Вячеслав Добрынин: «Нынешняя песня и строить не помогает, и жить мешает»

Любой более-менее серьезный разговор о выдающихся советских ВИА невозможен без упоминания имени Вячеслава Добрынина.
Его композиции исполняли «Самоцветы» («Все, что в жизни есть у меня»), «Лейся, песня!» («Родная земля», «Кто тебе сказал», «Прощай»), «Веселые ребята» («Бологое», «Не волнуйтесь, тетя», «Бабушки-старушки») и другие прославленные вокально-инструментальные ансамбли.

25 января Добрынину исполнилось 70 лет. А 29-го знаменитый Доктор Шлягер отмечает юбилей большим концертом в столичном «Крокус Сити Холле». 


культура: Программа, которую Вы представите в Москве, называется «Все мимолетно...». К чему такая скромность? Ведь многим Вашим произведениям забвение не грозит. 

Добрынин: У нее есть и другое название: «Биография в песнях». На сцене это будет как-то визуально обыграно. А «мимолетно» — не значит призрачно, суетно или сиюминутно. В данном случае речь идет о возрасте. Мне уже не сорок и даже, увы, не шестьдесят. Помните изречение Соломона: «Все проходит»? Вот здесь имеется в виду примерно то же самое. Просто, поскольку я не Соломон, у меня «все мимолетно». 

Схематично это можно обозначить так: жизнь проходит, но остается биография. А биография композитора заключается в песнях, из них состоит концерт. И одна из вещей, запланированных для исполнения на юбилейном выступлении, так и называется — «Все мимолетно», она с одноименного альбома, вышедшего в прошлом году. На нем, кстати, двадцать новых песен — не ремейков, не каверов, а именно свежих авторских произведений, написанных на стихи Ларисы Рубальской, Михаила Шаброва, Симона Осиашвили, Михаила Андреева. 

культура: Однако в последние годы композитор Добрынин пишет не так часто, как раньше. Даже с учетом выпущенной в 2015-м пластинки.  

Добрынин: Я создал столько, что с легкостью хватило бы на две жизни. Другое дело, сейчас сочинять регулярно и помногу мне просто неинтересно. Песни как таковой (а именно ей я посвятил основную часть жизни) сегодня почти не существует. Исчезла хорошая мелодия с приличными словами, которые сочиняли профессиональные авторы. Ушла образность, метафоричность. Порой налицо банальное незнание русского языка. Улетучилось понятие массовой, в хорошем понимании этого слова, композиции: когда люди собирались вместе и пели. А ведь это очень важно. 

Ушедшая в народ фраза «Нам песня строить и жить помогает» родилась не случайно. Но сейчас этого нет и в помине: она и строить не помогает, а порой и жить мешает. Нынешняя песня (назовем ее условно так) — прерогатива подростков, у которых весьма сомнительные идеалы, если они вообще есть. Необразованные в музыкальном отношении и не читающие книг молодые люди создают какие-то непонятные треки для таких же интеллектуально «подкованных» потребителей. 

Мне сегодня сочинять попросту не для кого. Я пою преимущественно для тех, кто, без ложной скромности, вырос на моем творчестве, — причем делаю это по их же просьбе. Мне часто на концертах присылают записки с жалобами, что современных так называемых «звезд» слушать порядком надоело. Людям бывает невдомек: о чем эта песня, откуда взялась, зачем она вообще?


Уходит в небытие российская песенная традиция. В советское время было много народных, национальных коллективов — создавались они для того, чтобы подчеркнуть нашу творческую самобытность и уникальность. А сейчас у нас повсюду звучит либо иностранщина, либо «закосы» под нее, причем самого низкого пошиба.

Поверьте, я не ретроград и не ханжа, но мне это неприятно. Когда бываю в Америке или Англии, никогда не слышу на местных FM-радиостанциях (а их там несколько сотен) ни одного русского слова. А здесь больше половины музыкального контента имеет западное происхождение. Не то чтобы активно восставал против этого — в конце концов, я очень люблю The Beatles, — просто подобное положение вещей красноречиво иллюстрирует, в каком мире мы живем. 

культура: Кому же помешала хорошая песня, почему произошла ее девальвация? После Вашего поколения, создавшего массу превосходных композиций, новому поколению творцов, казалось бы, все карты в руки...  
Добрынин: Знаете, нечто подобное наблюдалось всегда. Мы ведь тоже возникли не на ровном месте. Нашими предшественниками были великие Борис Мокроусов, Матвей Блантер, Никита Богословский, Василий Соловьев-Седой, Марк Фрадкин, Александра Пахмутова, Ян Френкель, Оскар Фельцман и другие. Именно они направляли песенную культуру, определяли, так сказать, моду. Но дело в том, что когда в 70-х зазвучали вещи композиторов моего поколения — Евгения Мартынова, Юрия Чичкова, Александра Морозова, Юрия Антонова, — представители «старой» песенной школы отнеслись к нам с изрядной долей недоверия. 

Наши песни были более ритмичными, к тому же изрядно снабженными электронными аранжировками. Они звучали в ресторанах, кафе, на танцах и прочее. То есть подчеркнутая лиричность, растяжность произведений старших коллег уступала место импульсивности, дерзости сочинений молодых авторов.

культура: И что, возникали сложности?  

Добрынин: На первых порах, естественно. Наши песни не передавали, зажимали, нам перекрывали кислород. Порой средствами массовой информации мы преподносились как изгои, диссиденты, чуть ли не идеологические диверсанты. Возможно, старших «кураторов» возмущало не только то, что наши песни исполнялись в ресторанах, но и то, что мы получали за это деньги, и довольно приличные. В то время как их собственные сочинения звучали на официальных мероприятиях, партийных съездах... 

Я ни в коей мере не хочу умалять заслуг композиторов военной и послевоенной эпох, Боже упаси. Просто на данном примере иллюстрирую: имел место извечный конфликт отцов и детей. Именно он наблюдается и сейчас. 


Фото: Сергей Беляков/ТАСС


культура: Но, очевидно, есть некий нюанс... 

Добрынин: Конечно. Когда мы привносили новые штрихи и свежие интонации, то все равно следовали традициям и ничего не отрицали. Нам просто хотелось играть более модную музыку, и наше желание оказалось созвучным многим молодым людям — собственно, так и возникло мощное движение ВИА. Его суть была проста: вооружившись гитарами, синтезаторами, ударными установками и усилителями, самодеятельные исполнители постепенно превращались в профессионалов. Но песню как таковую не извращали. А сегодняшние, с позволения сказать, «творцы» учителей слушать не хотят. Да они их, возможно, и не знают. 

Сколько-нибудь заметно повлиять на малопривлекательную поп-музыкальную картину мы вряд ли можем — времена не те. Да, когда-то авторов пугали художественными советами, и порой мы действительно от них страдали. В частности, песня «Все, что в жизни есть у меня» проходила через это идеологическое сито десять раз. Даже несмотря на то, что автором текста был уважаемый Леонид Дербенев. Но это с одной стороны. С другой — наличие подобного барьера невольно мобилизовывало, мы чувствовали, что должны постоянно доказывать свою состоятельность, пробиваться. А сегодня никаких худсоветов не существует, все можно: захотел спеть, проплатил запись, попал в эфир, твой «опус» раз пятнадцать прозвучал на радио, и, глядишь, новоявленная «звезда» готова. Только кому она нужна и надолго ли ее хватит?

Но даже если считать, что дни хорошей песни сочтены, она до сих пор живет в нас, а мы — в ней. И продолжаем за нее бороться... 

культура: Каково, на Ваш взгляд, основное заблуждение насчет Вячеслава Добрынина? 

Добрынин: Что я герой скандальных хроник. Это абсолютная чепуха — никогда таковым не являлся. Многие дешевенькие газетенки и так, и эдак пытались ко мне подобраться. Порой писали такую брехню, что с ними оставалось только судиться. Но есть и другое, сложившееся вокруг моей персоны «общественное мнение», против которого ничего не имею: что я любимец женщин, дамский композитор, поющий о любви. Этот «шлейф» никогда не делал меня хуже, даже в собственных глазах. Напротив, радуюсь и горжусь, что меня таковым считают.
Автор
Денис БОЧАРОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе