Но случаются и в этом праздничном сезоне досадные недоразумения.
Одно из таких — прозвучавшая в концертном исполнении «Аида» 1 марта сего года в КЗЧ. Ею решил одарить публику маэстро Валерий Полянский со своей Симфонической капеллой и всегда одним и тем же (с незначительными вариациями) составом исполнителей. В любом репертуарном оперном театре есть штат солистов, а значит неизбежная рутина повторяющихся составов, одних и тех же вокалистов. Но всё-таки    в любом репертуарном театре куда большее разнообразие певцов, чем то, что предлагает Полянский — всегда одних и те же.

Есть среди них превосходные, но таких мало, есть крепкий середняк, а есть — и откровенный «криминал».

    В этой концертной «Аиде» превосходная певица была одна — это солистка Большого театра Елена Евсеева, исполнившая заглавную партию. В театре певица почти ничего не поёт, по крайней мере, после серии «Китежей» осенью 2008 года она в активной афише ГАБТа больше не замечена. Раньше у Евсеевой была впечатляющая международная карьера, включая самые престижные площадки, такие как «Мет», но теперь и на Западе певицы не видно. Зато регулярно её можно слышать в концертах Полянского.

В чём причина? Сказать определенно трудно, но точно — не в качестве вокала.

    С вокалом у Евсеевой всё в порядке, пожалуй, даже лучше, чем было в годы её активных выступлений в Большом (конец 1990-х — начала 2000-х): тогда она была одной из лёгких сопрано многочисленной труппы театра, не хуже, но и не лучше других. Сегодня же сопрано Евсеевой потяжелело, потемнело, погустело, но не утратило своих лучших качеств — красоты тембра, полётности, лёгкости в колоратурах, ангельских пианиссимо. Очевидно, что с годами певица заметно прибавила, её техника стала гораздо лучше, мастерство выросло неизмеримо. Но     сегодня такая певица не нужна ни у нас, ни на Западе — оперный шоу-бизнес хочет располагать лишь молодыми смазливыми личиками и фигурками, отшлифованными фитнесом.

Голос, его качество, умение, мастерство вокалиста — почти никого не волнуют.

И вот за это маэстро Полянскому огромное спасибо, что такая певица имеет возможность дарить своё искусство публике хотя бы в рамках концертов ГАСК России. Её Аида вновь подтвердила высокое вокальное мастерство артистки, одухотворённость пения, тонкость и изящество интерпретации. Пожалуй, такой вокал считался бы достойным больших сцен и полвека назад, когда стандарты были неизмеримо выше, а театры были полны исключительными по качеству и выучке голосами.

    Евсеева царила в этой опере, она была на десять голов выше всего остального, что неслось со сцены в зал. Это была такая Аида, которую мечтаешь встретить в театре: трепетный, мягкий, завораживающе красивый звук, богатый тембр, полнокровный низ, яркие, уверенные верха. Если бы «Аида» была монооперой — цены бы такому концерту не было.

Но, к сожалению для данного исполнения, в этой опере есть и ещё герои.

    Все мужские партии в этот вечер были озвучены очень средне.

Именно озвучены, потому что о вокально-драматических образах практически говорить не приходится. Певцы спели ноты своих партий добротно, точно, нигде не ошибившись и не дав петуха, но и не привнеся никакого личностного начала в них. Кроме того и вокальные данные всех кавалеров оставляют желать лучшего. Лишь Сергей Топтыгин демонстрировал осознанный и убедительный артистизм в партии Амонасро, но в его голосе так много металла, резкого звучания, что его пение, порой, просто физически вынести не просто.

    Олег Долгов (Радамес), Михаил Гужов (Рамфис), Александр Маркеев (Фараон) пели крайне невыразительно, лишь намечая образы, но не создавая их.

Ругать певцов вроде как и не за что, но хвалить — вроде как тоже. У всех троих достаточный диапазон для исполняемых партий, приемлемая звучность, сила голосов, нет очевидных дефектов. Но в то же время особой красоты тембров не наблюдается, яркой артистической харизмы тоже.

    Пение грамотное, но скучное, увы, их исполнение — не искусство, а добротное ремесло, качество которого у кого-то чуть лучше, у кого-то чуть хуже. Лет 30 – 50 назад такие вокалисты могли бы претендовать только на роли компримарио, по нынешним же временам они поют ведущий репертуар, причём не только у Полянского, но и в столичных театрах, включая Большой. Это ли не свидетельство глубокого упадка вокального искусства?

Но если мужчины лишь не вызывали больших восторгов, то Людмила Кузнецова в партии Амнерис по-настоящему ввергла в шок.

Много лет эта певица исполняет ведущие партии в проектах Полянского, и понять, за что её так любит маэстро и ставит везде, где можно, а точнее, везде, где на самом деле никак нельзя, понять решительно выше сил и разумения автора этих строк.

Кузнецова — редкий пример на нашем очень посредственном вокальном небосклоне, если можно так выразиться, полноценного криминального пения. Тембра у певицы нет вообще никакого, то есть формально он, конечно, есть — тембр есть у любого голоса, у любого человека — но это не тот тембр, который годен для оперы: ни красоты, ни выразительности в нём нет и в помине.

Слушая Кузнецову, складывается впечатление, что поёт хористка, причём не самая лучшая — кричит громко, много и напористо, Господь одарил её какой-никакой силой звука, но и только! Тембр голоса Кузнецовой не просто невыразителен, он откровенно некрасив и даже неприятен, сравнения (а в опере сравнения голосов сплошь и рядом — ансамблевое ведь искусство!) с любым солистом из проекта Полянского, даже очень средненьким, Кузнецова не выдерживает никакого.

    В оперном театре далеко не все голоса гедонистически красивы, далеко не все певицы — Зинки Милановы и Ренаты Тебальди. Однако, если ты не одарён исключительным тембром, возможно, ты можешь предъявить публике что-то ещё? Например, выразительность, тонкость нюансировки, совершенную фразировку или редкий диапазон, свободу вокализации в экстремальных регистрах, или, на худой конец, необычную силу звука.

Ни одной из этих добродетелей Людмила Кузнецова не обладает. Громкость её кажется достаточной лишь в тех фрагментах, где тих оркестр, там же, где он бушует и надрывается, Кузнецова соревнования с ним выдержать не может. Оно и понятно:глухой и неполётный звук, сколько бы на него не давить и не форсировать, оркестр перекрыть не может.

Диапазон у певицы ограничен (что ещё раз наводит на мысль о хористке, незаслуженно поющей сольные партии): внизу звукоизвлечение Кузнецовой напоминает закипающий самовар, верхние ноты (а Верди «постарался» для Амнерис на славу!) все как одна спеты белым надрывным звуком, и многие из них так и остаются интонационно недотянутыми.

    Партия Амнерис — редкая в репертуаре меццо-сопрано, которую хотят спеть все певицы этого амплуа:за её исключительную красоту, драматический накал, выразительность, интонационное и психологическое богатство. Таких партий у меццо совсем не много. И мировая традиция знает огромное количество великолепных Амнерис — перечислять нет смысла, список был бы слишком длинен. Слушая некоторых из них — живьём, но чаще в записях — у тебя складывается эталон Амнерис, эталон исполнения этой великолепной партии, этой великой роли. А потом ты приходишь в концертный зал и слышишь Людмилу Кузнецову и не понимаешь, куда ты попал и зачем это всё?

Ещё один участник, музицировавший по шкале «Евсеева — Кузнецова» опять же где-то посередине, подобно мужчинам-солистам, это оркестр капеллы.

    Играли слаженно, в целом неплохо, но не очень выразительно, каким-то несколько безжизненным, хотя и плотным, стилистически корректным звуком, для позднего Верди вполне подходящим. Ритмической точностью игра не отличалась, чувствовались расхождения и дисбалансы по группам инструментов, не всегда сходились к сильной доле, не всегда вписывались в дирижёрскую сетку. Но вина ли в этом оркестра, который ни хуже, и ни лучше многих других московских инструментальных коллективов?

    Скорее претензии здесь к маэстро, который, порой, странно сдвигает темпы, не всегда чётко «сшивает» фрагменты партитуры-полотна…

Для любого, кто изучал дирижёрское искусство, очевидно, что Полянский дирижирует очень грамотно, формально всё показано чётко и вовремя, ясно и понятно. Но результат — вновь очень средний: криминала нет, но и восторга — тоже. И, честно говоря, подобная картина — почти во всех оперных проектах Полянского: профессионально, но не захватывает.

Было ли что-то ещё в этом концерте позитивного, помимо Аиды — Евсеевой? Пожалуй, да: это хор капеллы, как всегда звучавший не просто качественно, но по-настоящему красиво — пластичный, гибкий звук, разнообразный в нюансах, убеждающий и мощью тутти, и эфирами пиано. Отдельные партии, коим в этой партитуре Верди дано немало сольных эпизодов, демонстрировали филигранные унисоны, но и их сплетения в сложном кружеве хорового письма были убедительны — с прорисовками мелодических линий, которые не выпячивались, но были слышны.

    Мастерство хора капеллы вновь — вне всяких подозрений.

Но превосходный хор и достойная солистка на титульную партию — не слишком ли этого мало для оперы Верди «Аида» в год большого юбилея великого композитора?
Источник