Евгений Евтушенко - младший: Когда отцу сказали, что ему осталось жить три месяца, он минуту поплакал, и - снова за работу

10 мая исполняется 40 дней, как не стало великого поэта.
Мы вспоминаем о нем с его сыном... 
Евгений Евтушенко думал только по-русски
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН


...Признаюсь - ну очень уж неловко мне было брать это интервью. Тем более - в доме поэта, в Переделкине. Еще только четыре дня прошло, как Евгения Александровича похоронили на местном кладбище, как он и завещал - рядом с Борисом Пастернаком. А тут я - со своими вопросами... Но меня, может быть, оправдывало то, что через день вдова поэта Мария вместе с сыновьями Евгением и Дмитрием улетали в США. А ведь только они знали все - до мельчайших деталей и минут - о последних днях жизни великого поэта.

И еще - и им, и мне трудно было представить, что Евгения Александровича больше нет с нами. Поэтому и в вопросах, и в ответах мы часто говорили о нем, как о живом.

Мария занималась по хозяйству, Дмитрий собирался в дорогу. Поэтому в рабочий кабинет Поэта мы прошли с его сыном - Евгением Евтушенко-младшим.



«Мы с братом советские дети»

- ... А вон там, под столом, - кроссовки... Скажите, Евгений - это Евгения Александровича?

- Нет, это мой брат Митя разбросал. Для отца эти кроссовки - не такие яркие.

- Вы и ваш брат Дмитрий родились в Америке, правильно?

- Нет, в Москве.

- Но Евгений Александрович 25 лет назад уехал из Москвы в США.

- Да, но сразу нас отец не взял. Я 1989 года рождения, Дмитрий – 1990-го. Так что, мы - советские дети.


Рабочий стол Евгения Евтушенко
Фото: Евгения ГУСЕВАtrue_kpru


- А у вас гражданство - и российское, и американское?

- Да. Я решил принять американское, когда мне было 20 лет. Мог через маму сделать, когда был помоложе, но решил подождать. Уже восемь лет как у меня двойное гражданство.

- Евгению Александровичу же предлагали американское гражданство?

- Нет. Ему там говорили: если захотите, мы вам поможем с гражданством США. Потому что это довольно длинный процесс. Он сказал: нет, меня это не интересует.

- Вы себя кем больше чувствуете – американцем или русским, россиянином?

- Ну, посередине. Когда я в Америке, мои американские друзья могут обо мне сказать так: вот это Женька, он мой русский друг, из России. Так получилось, что мне одинаково дороги две Родины. Когда я там (в США. - А. Г.) - всегда скучаю по Переделкину, по Москве, даже по Петрозаводску, где я в школу ходил. Сейчас в Москве смотался по друзьям...


Женя Евтушенко в кабинете отца. Рабочий стол Поэта решили пока не разбирать... Переделкино, апрель 2017-го.
Фото: Евгения ГУСЕВАtrue_kpru


- А дома вы на каком языке разговариваете?

- Если бываю с семьей, с мамой я всегда говорю по-русски. А с братом - с русского на английский перехожу очень плавно. Могу даже одно предложение по-русски, другое - по-английски. Без проблем.

- А с папой как говорили?

- И так, и так. Иногда даже по-испански, если там нужно было что-то так - секретно. Потому что Маша (так Евгений иногда называет свою маму. - А. Г.) по-испански не говорит.

- А у вас были секреты от мамы?

- Ну, да. Если ей какой-то подарочек купить на день рождения или на Новый год...

- А думаете вы на каком языке?

- В картинках, эксклюзивно.

- Как понять?

- Ну, если я там думаю про красный цвет, представляю себе пожарную машину или даже... Красную площадь.



«Отец думал только по-русски»

- А Евгений Александрович на каком языке думал?

- Думал, я думаю, он на русском.

- Он был больше русский, чем его сыновья?

- Чем сыновья? Конечно! Понимаете, он здесь (в Советском Союзе, в России. - А. Г.) провел практически всю свою жизнь. И даже вот когда он за рубежом, так же, как у меня, - он иногда был больше русским, чем внутри России. Вы меня понимаете?


Фото на стене кабинета
Фото: Евгения ГУСЕВАtrue_kpru


- Да. Он сильно скучал по России?

- Конечно.

- А почему в последние годы Евгений Евтушенко часто здесь бывал? Все чаще, чаще. И все дольше, дольше. Чем это объяснить?

- Просто так получилось. Выступать хотел.

- А ему нравилось выступать?

- Да. Вообще, не важно, в какой стране. Но особенно хотел, - почаще, побольше. Просто такая интересная у него жадность была. Я имею в виду это в хорошем смысле. То, что всегда приятнее же на Родине читать. И вот отец говорил: «Поэт в России больше, чем поэт». Как в России слушают поэзию – так нигде в мире не слушают. И вот почему он чаще хотел здесь выступать.

- Серьезно? Здесь Евтушенко везде узнавали. В аэропорту, в магазине, выйдет на улицу – и все знают, что это Евтушенко идет. А в Америке как?

- В нашем городе – да. (Евтушенко жил в городе Талса, штат Оклахома.- А.Г.) Узнавали его. Он в такой яркой рубашке, такой интересный человек. Сибирский такой акцент.

- У него был - сибирский?

- Он говорил по-английски (Евгений произносит эту фразу на английском языке): «Это мой неизбежный сибирский акцент, который вы чувствуете. Так что, пожалуйста…» Студентов просил, чтобы они как-то привыкли к нему.

- То есть - он говорил по-английски не с русским, а с сибирским акцентом?

- Это он так считал. Ну, конечно, просто у Маши, у моей мамы, она тоже с русским акцентом говорит по-английски, - у нее как-то помягче. А у него все-таки так посильнее, просто прорывается такой акцент пассионарный. Я не знаю, может быть, это не сибирский, не русский, а просто его собственный такой акцент выработался - евтушенковский.


Фото на стене кабинета



«Собирался жить еще 20 лет»

- Ваш отец был великий жизнелюб. А вот когда он почувствовал, что… Извините, Евгений.

- Да.

- Евгений Александрович был у нас в «Комсомолке» в конце декабря прошлого года... Он забыл платок носовой. Я ему дал чистенький. И он читал «Прощай, наш красный флаг». И… Короче, я выжимал платок два раза. Потому что - платок был мокрый от слез. Теперь вот думаю - может, ваш отец и с нами прощался тогда? А он когда понял, что - уходит?

- Нет, мы… никто этого не ожидал. Он даже мне говорил, я помню, в декабре: «Женя, я еще собираюсь жить 20 лет».

- «Мне еще надо 20 лет». Он нам тоже это говорил.

- Нет, и не думал об этом - чтобы уйти. И даже вот когда ему сказали в ту неделю, в неделю его смерти, что меньше чем три месяца осталось. Так сказали...

- Это Маше сказали?

- И ему тоже. Да. Это в Америке обязательно.

- Серьезно? А зачем ему это сказали?

- Чтобы он знал.

- И он как на это отреагировал?

- Очень мужественно.

- То есть?

- Понимаете… я ни разу не встретил человека, который больше любит жизнь и больше от жизни берет. Как он выжимал слезы из салфетки, он так все выжимал из своей жизни, что можно.

- Это я выжимал.

- Ну, да... Он тихо просто так посидел. Маша мне описала, как ему сказали. Он закрыл глаза. Поплакал минутку. Потом уже - все, начал диктовать новые главы, начал опять - по антологии поэзии работать. Он хотел все успеть...

- Он торопился закончить роман свой?

- Да. И антологию - тоже. И еще в последние сутки волновался, говорил, какие оценки выставлять своим студентам в университете. Он сказал: пожалуйста, убедитесь, что такие-то оценки будут у таких-то студентов. И продиктовал все фамилии.


Евгений Евтушенко с супругой Марией в редакции "Комсомольской правды"
Фото: Иван МАКЕЕВtrue_kpru


- У него были студенты разных национальностей?

- Конечно... Просто невероятно - американцы, китайцы, русские, украинцы, казахи. Даже из Саудовской Аравии были.

- Он на английском читал?

- Да. На английском читал лекции.

- Но у него хвостистов не было, все успевали? Он не мучил студентов?

- Он – нет. Наоборот, не любил выставлять плохие оценки. Ему самое главное было то, чтобы студент в его классе вырабатывал свое собственное личное мировидение, свою собственную философию. Он с двух часов дня до девяти вечера по понедельникам преподавал. И очень часто с ними сидел до пол-одиннадцатого, до двенадцати ночи.

- Маша не ругалась?

- Ругалась, конечно: Женя, нужно высыпаться, часто так нельзя. Он кивал, говорил: да, я все понял. Но она - тоже учительница, она понимает то, что просто все нужно отдавать студентам. Все, что можно.



«Диктовал через кислородную маску»

- А когда на него уже кислородную маску надели…

- Диктовал через кислородную маску. Даже - когда с трудом начал говорить. И в последние сутки… Но все равно говорил. И очень ясные были мысли. По антологии. Вспоминал даже какие-то мероприятия во сне. Я с ним тоже последнюю ночь был. Ему обезболивающие давали. Уже к тому времени все было ясно. Счет шел на часы.

- Какие у него были последние слова?

- Последние слова, это когда он диктовал. Сложно было его понять. Я нагибался, говорил: «Папа, ну, потерпи меня, пожалуйста, повтори еще раз. Я понимаю, тебе сложно». Он мне говорит уже со всей силы, ярким голосом: «Ну, Женя, у тебя что, мозгов нет? Чего ты меня не слышишь?» Темпераментный.

- Он за словом в карман не лез.

- Нет, мы с ним хорошо посмеялись. Папа, давай продолжай диктовать.

- Вы на диктофон записывали?

- Нет. Просто сразу - на бумагу, на компьютер, что было.

- А потом он правил?

- Мы ему читали снова. А правки делали уже на компьютере и на бумаге от руки.


Евгений Евтушенко и его сыновья (слева направо) Женя, Митя, Антон, у него за спиной - Саша. Переделкино, начало 1990-х.
Фото: Личный архивtrue_kpru


- Это он диктовал для романа «Берингов тоннель»?

- Да, страницы романа и антологии… Он очень волновался по поводу своей антологии. Хотел убедиться, что там было стихотворение, по-моему, «Ложь» Винокурова, если я правильно помню. Именно это его очень волновало.

Папа держался... Я думаю, он ждал своего старшего сына из Лондона. Да, Сашу... Там с транзитной визой у него была проблема. Ночью, перед смертью отца, Саша прислал видео, как там внучка Евгения Александровича поет…

До тех пор, пока старший брат Саша у нас не женился, отец все время говорил: «Ну, я хочу быть дедушкой. Пожалуйста, вот у меня четверо сыновей, ну кто-то из вас, пожалуйста, умоляю, хочу быть дедушкой». И такое счастье, такой подарок, когда девочка родилась – Роза. Отцу всегда хотелось иметь девочку…

- Саша – Евтушенко?

- Да, Саша – Евтушенко. И Роза – Евтушенко.

Вы помните его яркую улыбку? Вот это последний раз было, когда он так ярко просто улыбнулся, когда слушал, как поет внучка - Роза Евтушенко. Да… И до последнего часа, до последнего часа мы видели его знаменитые ярко-голубые глаза.

В последний час - где-то так - он уже не разговаривал. И я, мы вместе с младшим братом Митей держали его руки. Я одну руку, Митя – вторую...

И он так держался, держался... Потом - то засыпал, то - так. Даже ушел просто очень спокойно, мирно. Я даже не заметил.

Мама сказала: Женя, я думаю, что отца уже с нами нет.

И все. Я даже не заметил. Просто руку держал, старался.

Отец, уходя, знал то, что мы все его любим.


 
«Праздник жизни»

- А почему там, в Талсе, в США - на прощании с Евгением Александровичем, вы вместе с Сашей яркие рубашки надели отца? А здесь – нет. Не тот менталитет?

- Нет - дело не в менталитете. Для нас это было странно – читать стихи отца без него. На сцену Евгений Александрович - просто так, в простой одежде, последние 20 - 30 лет, как вы знаете, не выходил. Надев его яркие рубашки, мы представляли, что как будто он с нами. Нам так было полегче переживать потерю... Это нам помогло.

И как бы выступали в качестве такой маленькой замены, мы старались…

- Но в России вы это не стали повторять?

- Нет. В Штатах это было важно, потому что мы стихи отца читали с переводами. И еще нам хотелось, чтобы русский язык там звучал, это тоже редкость. Когда мы планировали этот «Праздник жизни» (мы так называли это прощание, или эту службу - как правильно, сами определите), мы решили, что обязательно должен звучать русский язык. И - обязательно его поэзия. И старший брат подкинул идею: давай его рубашки наденем!

И потом мы знали - что в России, во время прощания, стихи отца обязательно будут звучать. (В ЦДЛ песни на стихи Евгения Евтушенко исполнил Сергей Никитин. - А.Г.)

- Евгений Александрович мне делал замечание. Я говорил: великий поэт Евгений Евтушенко. А он: «Саша, не смей меня больше называть великим. Вот когда меня не станет, тогда история определит». А вот сам он - как считал?

- Отец знал, что он - большая личность. Но чтобы на себя смотреть как на великого... Он никогда таким себя не ощущал. Да, у него были стадионы зрителей. Но он одинаково нервничал, понимаете, - и при малом зале, и при большом. Ему любопытны были все люди - и известные, и совершенно неизвестные.

- Вас удивило то, столько народу пришло с отцом проститься в ЦДЛ? Что пришлось прощание на час продлевать.

- Да, прощание не было частным. Но мы уже привыкли давно к тому, что отец принадлежит не только нам, нашей семье. А почему продлили прощание? Как отец подписывал книги – всегда до последнего читателя. Так было и здесь...

* * *

- Самые любимые стихи отца какие у вас?

- Я папе очень часто переводы делал на английский с русского. Вы знаете стихи «Дора Франко», очень длинные стихи. Еще я переводил «Государство по имени Как бы». Отец очень хвалил этот перевод. Нет-нет, почитать я сейчас не смогу - буду стесняться.

- Какие-то строчки, не обязательно все стихотворение.

- Не крест — бескрестье мы несем,

а как сгибаемся убого.

Чтоб не извериться во всем,

Дай бог ну хоть немного Бога!

Люблю «Карликовые березы». «Любимая, спи» - очень красивое стихотворение.

А вот это - просто из «Идут белые снеги»:

Если будет Россия,

значит, буду и я.

Отцовский голос звучит у меня в голове, когда я это вспоминаю все. Любимые мои все его стихи...



КСТАТИ

«Маша зовет нас евтушатами»

- Вас трое братьев?

- Четверо. Антон еще. Но у него со здоровьем проблема...

- У вас как вообще? Отношение друг с другом? Евгений Александрович сам рассказывал, что Мария объединила всех детей. Всех сыновей.

- Да, здесь, в Переделкине, я помню, как мы играли все четверо.

- Не дрались?

- Ну, конечно, дрались. Мальчишки же. Что ж поделать? Ну, нет, так, по-братски дрались, так ничего.

- Все четверо братьев - вы все Евтушенко?

- Да. И старший брат наш Петя, который, к сожалению, умер, тоже Евтушенко.

- Он же приемный?

- Да. Приемный, но все равно брат.

- Мы писали об этом. Евгений Александрович однажды сказал в каком-то интервью про Петю.

- Мы все – «Евтушенки».

- А то, что вы Евгений Евтушенко, это вам мешало или помогало?

- Очень часто люди, вот даже за рубежом был когда, говорили: как – Евгений Евтушенко? Я говорю: да. «Ой, какой однофамилец!» Я говорю: ну, вообще-то это мой отец. Евгений Евтушенко для меня - в первую очередь отец.

- Он вас наказывал за что-то? Когда вы еще были мальчишками...

- Очень хорошо помню один случай, мне было 4 годика, Мите - 3. Мама духовку чистила. Мы думали, что это была пещера. Я туда Митьке помогаю залезать. В духовку! Это в Петрозаводске было. И у меня с собой фонарик. И я туда тоже с ним влез. А папа заходит, видит то, что старший младшего впихивает в духовку. И мне попало.

- Ремнем?

- Нет, рукой так слегка. Он строго говорил в таких случаях, да, - как и положено отцу.

- А подружку свою вы к отцу приводили, показывали?

- Да. Ему она очень понравилась. Даже за столом сидели. Праздновали день рождения мамы или какое-то событие. Всегда она была приглашена. На его класс кино в Талсе тоже была приглашена в любое время, где он фильмы показывал… Когда отец умер, она очень страдала по этому поводу. Просто потерялся такой яркий человек для нее. Она знала его как писателя.

- Она американка?

- Да, американка. Это тоже для нее потеря. Просто она сказала мне по-английски, что ушел очень добрый человек, в первую очередь. Он всегда - по-дружному со всеми. Старался всех как-то включить. С подружками он любил кокетничать чуть-чуть. С моими, у старшего брата Саши тоже, всегда любил так чуть-чуть кокетничать. Ну так, шутя.

- Вы не обижались?

- Нет, шутя же! Мы говорили: папа, перестань. Он так смеялся по-мальчишески. Они тоже понимали, что, конечно, это просто такой евтушенковский шарм.

- У вас есть фотографии, где вы с папой, дорогие для вас?

- Для меня самая моя дорогая фотография – это где я маленький, Митя маленький, Саша, и Тошенька тоже здесь. Мы там стоим около гаража. Там просто Митя папу держит за галстук, лысенький Митя... Мне, наверное, года, может быть, три, два. Саше – 13.

- Петра там нет?

- Петра, к сожалению, в этой фотографии нету.



«Мои родители не стесняются, что я мою посуду в ресторане»

- ...А на станцию Зима вы ездили?

- Да. Дважды в своей жизни - с отцом. Когда мне было 9-10 лет. Первый раз был на открытии музея на станции Зима. А второй раз - когда у папы там был тур по всей Сибири. Сибирь – вообще совершенно другая, по сравнению с Петрозаводском, Питером, Москвой - страна. Я любил очень туда с отцом ездить. И старался увидеть Сибирь глазами отца, понять ее - через его стихи.

- А вы сами чем занимаетесь по жизни?

- Я студент, изучаю политологию. А когда свободен - подрабатываю в ресторане.

- Серьезно? И что же вы там делаете?

- Все. Большинство времени я там просто помогаю официантам. Но могу и готовить, и посуду, если работник приболеет, - тоже мыть.

- А что, вам денег не хватает?

- Почему? Денег хватает. Но у меня такое правило: я сам должен стоять на собственных ногах... То есть, сам себя обеспечивать.

- Но это не унизительно, ничего? Евгений Александрович не ругался, что вы там - официантом?

- Нет, совершенно нормально. Он тоже подрабатывал в свое время, самиздат продавал или чего-то там… В Штатах у меня вообще разные работы были. Я в похоронном бюро работал полгода. Моя официальная должность называлась консультант. Ну, я, когда люди… умирали, приходил, их забирал. Умерших забирал.

- Просто на носилках?

- Да. На носилках. Получалось иногда на руки нужно взять.

- Ничего это?

- Нет, нормально. Но это же - тоже часть нашей жизни. Что еще я в похоронном бюро делал? Даже грим накладывал.

- Гримировали покойников?

- Да. Помогал с оформлением документов официальных, которые нужны в связи со смертью. Тяжелый процесс. К сожалению, мне был опыт этот нужен, когда отец умер. Обычно вот этот процесс, чтобы получить все бумаги от консульств иностранных, длится долго. А мы все успели сделать за неделю. Потому что я все хорошо знал, как это…

- И это не стыдно, ничего?

- Нет. Папе, наоборот, было очень интересно, с какими людьми я встречался. Любопытно. Он всегда знал, что я хотел. Моя мечта - либо стать международным адвокатом или пойти по линии дипломатии.



ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ

«Его любимая иконка осталась с ним»

- ...Я вам честно скажу, Евгений, для меня был шок, когда Евгения Александровича привезли из Америки, на отпевании открыли гроб, и вдруг - яркий галстук!

- Да. Он так жил. Чтобы - ярко! А то, что яркая одежда, мы все знаем, как он любил одеваться. Так что… Я всегда ему готов был помочь. Даже после смерти. Я его после смерти одевал. В гроб положил. Да, тяжело было. Но - это лучше моей рукой, чем чужой. Если бы я в похоронном агентстве не работал, я бы за это даже… я бы просто не смог бы это сделать. Но это… в старости нужно людям чуть-чуть помогать одеваться, помогать кушать иногда. Я так отцу помогал. В этот последний раз.

- Я не представляю, как это.

- А галстук - из его коллекции... Узел он сам завязал своей рукой, - иногда отец узлы оставлял на своих галстуках.

- Когда Евгения Александровича отпевали, и когда хоронили - в гробу лежала небольшая иконка...

- Это - Святой Пантелеимон. Когда я родился, очень сильно болел. Отец сходил в храм - здесь, в Переделкине. Там на службе стоял - с бабусями. И одна бабушка узнала его и поцеловала. Потом он попросил у местного батюшки: «Кому помолиться, чтобы у меня сынок выздоровел? Он в больнице, очень больной». Батюшка сказал: «Помолитесь Святому Пантелеимону». - «Хорошо». Папа потом в очереди стоял за иконкой. Ну, там поцеловать икону. И прямо в отпечаток губ бабуси, которая перед ним стояла, он туда же поцеловал.

И вот в течение недели мне стало лучше. И вот эту иконку папа - как чудо - с тех пор хранил у себя. И каждый раз, когда в больнице лежал, что, к сожалению, очень часто было последние десять лет жизни, - у него всегда была с собой иконка Святого Пантелеимона. И она его, думаю, выручала, ему помогала как-то так, чисто психологически и душевно. Вот мы и решили с мамой - пусть икона и сейчас будет с ним.

Там же и его кепочка была. В руках... И тросточка, которая его тоже выручала, и протез, что, наверное, странно. Но без протеза он бы не пошел.

Я имею в виду, он бы не пошел на улицу куда-то… Мы ему надели, как будто он собирался куда-то идти...


P. S.

...Потом мы немного постояли у большого окна, за которым грустно качались высокие сосны.

- На улице темно, - сказал Женя Евтушенко, - я вас провожу.

Мы спустились на первый этаж, вышли во двор.

Евтушенко-младший включил фонарик и стал освещать нам дорогу. Это был фонарик Поэта Евтушенко.
Автор
Александр ГАМОВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе