Фотография: Элла Линдгрен. Фотография предоставлена Александром КушниромСергей Курехин на концерте в Калифорнии, 1988 год
Осенью 1988 года Сергей Курехин вылетел на серию концертов в Америку. Время для гастролей было выбрано просто идеально. Во-первых, телевидение США периодически транслировало документальный фильм ВВС про Капитана. Во-вторых, в рамках популярной телепередачи Джун Пайка «Wrap Around the World» рейтинговый «13 канал» показал развернутый сюжет о Курехине, в котором Капитан оказался аккурат между Дэвидом Боуи и немецкими альтернативщиками. Выход этой программы сопровождался большим анонсом в The New York Times, где основной акцент был сделан именно на Курехине. В-третьих, в местных магазинах появились диски «Introduction in Pop Mechanics», «Insect Culture», а также выпущенный на Leo Records новый фортепианный альбом Курехина «Popular Zoological Elements».
Со стороны казалось, что все вокруг Капитана несется вперед под лозунгом «Russians Are Coming», если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что Курехин летел за океан не со своей «Поп-механикой», а исключительно как авангардный пианист. Это была типичная авантюра в его стиле — заявлять во всех интервью, что «фоно его больше не интересует», а потом рвануть завоевывать Америку с фортепианными концертами. Это автоматически означало другие правила игры — в корне отличные от тех, по которым западные импресарио продвигали здесь «Парк Горького» или, скажем, Бориса Гребенщикова.
Как несложно догадаться, никаких серьезных промоутеров у Сергея в США не было. Спонсировал поездку Фонд Сороса, а коммуникации между городами осуществляли американские приятели Курехина. Все это напоминало игру «Сделай сам», хотя по другую сторону Атлантики нашего пианиста действительно ждали. «Большинство авангардистов и близко не могут мечтать о возможностях, не говоря уже о приеме, который был оказан в Америке советскому пианисту-импровизатору, — писал журнал Down Beat. — Сергей прибыл к нам в октябре 1988 года… 34-летний ленинградец со скромной, но непреклонной улыбкой, теплыми глазами косули и дружелюбной манерой поведения. И буквально один из первых дней в США он провел, общаясь в студии с Фрэнком Заппой…»
О чем беседовали два великих артиста, теперь остается загадкой. Зато известно другое: Курехин не стал давать многозначительные интервью и корчить из себя великого Авангардиста Авангардистыча, а сразу сыграл пару концертов в одной из протестантских церквей Сан-Франциско. Очевидцы вспоминают, что просторный зал Noe Valley был переполнен зрителями, и корреспондент San Francisco Examiner не жалел красок, описывая искрометный перформанс Курехина. «Первая часть его 90-минутного выступления больше напоминала Дебюсси или Шопена, чем Штокхаузена, Маккоя Тайнера или Сесила Тейлора, — комментировал журналист Филипп Элвуд дебютное выступление Сергея. — Курехин прекрасно владеет техникой, и я впервые увидел такие точные и быстрые пальцы. Иногда казалось, что он играет не двумя, а тремя руками».
Насытившись демонстрацией пианизмов, Курехин буквально на следующее утро полез на амбразуру. Бросив клич местным музыкантам, он в считаные дни собрал человек пятнадцать джазменов и обучил их коронным фишкам «Поп-механики». Это было в его привычном стиле — мол, ввяжемся в драку, а там посмотрим...
«Резко! Он хочет, чтобы это было резко, — подсказывал переводчик музыкантам. — Нужно, чтобы это было сыграно очень резко и на контрасте». Затем инициативу взял в свои руки Капитан. «Как насчет гитары? — кричит Курехин, сидя на какой-то странной подушке-пердушке. — Give me something radical in the middle!» Ошалевшие от такого напора калифорнийские джазмены уползали с пятичасовой репетиции, буквально держась за стены. Они были уверены, что за один прогон такой объем информации запомнить невозможно. Но они недооценили Курехина. «Для меня очень важно быть свежим», — бросил Сергей на ходу корреспондентам из Coda Magazine. В этот момент Капитан трезво оценивал свои возможности — и как дирижера, и как режиссера культурно-массовых мероприятий. Он знал, что если что-то пойдет не так, он сможет вытащить грядущий концерт в Kuumbwa Jazz Center и в одиночку.
«Переключившись с фортепиано на синтезатор, Курехин вел музыку вперед, — вспоминает фотограф Элла Линдгрен. — Один за другим музыканты присоединялись к шоу, и весь оркестр ударился в отвязный свинг. Это был почти рукопашный бой, еще одна дикая импровизация русского степного волка в стране джаза, кантри и буги-вуги». После перформанса ни Сергей, ни музыканты не появились на бис, поскольку были полностью обессилены. И только когда Курехин смог говорить и журналисты спросили его про первые впечатления от Америки, Сергей неотразимо улыбнулся и сказал: «Absolutely great!» Мол, не парьтесь… Все было просто супер.
(Классно, что спустя два десятка лет после этих концертов блистательный Лео Фейгин переиздал их на пластинке «Absolutely Great!» — с любовью собранной и отреставрированной из обрывков магнитофонных записей, найденных в архивах калифорнийских музыкантов.)
…Курехинские хеппенинги в Noe Valley и Kuumbwa Jazz Center имели ряд важных последствий. Вместе с культовым гитаристом Генри Кайзером Капитан начал записывать на студии у Заппы совместный альбом. Часть композиций была написана Сергеем, часть — Кайзером. Летом 1989 года виниловый диск «Popular Science» был выпущен на легендарном лейбле Rykodisk, на котором издавались Фрэнк Заппа, Элвис Костелло, Рай Кудер и — чуть позднее — альбомы группы Morphine.
Также по ходу калифорнийских выступлений Капитан сдружился с флейтистом-виртуозом Дином Эвенсоном, что послужило началом самой интригующей части курехинских гастролей. Дело в том, что мистер Эвенсон был владельцем небольшого лейбла Soundings оf the Planet, который до сих пор специализируется на выпуске нью-эйджа в исполнении инструменталистов со всего мира. Вдохновленный искрометной игрой Курехина, Эвенсон вместе со своей женой-арфисткой пригласил Сергея на несколько дней к себе домой в Аризону — отдохнуть, немного поимпровизировать и договориться о дальнейшем сотрудничестве…
Капитан пробыл у Эвенсона неделю, а уезжая, подарил гостеприимным хозяевам сувениры из России и, в частности, свой кожаный армейский ремень. Когда Эвенсон попытался узнать у Курехина, все ли тому понравилось в Аризоне, то услышал в ответ традиционное «Absolutely great!». Что произошло дальше, не совсем понятно, но факт остается фактом: вскоре в американских магазинах появился новый альбом Курехина «Morning Exerсises in the Nuthouse». Обложка кассеты представляла собой простенький, сделанный наспех коллаж: играющий на синтезаторе Капитан, за спиной которого находится перевернутый храм Василия Блаженного. На кассете было написано: «Веселящие фортепианные композиции — в диапазоне от мелодических до страстных, представленных с изрядной долей юмора и энергии».
Альбом, оперативно выпущенный на Soundings оf the Planet, представлял собой семь фортепианных импровизаций Курехина, некоторые из которых длились по 12–16 минут. Все было сыграно легко и воздушно, особенно на последних треках, в которых присутствует волшебная флейте Эвенсона. Что касается «гранд-пиано», то, пожалуй, еще никогда мелодии, сыгранные нонконформистом Курехиным, не были так непорочны и чисты. Словно какой-то добрый ангел задел Сергея своим крылом. Спокойствие, внутренняя гармония, какая-то райская музыка. На мой взгляд — кульминация в фортепианной трилогии «The Ways of Freedom» — «Popular Zoological Elements» — «Morning Exerсises…». Шедевр, да и только.
В процессе изучения нюансов американского тура я обратил внимание на то, что свой «White Album» Сергей Анатольевич полноценной пластинкой как бы и не считал. Он ни разу не упомянул о ней ни в одном из интервью, которых у него в Америке было, как говорится, хоть ложкой ешь. Кроме того, у композиций из этого альбома отсутствуют названия, что для концептуалиста Курехина крайне нетипично. Ведь еще со времен «The Ways of Freedom» Сергей к подобным вещам относился крайне трепетно. Понятно, что, как сказал Мольер, «настоящее искусство должно быть анонимно», но не настолько радикально… У этой кассеты не было продуманной обложки, и на ней присутствовали грубые орфографические ошибки в тексте и названии. Другими словами, она была сделана наспех. Несмотря на идеальное качество звучания, этот альбом при жизни Курехина никогда не издавался на диске. В скобках заметим, что в 80–90-х годах абсолютно все студийные работы Капитана обязательно материализовались в формате виниловых пластинок или компактов. Кроме того, меня немного смущает крайне непритязательное название альбома. Мол, не стоит думать, что это такие этапные и программные произведения. Не-а… Скорее это как бы упражнения, как бы эксперименты, как бы стилизации. Почти арпеджио и почти гаммы, разбавляемые то «Собачьим вальсом», то незатейливыми регтаймами. И, типа, не стоит воспринимать все это слишком серьезно.
Фотография: Элла Линдгрен. Фотография предоставлена Александром КушниромДин Эвенсон, записавший пластинку «Morning Exercises in the Nuthouse», и Сергей Курехин в Калифорнии
Создается ощущение, что Сергей относился к сессии с Дином Эвенсоном примерно так: «Ну съездил на экскурсию в пустыню, ну поиграл немного для хиппи…» Сходил в гости к индийскому гуру и философу Шри Чинмою, покатался на лошади, поплавал в бассейне, позагорал, а в паузах чуть-чуть поимпровизировал. При этом он мог даже не видеть микрофона, хотя, конечно, мог и видеть. Как говорится, who knows? Ведь это не обязательно должна была быть студия. Могла быть и просто гостиная комната, где Сергей мог расслабленно музицировать, даже не догадываясь о том, что «Тихо! Идет запись!». Подобных примеров в истории музыки существует сотни — от смутной коллаборации Рая Кудера с The Rolling Stones до абсолютно психоделической «Репетиции без оркестра» украинской «Рабботы Хо». Кстати, партии флейты Эвенсон мог наиграть сверху фортепиано уже после отъезда Сергея. Вполне возможно, что эти гениальные черновики Курехина — типичный бутлег. Или не до конца доделанный альбом, который от этого ничего не проиграл. А только приобрел.
В процессе работы над книгой ситуацию в какой-то степени прояснил Сева Гаккель, которому Курехин подарил этот альбом в конце 80-х. Вручая виолончелисту «Аквариума» кассету «Morning Exerсises…», Капитан со смехом пояснил, что название переводится как «Зарядка в психушке». Что безумного происходило в аризоновской квартире бывалого хиппи Эвенсона, свято верящего в лечебные камни, марихуану и каббалу, остается только гадать…
Дальше выяснилось еще несколько любопытных вещей. В конце 1990-х этот альбом был растиражирован в Питере на кассетах — к сожалению, под неверным названием «Утренние упражнения в ореховом домике». Издатели просто поленились посмотреть в словарь, поскольку nuthouse переводится как «сумасшедший дом» или «психушка». Тем не менее поклонники эти фортепианные шедевры по достоинству оценили. Они переписывали их с кассеты на кассету тогда и скачивают в интернете сейчас, захлебываясь от восторгов в комментах на фанатских форумах. В качестве постскриптума можно вспомнить, что в том же 1988 году Эвенсон выпустил еще одну шикарную пластинку с участием Курехина — «Music Makes the Snow Melt Down», которую звукозаписывающая компания Soundings оf the Planet даже не указывает в своих каталогах. Тогда же Капитан написал для этого лейбла саундтрек к документальному фильму, названному в народе «Мир: советские звуковые эксперименты». Неизвестный оператор фиксировал приезд Эвенсона в СССР; говорят, там даже есть эпизоды с участием Сергея, но ни один из знакомых мне исследователей этот таинственный фильм так и не увидел.
Мои многочисленные попытки связаться с Дином Эвенсоном и представителями Soundings оf the Planet успеха, к сожалению, не имели. И только совсем недавно глава SoLyd Records Андрей Гаврилов все-таки добрался до этого лейбла, на котором, как оказалось, в конце 1980-х было выпущено еще несколько сборников с участием Курехина. После многих месяцев эмоциональной переписки настойчивый Гаврилов все-таки получил оригинальную мастер-кассету и официальное разрешение переиздать «Morning Exerсises…» в России. Также в ходе аудиораскопок им был найден малоизвестный концерт Курехина с Эвенсоном в Тусоне, издание которого было осуществлено в июне 2012 года.
К ноябрю 1988 года, сыграв серию концертов в Филадельфии, Чикаго и Оберлинском колледже, Капитан наконец-то добрался до Нью-Йорка. Он остановился у журналистки Марины Альби, которая уже несколько лет продюсировала всевозможные телемосты между Америкой и Советским Союзом. Познакомившись в Питере с Курехиным и Африкой, Марина помогала им с жильем в Нью-Йорке, будучи радушной хозяйкой и верным другом для многих ленинградских музыкантов. «Курехин позвонил мне из аэропорта имени Кеннеди, — вспоминает Марина. — Спросил, можно ли доехать ко мне на такси — мол, после Калифорнии у него закончились деньги… Приехал и стал жить у меня на диване».
Действительно, в Нью-Йорке Капитан обитал не в пятизвездочных отелях, а кочевал «из дома в дом, по квартирам чужих друзей». И этот факт его совершенно не смущал. За несколько недель он привык к мегаполису, его сумасшедшему темпу и извечному фоновому шуму. «Я влюблен в этот город, я не могу без него жить, — признавался Сергей друзьям. — Не то чтобы я хочу эмигрировать — просто я чувствую, что это единственное место, где я могу сейчас жить и работать».
Сергею нравилось разгуливать по Гринвич-Виллидж и заходить в клубы типа СBGВ или Village Vanguard. Все остальное время Капитан пропадал в пластиночном магазине Tower Records, дефилируя по его этажам в поисках новой музыки. Казалось, в эти минуты Курехин нашел свой рай и был готов в нем раствориться. Капитана привлекало в столице мира буквально все: и мощный информационный поток, и огромное количество новых знакомств, возможностей, клубов, студий и фестивалей. Жесткого графика у Курехина первоначально не было, поэтому он присматривался, общался с людьми и мечтал об интернациональных проектах.
«Сергей был очень активный человек, но при этом очень ранимый, — вспоминает Марина Альби. — По его лицу всегда можно было узнать, что происходит у него на душе. У него музыка была некоммерческая, и я не думаю, что он планировал стать звездой на Западе. Потому что нет таких звезд — такая музыка больше для интеллигенции. И думаю, он очень обрадовался, когда у него появилась возможность поиграть с западными музыкантами. Но он был очень скромный и стеснительный человек. И для него было сложновато общаться с иностранцами. Сергей стеснялся своего английского, хотя на бытовом уровне неплохо говорил и неплохо понимал. Мне кажется, что он нуждался в какой-то защите, в каком-то менеджере, которого у него, по-моему, никогда не было».
Периодически Курехин встречался в Нью-Йорке с соотечественниками: с Гаккелем, Африкой, Драгомощенко, художником Толей Белкиным, который познакомил Капитана с писателем Аксеновым — аккурат накануне их визита на радиостанцию «Голос Америки». Там планировали сделать цикл передач о «Поп-механике». И здесь самое время вернуться к теме «Курехин и пресса».
Не успел Капитан оказаться в Америке, как на него набросилась толпа журналистов. И тут Сергей проявил себя в полном интеллектуальном блеске. Он легко менял манеру общения, непринужденно перескакивая с телег и рок-н-ролльного стеба на философские манифесты. В своих монологах Курехин редко раскрывался до конца, четко выдерживая концепцию человека-сюрприза, от которого непонятно чего ожидать уже в следующую секунду. «Я самый серьезный артист в советской культуре, — давясь от хохота, заявил он в прямом эфире нью-йоркской радиостанции WKCR. — Возможно, я самый серьезный человек в целом мире — после Ленина… Я нашел себе место в советской культуре. Оно в пятнадцати метрах левее Кремля и немного выше».
Журналу Interview Капитан с серьезным видом порекомендовал «слушать два последних альбома одновременно и на максимально возможной громкости». Быть откровенным Сергей смог, похоже, лишь однажды — общаясь с редактором канадского журнала Coda Magazine Уилльямом Майкором. Посетив большую часть американских концертов Капитана, этот журналист-интеллектуал пришел к следующему выводу: «Музыка Курехина воскрешает многие постреволюционные художественные течения: театр Сергея Радлова, театральные смеси Мейерхольда с участием атлетов и акробатов, цирка и эффектов мюзик-холла, монументальность Татлина, иконоборчество Малевича и одержимость конструктивистов… Нужно также упомянуть участников классического авангарда, которые появились в 60-е: Эдисон Денисов, Альфред Шнитке и София Губайдулина».
Понимая, что в лице журналиста из Coda Magazine он нашел достойного собеседника, Курехин выдавил из себя несколько неординарных признаний. «Мы могли бы говорить о возрождении русской духовной традиции, — откровенничал он с Майкором. — Механизм влияния традиции спрятан где-то в подсознательном… Вы же знаете, я националист-шовинист… В первую очередь мне важно быть интересным для самого себя».
Помимо журналистов Сергей перезнакомился в Нью-Йорке с кучей авангардистов. Особый интерес у идеологов местной импровизированной сцены вызвал тандем Курехина с культовым композитором-экспериментатором Джоном Зорном. Их совместные выступления в клубе Knitting Factory привлекли внимание критиков из The New York Times, которые не могли не заметить «взрывоопасную скорость» пианиста из СССР. «Курехин, как правило, использовал темы из Шопена и Листа, а потом разрушал их синкопированными пассажами в кулачной манере Джерри Ли Льюиса, — восторженно писал журнал Down Beat. – Сергей подпевал фальцетом без слов или имитировал европейскую оперу. Обладая всеми данными, чтобы шокировать обычно невозмутимую публику, Капитан в Knitting Factory залез под рояль, перевернулся на спину и поднял его ногами. Публика не успела даже охнуть, когда он резко опустил рояль — и крышка с грохотом захлопнулась».
Естественно, для американских журналистов, не имевших возможности видеть «настоящие» ленинградские «Поп-механики», подобное поведение Капитана граничило с шоком. Даже в рамках авангардистской сцены они привыкли к каким-то правилам игры. В случае с Курехиным правил не было и близко. В своем стремлении взбаламутить и спровоцировать местные нравы Сергей Анатольевич пошел еще дальше. Он пошел до самого конца. Капитан не был бы Капитаном, если бы не придумал еще более рискованное приключение, кардинально изменившее его жизненную шкалу ценностей.
История начинается совершенно невинно: Сергей Курехин очень любил творчество Телониуса Монка — автора джазовых стандартов, виртуозного пианиста и одного из наиболее уважаемых композиторов XX века. В тот год Бетховенское общество проводило в Вашингтоне Первый международный конкурс Монка, и в качестве одного из конкурсантов туда пригласили Курехина, который частенько на своих фортепианных концертах исполнял произведения родоначальника бибопа.
В ноябре 1988 года Капитан вылетел из Нью-Йорка в Вашингтон. Он летел побеждать. Курехин был лучше всех, круче всех, тоньше всех разбирался в Монке и накануне конкурса уверенно заявил в одном из эфиров: «Я без первого места не вернусь». Но… иногда побеждает не сильнейший. Казалось, ничто не предвещало беды — до тех пор пока Курехина не взбесил пианист, который играл прямо перед ним. Сергею показалось, что этот человек своей игрой позорит творчество Монка. И вместо того чтобы исполнять свою программу, Капитан в состоянии аффекта начал пародировать предыдущего музыканта. Кто это был — поляк или венгр, сейчас уже никто не помнит. Факт остается фактом: в начале выступления Капитан, словно «мудрый дурак», сыграл злую пародию на композицию «Bye Bye Blackbird», сыгранную предыдущим конкурсантом.
Похожий финт Сергей выдал на одном из джазовых фестивалей — то ли в Красноярске, то ли в Краснодаре. Перед Капитаном тогда выступал совсем еще юный Даниил Крамер, который по неопытности затянул свою программу. И Курехин, словно «чаплинский клоун», начал пародировать манеру исполнения Крамера. Акция имела успех, но то, что прокатило в Красноярске, не пошло в Вашингтоне. Жюри, в принципе, понимая, о чем идет речь, встало и в полном составе покинуло зал, сказав: «Спасибо, достаточно». И даже доброжелательный журнал Down Beat на этот раз лишь сочувственно заметил: «Сила Курехина-пианиста не в афроамериканской традиции, и нынешнее жюри предпочло довольно прямолинейную преданность мейнстриму». Вдумайтесь, какая драма стоит за этими словами.
«Курехину страшно не понравилось, что он не получил первый приз, — вспоминает Лео Фейгин. — Сергей очень болезненно к этому отнесся». Курехин даже не прошел отбор — и для него это был удар. А третье место на этом конкурсе, к примеру, заняла Азиза Мустафа-Заде, уроженка солнечного Азербайджана. Красивая и техничная 19-летняя студентка Консерватории безукоризненно отыграла стандартную программу и вошла в тройку. А Курехин вообще никуда не вошел. Курехин вошел в анус.
У него после этого все интервью были страшно злые, и он впервые не уходил в абстракцию, а говорил прямым текстом: «На самом деле, я единственный, кто заслужил аплодисменты зала. Единственный. Потому что там было так тоскливо... Все остальные были настолько беспомощные, еле трепыхались... Но меня единственного попросили не играть дальше. Все как бы доигрывали, а мне в начале второй композиции сказали: «Извините, не надо больше играть. Не надо!» И зал начал мне аплодировать. На самом деле, я Телониуса Монка люблю больше, может быть, чем все они вместе взятые... И мне кажется, что в Монке самое главное — его корявость. Я вот так пальцы сделал и не менял интервал просто».
Спустя годы можно задать себе сакраментальный вопрос «А судьи кто?». Сайт конкурса дает ответ: в жюри были отобраны самые достойные, самые титулованные люди. Это и обладатели премии «Грэмми», и лауреаты премии «Оскар», и композиторы, написавшие десятки саундтреков к топовым голливудским фильмам. В общем, «вся королевская рать» американского кинематографа.
Испытание Курехиным они, естественно, не прошли.
Фотография: из архива Александра КушнираЛауреат Международного конкурса Телониуса Монка (в центре) получает награду от сына музыканта
Конечно, нас там не было, и, возможно, мы будем не слишком объективны. В интернете сохранилось фото 1988 года, на котором сын Монка вручает премию пианисту из Нью-Йорка, занявшему первое место. Не надо быть великим психологом, чтобы понять по фотографии, что победитель — внешне вылитый молодой Билл Гейтс. В круглых очках, аккуратный, послушный и политкорректный. Наверняка он сыграл Монка безукоризненно технично, показал высочайший исполнительский уровень и растопил сердца жюри своим мастерством.
Курехин, по всей видимости, решил продемонстрировать в Вашингтоне, что он не только самый техничный, но и самый креативный пианист в мире. А только вышло по-другому. Вышло вовсе и не так. И после этой истории Капитан окончательно утвердился в том, что ему тесно и тоскливо во всем этом джазовом американском истеблишменте.
Вернувшись из США, Сергей встретился на квартире у Гаккеля с Троицким. В тот период Артем Кивович заканчивал работу над англоязычной книгой «Tusovka», одним из героев которой был Капитан. Они стали делать серьезное и развернутое интервью, и Троицкий обратил внимание, что после Америки Курехина буквально трясло. Капитан знал Артема лет десять, и это был тот редкий случай, когда Сергей мог позволить себе роскошь быть откровенным. «Всю свою жизнь я пытался поддерживать высший уровень и музыкальности, и духовности, — нервно бродя по комнате, вещал Курехин. — Я прочитал тонны книг, много думал, я взращивал свой проклятый творческий потенциал… Теперь я узнал, что все это неважно на Западе, это просто ничего не меняет! Я мог бы оставаться неразвитым и достигнуть тех же, если не лучших результатов!»
Короче, Курехина несло, и несло основательно. «Итак, пока-пока, Сергей, — хладнокровно записал Троицкий в своем блокноте. — Такова цена, которую ты заплатил за роскошь быть дерзким в Америке».
В настоящее время Александр Кушнир заканчивает работу над книгой «Сергей Курехин: безумная механика русского рока».
Диски «Сергей Курехин. США», «Сергей Курехин. Япония» и «Сергей Курехин в «Аквариуме» вышли на лейбле SoLyd Records.
9 июля, в день смерти музыканта, Александр Кушнир выступит в клубе Artefaq с лекцией о Сергее Курехине.
Текст: Александр Кушнир
Афиша