Перед обещанным ввечеру извержением вулкана градирни с ее автором и основателем ленд-арта в России — Николаем Полисским встретилась Вероника Хлебникова.
После перерыва "Архстояние" вновь выставляет вашу работу — "Гиперболоидную градирню".
Она ровесница фестиваля (с июня 2006 года) и стоит на замечательном месте — примерно золотое сечение открытого пространства и скрытого лесного. Место требовало вертикали, начали прорубать, появился материал. Что получится, не знали и плели без каркаса, как природный объект — растет себе и растет. Вдруг "Градирня" начала падать. Катастрофически. Тогда мы поставили контрфорсы и поняли, что это улучшает ее образ. "Градирня" стала вдруг невероятно мне нравиться. Она стала красивой, какой-то решительно энергичной. Когда приехали французские ландшафтники, они к ней привязали центральную аллею.
Какова ее философия?
Это тип инженерного сооружения, труба ТЭЦ, где происходит конденсирование влаги, выходит лишний пар. На самом-то деле вид у них ужасающий, когда они бетонные. Их пытаются красить, но это еще хуже.
А мы сплели ее из мелкой лозы. Она изумительным образом дымит и отчасти похожа на вулкан.
Вы все еще ее любите?
Я полюбил ее заново, потому что она, как истинная женщина, потребовала к себе внимания. Раньше я не тратил на нее душевных сил. А за эти три месяца она нас измучила, отобрала кучу денег. Теперь она наш любимый объект. Если долго не проживет, ведь это ее вторая жизнь после хирургического вмешательства, то на Масленицу мы отправим ее в мир иной.
Сожжете?
Посмотрим, хотя мне очень не хочется Маслениц. Я ругаю здешнюю Масленицу, как совершенно бездарное, глупейшее явление. В 2005 году я понял, что нужно убирать нашу "Эйфелеву башню". Разбирать ее было сложно, и мы решили славно ее сжечь. Позвали нашего штатного Герострата, который у нас все сжигает, — Германа Виноградова. И башня очень красиво, пафосно исчезла. Народу так это понравилось, что превратилось в традицию: соорудили какую-то бабу и сожгли, это была тоска зеленая. А потом какие-то архитекторы сделали что-то невнятное, и стала заползать эта народная составляющая: песни про Масленицу, лазание по столбам. Местные очень все это любят и будут на этом настаивать, но мне кажется, что это надо куда-то переносить из Николы-Ленивца. Так как у нас народ добрый, он все поедает. Ну, блинов поест, самогону попьет. А для искусства Масленица потеряна, если нет объекта, который будет хорошо гореть.
"Архстояние" стало календарной повинностью?
Пока нет. Но зимой мне казалось, что все, это конец. Что всех все устраивает: много народу, власти довольны. Хоть собирай манатки и с ребятами из артели уходи отсюда, потому что я в одиночестве.
Что утратилось?
Той зимой утратился самый главный смысл — искусство. Здесь же все делается для того, чтобы человек получил несказанное удовольствие от невиданного, от чуда. Не всюду выходит.
Зависит от гения места?
Гений места у нас был дядя Ваня, он умер. Дядя Ваня Соколов был первым моим другом и соратником.
Он был последним жителем деревни. В Звизжах еще живут, а в Николе-Ленивце уже одни приезжие. Все начало теряться зимой. Но в этом фестивале я участвую, потому что приглашены очень приличные художники и мне очень нравится. У меня опять появилась надежда. Я не какой-нибудь профессиональный скандалист, я просто считаю, что нельзя разрушать святое, прежде всего нашу работу по созданию ленд-арта.
Вы работаете с объектами, теперь ваши французские коллеги из "Ателье 710" занялись пространством. Как они вам?
Очень нравятся. Видимо, пришло время как-то структурировать это пространство. Оно так легко сделано французами, так природно, даже незаметно, что здесь кто-то поработал. Они очень тактично и грамотно создали структуру. Можно, конечно, сидеть в диком лесу, но в него не войти, пространство не чувствуется, оно короткое, ты упираешься в дорогу или лес и дальше — никак. Мне и самому хотелось прорубать небольшие экологичные тропы, по которым можно перейти и увидеть что-то. Здесь от "Ротонды" Бродского я впервые увидел деревню с такой точки. Очень красиво.
Объекты Бродского и ваши — штучная работа. Пространство, освоенное французскими дизайнерами, рассчитано на массовый масштаб. Вам важны отвод пространства от Николы-Ленивца, перенос Маслениц в отведенные для них места?
Безусловно. Прежде всего таково желание национального парка "Угра". Французы работают уже на сельскохозяйственных угодьях. Я разговаривал с директором парка, он теперь спокоен, его требование уйти с особо охраняемых территорий выполнено.
То есть лабораторная площадка для арт-проектов и новая, досуговая часть корректно разведены?
Я бы не хотел здесь досуговой части, есть опасность, что дизайн заползет и сюда. Тут тоже должен быть жесточайший контроль экспертов. Есть силы, которые не так брезгливы, как я. Могут договориться с властью, а власть не обязана понимать эти тонкости. Здесь может быть выставочный зал, где кроме Бродского могут быть один-два объекта — Григоряна, Аввакумова, Бернаскони.
Я был бы счастлив, если бы сюда поставил что-нибудь Бюрен, один из дембелей французского искусства. Моя художественная деятельность не связана с фестивалем. Мы с ребятами ездим по всему миру на отхожие промыслы. Вот, пригласили во Францию, в Шамбор, замок на Луаре, делать в парке огромный проект.
Похоже, здесь у французов случилась эйфория, ведь в Европе каждый кусок земли утилизирован, а тут — прорва.
Безусловно! Они торчат, просто как ломы... Они в трансе от этой буйной природы, никем не задействованной. Я сейчас ездил на Селигер, проехал по Тверской губернии, все зарастает — людей нет, средств нет. По дорогам машины не ездят, невозможно — одни кочки. Здесь тоже поля, заросшие совсем недавно. Советские поля, которые раньше корчевали, сейчас все зарастают. Нужно быть фанатичным вегетарианцем, чтобы беречь эту поросль. В России не было ленд-арта никогда. Невозможно было выйти в поле и что-нибудь поставить. А теперь у нас колхоз превратился в артистический. Наши французы сажают там гречиху вперемежку с горчицей, потому что это красивое поле. То есть они для красоты сажают.
В случае Николы-Ленивца архитектура и смирение — вещи совместные?
У моего друга Саши Флоренского есть целая серия "Смиренная архитектура". Я бы не сказал, что здесь должна быть смиренная, ну как философия смирения, архитектура.
Должна быть умная, не большая, не горделивая архитектура. Мне очень важна органика. Архитектурные объекты могут друг с другом диссонировать, но они не должны мешать друг другу. Настоящая архитектура — это философия жизни. Вот у Бродского заходишь — сразу куча мыслей. Это очень умно. А дизайн же холодный! Он набирает намоленность, когда на нем человек лет 30 посидит. Новый дизайн может быть красивым или нет, но это не категория искусства, где красота — не главное, и красота другая, более сложная. Весь мир — сплошной дизайн, здесь бы его не хотелось. В природе есть тропы к водопою, но нет прагматики организации пространства ради самого принципа. Зачем нужен дизайн пространства там, где нет инфраструктуры?
Разве одним муравьям можно жить в природе? Человеку тоже надо. Кабаны-то ходят везде, а человек уже не пройдет. Мне хотелось пройти через лес быстро, лень его обходить. И всем лень. Первую аллею прорубил здесь я — у градирни. Теперь — французы. Создано ощущение пространства — познавательное дело. В природе и так все красиво, но глаз то замыливается. Смотришь, а не впечатляет. Стоит поставить объект, и он привлечет внимание к созерцанию природы. То же с дорожками, которые на самом деле те же муравьиные, только человеческие.
Как вы видите взаимодействие территорий "Архстояния"?
На прежнем месте не надо больше ничего ставить, только вычищать. Точечно и тактично размещать только проверенные объекты. На новом месте — все то же самое, только чуть больше риска. Не должно быть амбиций. Амбиции — в соседнюю деревню, устроить там дизайнерский "Диснейленд", поить, кормить, горки-качельки. Мы качели тоже делаем, но они у нас не дебильные. Дизайн — это не здесь. Все должно быть тонко и изящно.
GZT.RU