Алексей Рыбников: «Творчество - это череда восторженного вдохновения и депрессий»

 И не удивительно. Он действительно внес более, чем весомый вклад в музыкальный фонд нашей страны. От мала до велика знают его бессмертные мелодии к фильмам «Усатый нянь», «Тот самый Мюнгхаузен», «Буратино», «Красная шапочка», «Вам и не снилось». Он вместе с Андреем Вознесенским придумал и написал «Юнону и Авось». Он стал автором великолепной «Звезды и смерти Хокаина Мурьеты». Его учителем был сам сверхстрогий Арам Хачатурян, который высоко отзывался о таланте молодого композитора. Жизнь самого Рыбникова напоминает фильм, к которому он так же написал музыку – «Через Тернии к звездам». Сколько его запрещали, ставили палки в колеса – не передать умом. Премьеру «Юноны» ему вообще пришлось в свое время играть в церкви Покрова на Филях, после чего, казалось, произведение никогда не увидит свет. Но увидело! И сейчас, спустя почти 35 лет, рок-опера идет по всей России с огромным успехом. 10-го числа в Крокус Сити Холле столичные зрители смогут увидеть постановку в современном варианте. В главных ролях заняты актеры театра Рыбникова, которые совершенно по-другому переосмыслили произведение. Так же выходит автобиография Алексея «Коридор для слонов», в которой можно узнать много интересных фактов про жизнь того времени. Мы встретились с композитором в его театре и распросили у него все интересующие нас подробности его бытия.

- Вы устраивали прослушивание «Юноны» в церкви. Действительно ли важно место премьеры произведения для его дальнейшей жизни?

- Тогда церковь была не действующей, а филиал музея Рублева. Меня туда пригласили, чтобы я устроил там творческий вечер, мог что-то рассказать, показать фрагменты из кинофильмов, кто-то мог что-то спеть, и все. Но то, что там произошла премьера – если честно, это было просто стечение обстоятельств, которым я воспользовался. Потому что у меня просто не было другого выхода. Я был загнан в угол и мне надо было где-то это сделать. Церковь была неотапливаемая, стояла суровая зима, люди сидели в одежде. Но к концу прослушивания стало тепло. Те 100- 150 человек разогрели это помещение. А где устраивать подобные премьеры сочинений на духовные темы – это для меня большой вопрос. Я только что закончил произведение для четырех хоров «Тишайшие молитвы», и сейчас голову сломал, где же его впервые показал. В концертном зале, в театре – не то. В храме не получится, хотя у нас есть такие места, как Исакиевский собор…



- Писать такую сложную музыку и не быть перфекционистом вы не можете. Насколько вы довольны тем, как все получилось с этим мьюзиклом?

- «Юнона и Авось» - это рок-опера. Я никогда не писал мьюзиклов, слава Богу. Это немного не мой жанр. Нашему спектаклю уже 6 лет и то, что было сделано тогда, для Пьера Кардена, для его фестиваля в 2009-м году, когда мы (театр Рыбникова) впервые представили нашу авторскую версию…А доволен я или нет – критерий один: чтобы зал встал в конце и стоя аплодировал. Этого сейчас не просто добиться.

- По каким критериям вы выбирали актеров себе в труппу?

- Найти хорошо обученных для жанра рок-оперы артистов практически невозможно. Это специфическая манера рок-пения, которая резко отличается от того, как поют для мьюзиклов, например. И, когда к нам приходят оттуда певцы, мы их взять не можем, потому что их манера пения гораздо ближе к классической. И, потом для наших артистов важно еще актерское дарование. То есть не только спеть, но и сыграть. Это сочетается редко, но этому можно обучить, чему это мы и учим. Например Никита Поздняков (шоу Голос, бэк-вокалист Полины Гагариной на «Евровидении – авт.) у нас поет Резанова. Его не просто так назначили – он сам эту роль выучил, и показал и добился того, что он стал исполнять эту роль. В готовом виде мы вообще никого не получаем. А его брат, Саша, поет у меня роль Болконского в «Войне и мире».

ПРО ВОЙНУ И МИР

- Помню, у вас была долгоиграющая история про вашу оперу «Война и мир»…

- Я сам ее пока затормозил, мне нужно сейчас доснять два фильма. В 17-м году, думаю, дойдут у меня руки до «Войны и мира».



Премьера Юноны и Авось в церкви Покрова на Филях

- Каждое ваше произведение – на злобу дня. Будет ли так же с этим произведением?

- Андрей Болконский – совершенно потерянный человек, который ищет себя в этом мире в разных совершенно амплуа. Он строит карьеру военного, потом хочет идти к масонам, но отказывается. Потом его зовут по церковному пути, но смеется над этими ценностями. Он все отвергает. Единственное, что его держит в этом мире – это Наташа Ростова. И то, она его предает, и он умирает не потому, что его ранили, а просто потому что ему незачем жить. Если взять современного человека 28 лет, то немногие могут похвалиться тем, что знают, зачем они живут.

- А вы помнили, чем вы в 28 лет занимались?

- Конечно помню. Но у меня все было гораздо проще – я работал тогда много в кино, начинал уже работу над рок-оперой своей первой, был занят своим делом, которое со мной всю жизнь. А у Андрея Болконского творчества не было, может иначе и по другому у него все бы сложилось.

- У вас, я так понимаю, судьба была предопределена - ваша мама изначально мечтала, чтобы вы были композитором, и все для этого делала.

- Ну да. И хорошо, что у меня оказалась склонность. А что, если бы меня повели по этому пути, а у меня не было бы ни способностей, ничего? Тогда трагедия и сломанная жизнь. Вот тогда бы я и оказался, может быть, абсолютно неприкаянным.

- Но у вас было немало же моментов, не смотря на то, что все получилось, когда руки опускались?

- Было страшное противодействие на всех уровнях. И, действительно, приходилось сражаться. Все ситуации были безнадежными. А надо было не только выбраться но и одержать победу. Я все время подходил к какому-то рубежу и думал – ну все, конец. А не нужно было браться за произведения типа «Литургии оглашенных» - где и рай, и ад. Хотел? Вот, получи. Особенно это было все переживать, так как очень повышенная чувствительность души у композиторов – все обиды, все страхи и опасения воспринимаются сильно преувеличенно.

ПРО МИСТИКУ

- Так ради чего вы отложили «Войну и мир»?

- Мой опыт, накопленный за 50 лет работы, пытаюсь воплотить в музыкальных фильмах. Один – по настоящей жизни Хоакина Мурьеты, который будет называться «Дух Соноры», где Хоакин и родился.


Алексей Рыбников с дирижером Вероникой Дударовой и своим учителем Арамом Хачатуряном

- Из вашей книги я поняла, что все время у вас были какие-то мистические знаки. Например, когда вы пытались заниматься «Мастером и Маргаритой», вас как будто отговорили это делать какие-то высшие силы…А сейчас такое бывает?

- Знаков намного больше, чем в книге описано. Просто, когда за такие темы берешься, начинается…Насколько я читал истории произведений на духовные темы, иногда происходят очень серьезные, драматические, трагические или радостные. Но обязательно происходят. Вот мы сейчас с вами находимся, кстати, в доме, где Михаил Афанасьевич Булгаков познакомился со своей будущей женой, Еленой Сергеевной. Я, причем, об этом не знал изначально.

- А с последними вашими задумками были какие-то знаки?

- Очень сильное противодействие возникает. Чем светлее должно быть произведение, тем больше идет тормоз, иногда до невыносимости. Лишь бы ты не доделал, не закончил. Это же нужно особое вдохновение, чтобы ты это писал. А иначе жизненные обстоятельства когда задавливают, то уже не получается ничего писать.


Алексей Рыбников и Пьер Карден

- В состоянии стагнации писать нельзя.

- Для кино, наверное, можно, но на духовные темы – нет. Я для кино уже не могу писать – свои проекты в очереди стоят.

- Очень жалко – мне кажется мультфильмы и детские фильмы без вашей музыки много потеряли.

- Это очень, кстати, странно. Я никогда не думал, что кто-то обращал внимание на музыку из мультфильма про Муми Троллей. А с «Усатым нянем» тоже удивительная история. Почти импровизация была – писал в абсолютно легкомысленном настроении и совершенно не думал о том, что это когда-то станет мелодией, которая переживет столько десятилетий.

- А вы свои мелодии, кстати, на ком-то пробовали?

- Конечно. Вообще, композитор обязан на ком-то пробовать то, что он сочинил. Обычно это или жена, или кто-то еще. И от их реакции очень много зависит. Если не интересно, то уже даже работу не хочется продолжать дальше. Хотя, иногда и у них бывают ошибки. Поэтому я записываю то, что сочиняется. И у меня это отлеживается. Иногда думаю – «изумительно, потрясающе». Слушаю через неделю – и ничего интересного. И наоборот. Потому что состояние вдохновения бывает обманчиво. Оно может не совпадать с результатом.

- А на что состояние вдохновения вообще похоже?

- Это стресс. Очень сильный, когда идет очень мощная трата энергии. И получение энергии, что важно. То, без чего ты дальше жить не можешь. Потому что в момент творчества ты получаешь очень много сил, которые потом тратятся.


Рыбников, Захаров, Вознесенский и Караченцев после юбилейного спектакля "Юнона и Авось"

- Я помню, читала, что к вам приходили кгб-шники, и заставляли вас с ними сотрудничать. Это же тоже стресс? Неужели и это помогало в работе?

- Они меня к себе вызвали (смеется). Стресс я имею в виду не в смысле отрицательном, а в смысле максимальное напряжение организма. Тогда атмосфера, которая возникла после «Юноны и Авось» была настолько давящей, что просто руки опускались. И я не мог вообще ничего. Я честно пытался что-то сочинять, но просто руки опускались. Чувствовал, что это абсолютный минус, и из него надо выбираться. И очень-очень медленно из этого состояния выходил. Но, чередование восторженного вдохновения и депрессий каких-то – это обязательное условие творчества. Потому что истраченную энергию надо накопить, и наступает психологически сложный момент.

Поделиться