Современное кино осталось без идей

Я позвонил молодому кинорежиссеру.
Он один из самых ярких: сенсационно дебютировал, сенсационно продолжил. Большая мировая звезда, вручая ему приз, его целовала и говорила, что всегда готова у него сниматься, - фильм был событием и надеждой. 

Прошло пять лет. Режиссер молчит. На вопрос, почему, отвечает: нет идей.

Думаю, это универсальный ответ на вопрос, заданный Евгением Гришковцом в статье "Джинсы от фабрики "Тайга", - что происходит с отечественным кино? Нет идей. Отсюда заимствования зарубежных схем, провинциальные варианты триллеров и блокбастеров, ставка на спецэффекты - вторичные и кустарные. Единственная идея, которая витает в воздухе, поддерживается официально и нашла понимание у некоторых мастеров культуры, - "мы - особенные". Она и порождает гоп-комедии типа "Горько!", где люди, по наблюдению Гришковца, "особенным образом живут, пьют, едят, в целом не работают... Как устроен их миропорядок, непонятно, но русские люди, несмотря на это, веселые, забавные и жизнерадостные м...и". Смотреть на этот зоопарк мало радости: от такой самобытности начинает "тошнить". Да и для национальной идеи он хлипковат: над людьми, вечно падающими мордой в салат, можно поржать, но в разведку с ними не пойдешь.

Государству срочно нужен позитив. Государство заказывает картины типа "Батальонъ" - непременно с кокетливым твердым знаком, чтобы обозначить традицию. Из картин следует, что суровые русские люди всегда живут под девизом "Если завтра война, если темная сила нагрянет". Что были люди в наше время: богатыри - не вы! Иваны Поддубные, Василисы Кожины, Евпатии Коловраты... - седая мифология на марше! Зарябило в глазах от кольчуг и карабинов - а зрителя тошнит все больше. Потому что все это не имеет отношения не только к нашей с вами сегодняшней - вообще ни к какой жизни. И еще потому, что идея поисков национальной идеи что в советском славном прошлом, что в глухой древности, брошенная государством в творческие массы, их зажечь не смогла - зато массы нетворческие, но шустрые, сообразили, что на этом можно заработать. "Исторические" фильмы выходят косяком, но оказываются никому не нужными - бездарны и по идее, и по исполнению. Национальную идею они не формируют, а компрометируют. И получается, что "государственный заказ", на который так уповают пастыри нашей культуры, работает против идеи, потому что работает против настоящего искусства. Искусство тем и отличается от батальона, что эффективно не в строю, а на свободе.

Гришковец ссылается на кино советских лет, когда даже в условиях партийной опеки могли творить Авербах, Козинцев, Шукшин, Тарковский - так теперь снимать не умеют. Оставим в стороне естественный эффект ностальгии типа "в детстве трава зеленее!" - он неодолим, но заметим, что и так, как Звягинцев, тогда снимать не умели, и так, как Лобан, и как Серебренников, и как Зайцев, и как Юрий Быков. И компромиссы тогда были не лучше описанных Гришковцом: и автор "Государственного чиновника" переключался на "Свинарку и пастуха", и автор "Белорусского вокзала" снимал "Верой и правдой", и автор "Комиссара" вынужден был зарабатывать партийными концертами. Но были великие фильмы - потому что великие гуманистические идеи не могла отменить даже советская власть. Они прокламировались, они доминировали - идея интернациональной солидарности, мира во всем мире, войны как не только национального подвига, но и национального бедствия. Поэтому патриотизм официозный отражен в забытых "Освобождении" и "Фронте без флангов", а реально патриотическими фильмами в истории остались "Баллада о солдате", "Летят журавли" и "Дом, в котором я живу" - фильмы, соразмерные человеку и созвучные его судьбе. Никем не заказанные, кроме авторской совести, авторского взгляда, ума и таланта. Да, бдила государственная цензура, бдил внутренний цензор, внедренный государством в творца, но главные векторы общественных идеалов и нравственные установки каждого совпадали: вера в победу добра над злом, вера в человека, в уроки истории, в разум, способный уберечь от новых бед. Декларируемые коммунистические идеалы послушно повторяли веками выработанные общечеловеческие Заветы, и причиной разногласий художника с властью могла быть только трактовка этих идеалов, которые художник видит объемнее и глубже, чем руководящий им чиновник.

Сегодня впервые все векторы опасно разошлись, представления о добре и зле опрокинулись: война трактуется едва ли не как благо, противостояние всему миру - как норма; честь и достоинство внушают подозрения, "человек" больше не "звучит гордо", никакие авторитеты больше не авторитеты, и даже идею как основу искусства умудрились отринуть и высмеять. На флоте такое называют переворотом оверкиль - плыть в таком состоянии судно не может.

Поэтому нет идей. Таланты по-прежнему есть, "новые волны" нашего кино вскипают одна за другой, и все захлебываются в безвоздушном пространстве. Потому что идеалы, питающие любое общество, всегда были движущей силой и для его мотора - искусства. Мотор заглох, и государственные попытки его взбодрить при помощи вливания суррогатов способны только усугубить ситуацию: от такого официозного кино зрителей тошнит еще больше, чем от былых "Освобождений". "Освобождения" были ходульны, но все-таки стояли на ногах. "Батальоны" и "Коловраты" пытаются устоять вверх тормашками - положение неестественное и тошнотворное.

Положение отчаянное. Творцы срываются уже на крик. Мы это видим по яростному выступлению Константина Райкина на съезде СТД, по горьким интервью Александра Сокурова и Андрея Звягинцева, по безнадежным вопросам того же Евгения Гришковца. Художники пытаются напомнить власть имеющим, что нормальная ситуация - это когда не люди для государства, а наоборот. Что государство обязано искусство не заказывать, а его обслуживать, создавая для него благоприятные условия. А иначе слово "заказать" приобретает иной, криминальный смысл: убить искусство в самой его идее, т.е. в зародыше.

"Свобода лучше, чем несвобода" - сказал наш нынешний премьер. И был прав, особенно для искусства: творческие идеи не рождаются и не живут в несвободе. Но по жесткости нынешняя ситуация с искусством уже перекрыла советскую. Именно потому, что она перевернута, опрокинута. Полная свобода для порнографии как тела, так и духа - но подозрительность к любой самостоятельной мысли. Насаждение нетерпимости со всех телеэкранов - и терпимость к реально опасным для общества выходкам что религиозных фанатиков, что почуявших свободу хулиганов-гопников. Свиные головы на пороги театров, моча на экспонаты выставок и экскременты на головы инакомыслящих стали нормальными орудиями "общественной дискуссии" - но именно здесь государство безмолвствует. И тогда творческим людям уже непонятно, какую именно свободу оно декларирует и приветствует.

Откуда же взяться конструктивным творческим идеям? И как в этой безыдейщине не утонуть творческому человеку. И можно ли его осуждать, если, начав как нонконформист, он эвакуируется в рекламу пипифакса? Творцом меньше - меньше головной боли чиновнику. А что зрителей от такого госкино тошнит - кого это интересует!

Ну, а спецэффекты, на которые почему-то возлагает вину Гришковец, здесь ни при чем. Спецэффекты не помешали Кэмерону создать в "Титанике" одну из самых поэтичных любовных историй. Да и сказка про Бабу Ягу гениального Роу со спецэффектами выглядела бы еще сказочнее - а потому еще убедительнее. Ведь кино, напомню, - всегда мифология. Любое иное неизбежно будет подобно джинсам системы "Тайга" - наше нежизнеспособное ноу-хау. Просто от мифологии созидательной мы перешли к мифологии разрушительной. И уже успели разрушить все ранее наработанные мифы - сидим на продуваемом ветрами юру без идей и идеалов.
Автор
Текст: Валерий Кичин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе