Фотография: РИА «Новости»
Режиссер Хусейн Эркенов рассказал «Газете.Ru» о своем фильме «Приказано забыть» и о том, почему картина вызвала скандал и поставила под вопрос выдачу ему прокатного удостоверения.
Фильм Хусейна Эркенова «Приказано забыть» стал причиной одного из главных киноскандалов нынешнего сезона. Авторы картины, рассказывающие об уничтожении 700 человек в горном селении Хайбахе во время депортации чеченского и ингушского народов в 1944 году, подали документы в Минкульт на получение прокатного удостоверения. Вместо него продюсер картины Руслан Коконаев получил письмо от Вячеслава Тельнова, главы департамента поддержки кинематографии, в котором тот утверждал, что в архивах НКВД нет ни одного документа, подтверждающего это событие, назвал сюжет фильма «исторической фальшивкой» и сообщил, что демонстрация картины может «посеять межнациональную рознь». В Минкульте, в свою очередь, открещиваются от запрета на прокат и сообщают, что фильм направлен на экспертизу — правда, характер этой экспертизы «Газете.Ru» уточнить не смогли. Единственный показ фильма прошел на Московском кинофестивале. «Газета.Ru» поговорила с Хусейном Эркеновым об особенностях национальной кинополитики, исторической памяти и о том, какая судьба может ждать в прокате фильм о трагедии во время депортации 1944 года.
— Скажите, что сейчас происходит с вашим фильмом? В Минкульте говорят, что не отказываются выдавать прокатное удостоверение, а направили фильм на экспертизу.
— Когда они заявили это «Интерфаксу», я опубликовал у себя в фейсбуке письмо из Минкульта. Что это, как не отказ в выдаче, как мы должны были понимать это послание, которым они ответили на наш запрос на получение прокатного удостоверения вместо его выдачи? Как частное письмо? Спросите любого, кто занимается кинопоказом, что означает формулировка «историческая фальшивка» в официальном письме минкультовского чиновника.
Я не очень понимаю, зачем им эти комбинации: фильм у нас довольно скромный и довольно честный по отношению к происходившему.
Никакой национальной вражды там нет — там есть и русские герои, и русские жертвы: например, офицер НКВД, который сопротивляется сожжению детей. Еще эта картина — о преступлениях Сталина, которого сейчас пытаются снова поднять на щит и реабилитировать.
Не так давно по Первому каналу можно было видеть телефильм по книге министра культуры Владимира Мединского «Война и мифы. 1939–1945» — в котором, в частности, сообщалось, что в рамках лендлиза союзники поставляли нам некачественную технику, а Сталин перед войной был спокоен и собран. Министру, видимо, не очень нравится другая правда об этих годах, но, может быть, он все-таки даст нам право ее высказать?
В общем, мне кажется, что Минкульт сам сделал больным вопрос с нашей картиной.
— А ваш фильм опирался на реальные архивные документы о геноциде в Хайбахе или просто использует эту историю в качестве сюжетной основы?
— Это художественный фильм на историческом материале, мы работали с документами двух правительственных комиссий — 1957 и 1991 годов. В 1957 году Дзиявудин Мальсагов, замнаркома юстиции ЧИАССР, обратился в кабмин СССР, описал эти события. Документов огромное количество, они все хранятся в госархивах, и мне очень странно, что эксперты Минкульта их не нашли. По-моему, это просто ложь.
Вы понимаете, в той же Чечне нет вопроса — была или нет трагедия в Хайбахе. Там есть живые люди — в том числе очень богатые люди, очень сановные люди, родственники или предки которых погибли в Хайбахе.
Я вообще не очень понимаю, чем на деньги налогоплательщиков занимается Министерство культуры. Если они считают, что мой фильм является для общества вредным, пусть обращаются в суд. И пусть суд назначает независимую (подчеркиваю: независимую) экспертизу, которая вынесет свое суждение о степени допустимости проката моего фильма. В правовом государстве такие вопросы решаются с помощью права. А вот уровень и статус экспертизы, которую может провести по своей инициативе Министерство культуры, мне неясен, как и неясен состав экспертов, которые выносят решение.
Больше вам скажу: Министерство культуры на наших с вами глазах превращается в цензурный комитет. Мы смогли показать фильм на ММКФ. Но знаете ли вы, что, по новой информации, с 1 июля на любые, даже фестивальные, показы нужно будет получать разрешения и удостоверения? Даже в советские времена не было такого, чтобы Минкульт требовал разрешения на показ, скажем, зарубежных фестивальных фильмов.
— Вы подавали на государственную поддержку «Приказано забыть»?
— У нашего фильма было удостоверение национального фильма, выданное еще при прежнем министре культуры. Но все инвесторы проекта — частные лица, бизнесмены. Местная власть в Чечне — поддерживала и содействовала.
— Как проходили съемки? Как местное население относилось к идее вашего фильма?
— Мы снимали в горах, и большая проблема — затащить тяжелую технику и крупный реквизит. А местное население относилось с пониманием, конечно. В Чечне, еще раз повторю, нет вопроса, «был Хайбах или нет».
— Чечня пережила не только депортацию, но и две войны. В российском кинематографе есть несколько значимых картин на тему чеченских войн, но как такового «поствоенного кинематографа» не возникло. Почему, как по-вашему?
— А вы вспомните, сколько прошло времени после Великой Отечественной, прежде чем триумфальные, полные фанфар фильмы начали сменяться фильмами о том, что война — это кровь, грязь и проклятие. Что солдаты с обеих сторон — это обычные простые люди, вынужденные заниматься кровавым трудом. Прошло двадцать-тридцать лет.
Мне кажется, пройдет время — и эта тема оформится и заявит о себе. Тем более что там материала много.
Литературы хватает — и нон-фикшн, и художественной. Я сейчас ищу финансирование для экранизации книги «Детский мир», которую написал Канта Ибрагимов, номинант на Нобелевскую премию по литературе.
— То есть дело только в том, что должно пройти несколько десятилетий?
— Нет, не только. Нашему современному поствоенному кинематографу никто не помогал родиться. И еще — у нас есть (или было) Министерство по делам национальностей, но никогда не было национальной политики как таковой. Любой народ — русский, чеченский, немецкий — так или иначе живет какими-то вещами и явлениями, которые не нацелены на саморазрушение.
Любой народ чтит тех героев, которые двигают нацию вперед и помогают жить. И вместо того, чтобы бояться, «как бы чего не вышло», надо искать именно таких героев, причем иногда в самых грязных и позорных страницах своего прошлого и даже настоящего. Писать книги, ставить спектакли, снимать фильмы.
Вы можете как угодно относиться, например, к США, но их сила — в том, что они готовы признать: да, в нашей истории были дикие, кровавые, позорные вещи; мы это осознаем — и через это делаемся сильнее и лучше, и будем жить дальше, через это осознание становясь великой нацией. И при этом своих героев они ищут, находят и не устают восхвалять. А мы и разобраться толком не можем, где герой, а где негодяй, и вдобавок пытаемся замолчать наш собственный позор, думая, что если мы объявим что-то «фальшивкой», то это исчезнет из нашего поля зрения и мышления. С такими комплексами мы никогда не станем сильными.
Алексей Крижевский
Газета.Ru