не биография, а мироощущение. Мне казалось важным — что в спектакле, что в фильме — рассказывать не столько про него самого, сколько про то, каким он видел мир вокруг себя, Екатеринбург середины-конца девяностых, своих друзей. Когда я встретился с продюсером Пашей Бурей, у меня в голове крутилось название «Бандиты и поэты» по строчке Рыжего.

А с родственниками Рыжего вы общались?

Нет, общался сценарист Савва Минаев. Когда я подключился к проекту, уже была договоренность с родственниками, куплены права и написан первый драфт. Не было только режиссера. Савва ездил в Екатеринбург, где познакомился с лучшим другом Рыжего поэтом Олегом Дозморовым, и тот два дня водил его по Екатеринбургу, рассказывая об их жизни.

Большой ли был кастинг на главную роль и почему вы остановились на Евгении Алехине?

Кастинг был очень долгим, мучительным и разнообразным. Мы целый год с Вовой Головым, прекрасным кастинг-директором, искали Рыжего, и он же и предложил в итоге попробовать Алехина. К тому моменту, чтоб вы понимали, мы уже даже отправляли сценарий какому-то немецкому артисту, который был внешне и по психофизике чем-то похож. А прямо перед Алехиным на пробы пришел прекрасный парень, солист Большого театра, и нам обоим — и мне, и ему, хотя он хорошо подготовился,— было понятно, что мы идем куда-то не туда. А потом появился Алехин, и я сразу понял, что работать вместе нам, конечно, будет практически невозможно. Но появилось ощущение, что я его нашел.


Алехин сильно старше своего героя — почему вы решили так поднять возрастную планку?

Ну, Алехина же не сделаешь моложе. По паспорту — да, он старше. Но, как мне кажется, по характеру — нет, нисколько. Я просто увидел в нем какую-то неуемность, которая, как мне кажется, была у Рыжего. Ну и, конечно, большую роль сыграло то, что Алехин сам поэт, который остро чувствует и воспринимает действительность. Рефлексирует, хотя и закрывается от собственной рефлексии, как только может. Он такой достаточно ершистый чувак, но при этом периодически какой-то супернежный, у него такие сильные перепады в общении. Вообще, конечно, люди, которые пишут стихи,— они существуют в каком-то таком двоемирии. Я вот себя вспоминаю, когда у меня, очень редко, что-то получалось написать в рифму,— это были моменты, когда у тебя ну просто другая температура тела. Если ты пишешь стихи, то жить обычной жизнью одновременно с этим, по-моему, невозможно.

У вас получается все же клишированно-романтический образ поэта. Но поэты живут ведь очень по-разному.

Наверняка! Но я же говорю про Рыжего, который не просто был поэтом, но еще и играл в поэта. Например, есть документальный фильм голландского режиссера Алены ван дер Хорст «Борис Рыжий», где видно, как в жизни он играет себя в десятой степени. Ходит в этом пальто, строит из себя такого Поэта с большой буквы. Какое-то позерство или, как сам он писал, гусарство в нем было. Возможно, это был его способ защиты от мира, в котором он чувствовал себя, если судить по его стихам, человеком без кожи.

Насколько я помню фильм Алены ван дер Хорст, в нем Рыжий показан как яркий представитель поколения, которое переломали девяностые. Там, например, есть кадр с кладбищем, где на могилах — даты смерти его ровесников. А у вас в кино 1990-е такие, я бы сказал, ламповые, ностальгические, где даже бандиты в общем-то не страшные.

Мне кажется, Борис Рыжий во всем этом, как принято сейчас говорить, мраке девяностых, находил какую-то романтику. Этот разлом времени проходил через него, и он это время не просто описывал, но и как бы немного приподнимал над реальностью. И мне хотелось поймать эту его интонацию и уж совсем не хотелось показывать это время маниакально-депрессивным, убогим. Тогда это был бы не Рыжий. Я приносил в качестве референсов оператору картины «малых голландцев», потому что, если вы обратили внимание, мы снимаем как будто в вечной зиме. Там в кадре все время зима, мы так придумали — хотелось, чтобы у зрителя было ощущение, что она то ли только что наступила, то ли вот-вот закончится.

Так или иначе «Рыжий» будет восприниматься как часть огромного массива фильмов про 1990-е, которые сейчас снимаются. Насколько ваш фильм — фильм про время?

Надеюсь, что он в первую очередь про время. Сейчас, действительно, все рефлексируют на тему девяностых, потому что это время уже отлежалось, можно оглянуться и попытаться как-то его осознать. Но Рыжий и был этим временем сам, он нес это время в себе, живя и схватывая здесь и сейчас. Без Екатеринбурга, без Вторчермета, без России на переломе эпох он, возможно, и не состоялся бы как личность.

Показать работу писателя в кино достаточно сложно — вот и у вас есть эпизод с пишущей машинкой и скомканным листом, который летит в форточку. Это было для вас проблемой и, если да, как вы ее решали?

Интуитивно. В итоге на монтаже придумался этот ход про самых близких людей, которые читают его стихи за кадром: жена, сын и лучший друг. А эпизод с пишущей машинкой — это же не про муки творчества, а про муки выбора.

Вы говорите, что Рыжий непредставим без Вторчермета, но Екатеринбург вы в итоге снимали в Петербурге. Сложно его было там найти?

А я не искал Екатеринбург в Питере — потому что его там нет. Это решение продиктовано производственной необходимостью — если бы я мог, то, конечно, снимал бы в Екатеринбурге. В итоге я искал локации, которые подходили бы под мои ощущения от стихов и дневника Рыжего.

Что вообще вас, человека, родившегося в Мурманске и живущего в Петербурге, связывает с Уралом? У вас есть спектакли про Башлачева и Рыжего, вы снимались в главной роли в «Петровых в гриппе» по книге Алексея Сальникова, а теперь выпускаете фильм про главного уральского поэта.

Екатеринбург, наверное, мой самый любимый город после Питера. Чем-то он мне напоминает родной Мурманск — там живут такие же закрытые и суровые люди, которые внутри оказываются очень добрыми и честными. Я там много работал, ставил не только спектакль по Башлачеву, были еще два спектакля на театральной площадке «Ельцин-центра», спектакль в местном ТЮЗе. И у меня много друзей с Урала, которые живут здесь, в Питере, и которых я старался подтянуть в кино. Раз уж мы не могли снимать в Екатеринбурге, то хотелось наполнить кадр людьми, которые принесли бы с собой этот уральский дух.

Общаясь с теми, кто знал Рыжего, читая воспоминания о нем, вы сталкивались с тем, что все очевидцы — ненадежные свидетели и помнят события по-разному?

Я же общался только с теми, кого сам знаю лично, например с Николаем Колядой. Он, кстати, рассказывал, что, когда был главредом газеты «Урал», а Рыжий там в отделе поэзии работал, Коляда попросил его составить список самых классных современных поэтов. Этот список, между прочим, сохранился, и Коляда мне его показывал. Рыжий вписал там своих друзей, еще кого-то и себя тоже включил, естественно. А потом вычеркнул. По-моему, очень характерная деталь.

Конечно, вокруг таких фигур, как Рыжий, создается своя мифология. Но нашими главными источниками были его стихи и его «Роттердамский дневник».

У вас в фильме Рыжий по большому счету так и остается неразгаданной загадкой. Даже кажется, что играет его не Алехин, а окружение, группа свердловских поэтов во главе с Дозморовом и покойным Тягуновым.

Да, Рыжего, действительно, у нас играют все вокруг, кроме него самого. И я намеренно не пытался ответить на вопрос, почему он ушел из жизни, но снимал фильм, наверное, о его одиночестве: «Все это обделенное любовью, / все это одиночество мое». И мне хотелось создать такую очень крутую банду вокруг него, все члены которой любили его по-настоящему, и Олег Дозморов, и Роман Тягунов, и Дима Рябоконь, а при этом он чувствовал, что он — один. Кстати, у нас на площадке так и было — все парни, которые играли друзей Рыжего, в жизни хорошо знакомы, а Алехина они не то чтобы принимали за своего. И это ровно то, что мне и было нужно.

Как в фильме появился Леха Никонов и «ПТВП»?

Конечно, благодаря Алехину — он его уговорил, они же вместе выступали, какие-то треки записывали даже. Причем сначала с Никоновым у нас была смешная ситуация: я придумал для него одну маленькую роль, но ассистент кастинг-директора, не понимая, с кем имеет дело, отправила ему сообщение: «Вас утвердили на роль бомжа». И тогда он, конечно, нас обматерил и послал. И я подумал, что тем более важно его все-таки заманить в наше кино и в итоге придумал специально под него уже роль респектабельного питерского поэта, который приезжает к Рыжему в гости. Алехин даже ему костюм сам собирал — буквально его одел и привел на съемки.

Вы вообще с этой частью питерского андерграунда, где существуют «ПТВП» Никонова, алехинская «Макулатура», как-то соотноситесь?

Мы существуем параллельно, но, видите, на «Рыжем» пересеклись. А конкретно про «ПТВП» я, конечно, знал, я же и предложил изначально позвать Никонова. Мне вообще было важно собрать реальную андерграундную тусовку в фильме.

В фильме есть эпизод, где Рыжий идет на концерт «Гражданской обороны». Как он появился и про что он для вас?

В сценарии, кстати, изначально был концерт «Агаты Кристи». Насколько я знаю, Рыжий никогда не был на концерте Егора Летова, но в теории это ведь могло произойти. Наверное, «Гражданская оборона» перекочевала в кино как раз из спектакля, потому что там лейтмотивом была песня Летова «Дурачок». И я хотел, чтобы она прозвучала и в фильме.

Еще Рыжий у вас посещает выступление Евгения Евтушенко — и этот эпизод биографии как раз реальный. А Евтушенко у вас совершенно неожиданно играет Олег Гаркуша.

Тут, наверное, вообще кастинг определяет жанр. Мы либо движемся в сторону классического байопика и тогда ищем похожих актеров, снимаем в документальных локациях и так далее. Или же идем в другую сторону, в сторону как бы антибайопика — мы так называли жанр нашего фильма. И тогда мы не привязываемся к документальности, а создаем другую, как будто альтернативную реальность, которая могла бы быть. Тот же Гаркуша, например,— это человек, который несет в себе время. При его упоминании ты же не вспоминаешь его роли, даже у Балабанова, а вспоминаешь «Аукцыон» или «Музыкальный ринг». И он, конечно, персонаж сам по себе. Как и Алехин.

А современной поэзией вы вообще интересуетесь? Или она для вас закончилась на Бродском и Борисе Рыжем?

Если честно, мне Бродский не очень нравится, только отдельные стихи. Башлачев, как я думаю, был большим поэтом. Егор Летов, конечно же. Я не скажу, что я интересуюсь новой поэзией, потому что в меня мало что попадает. Есть мой друг Ваня Пинженин, какие-то его стихи мне очень нравятся, ну а какие-то — совсем не заходят. Я у Вани услышал как-то строчки: «Так много тех, кто делает добро, / но ни один из них, увы, не безупречен». И мне этого достаточно.

Знаете ли вы об особой любви режиссера Василия Сигарева к стихам Бориса Рыжего, которая в свое время стала просто легендой? Каждая вечеринка с его участием заканчивалась обязательным чтением Рыжего наизусть.

Да, мой старший товарищ из Екатеринбурга театральный критик и сценарист Олег Лоевский об этом рассказывал. Я даже хотел, чтобы Сигарев сыграл в моем фильме мента, который избивает Рыжего. Но так и не решился ему это предложить. Побоялся. Ну, честно скажу, боялся, что он все обосрет и скажет: «Что это вообще за шляпа такая?» Вася, конечно, мощный чувак. Если бы он снял фильм о Рыжем, то наверняка сделал бы это круче, чем я. А если пофантазировать и откатить лет на пятнадцать-двадцать назад, то он, наверное, и сыграл бы Рыжего так, как никто.

В прокате с 12 сентября

Автор
Константин ШАВЛОВСКИЙ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе