Людмила Гурченко: 20 лет тому назад

Сегодня день рождения любимой актрисы и любимого человека - Людмилы Гурченко.
По этому поводу залез в архив и перечитал эту "прямую линию"! двадцатилетней давности.

Была такая рубрика в "Известиях", где я тогда работал: "Прямая линия". В точно обозначенное время для всех желающих  открывалась возможность поговорить по телефону с приглашенной в редакцию знаменитостью. Я модерировал, у второго телефона - гость.

Итак, мы сидим лицом друг к другу. У каждого телефон. На вопросы читателей "Известий" отвечает народная артистка Людмила Гурченко. А если есть вопросы к газете -- редакцию представляю я, Валерий Кичин. На часах одиннадцать без пяти... Оба чувствуем себя как перед выходом в прямой эфир.

Вторую часть текста - вопросы ко мне и мои ответы - тоже оставляю. Как знак времени. Совсем другого времени. 20 лет назад. Сегодня читать все это как минимум занятно.


Вопросы к звезде

--Здравствуйте, Людмила Марковна.

-- Да, здравствуйте, Александр Александрович.

-- Извините, что я вас потревожил. Я вас очень люблю, вы -- прекрасная актриса и, по-моему, прекрасный человек. Как вы себя чувствуете сейчас? Снимаетесь?

-- Нового мало. Наше кино притихло. Хотя скоро выйдет картина Рязанова "Старые клячи", там много замечательных артистов. Это момент долгожданный -- снова быть на экране, а не только на сцене. Спасибо вам за теплые слова. Мне это очень и очень важно.

-- Людмила Марковна? Боже мой, даже не верится, что я с вами разговариваю. Вы просто цунами, ураган какой-то, обаятельная женщина, гордость России. А во-вторых, у меня для вас есть предложение. Я сама немножко композитор, у меня более сорока песен написаны. Очень хочется вам показать. Они как раз для вас.

-- Пожалуйста, запишите на пленку и пришлите.

-- Людмила Марковна, меня зовут Нина Костина. Сейчас много антреприз: берут несколько актеров, минимум декораций, билеты дорогие. Что это -- веяние времени, способ заработать?

-- Антреприза -- разная. Бывает, когда "два стула, три артиста". Но часто она дает артисту или режиссеру возможность сделать то, что невозможно в государственном театре. Вот сейчас я сыграла то, о чем мечтала всю жизнь, -- роль в мюзикле. Он называется "Бюро счастья". Разве такое могло быть раньше? Да, это адова работа. Да, у нас нет людей, которые профи в этом деле. Но это попытка, и я считаю, она удалась. А халтура -- она везде бывает.

-- У вас такой большой опыт, своя школа. У вас есть ученики?

-- Нет. Пришлось бы бросить все и заниматься только этим. К себе на курс я взяла бы человек пять, не больше. Нас во ВГИК поступило 15 человек, закончили 13, снимались в кино трое. Это же очень больно, когда не состоится судьба! Люди спиваются, кончают самоубийством. Я взяла бы людей закаленных и мы бы им отменили все семейные дела. Потому что как только начинается печь, борщ, дети, распри -- тут все и заканчивается. Жестокая профессия -- как в балете, как в спорте.

-- Здравствуйте, Людмила Марковна. Это же ужас, сколько по телевидению идет фильмов американских! Везде убийства, кровь. А с десяти часов вечера секс в открытую! Мы что, в Америке живем?

-- В Америке как раз такого нет. Это наши так зарабатывают деньги. Вы очень больную тему затронули. Когда-то у Марины Влади был роман с Володей Высоцким. Он еще был просто талантливый мальчик с гитарой -- и вот в него влюбляется красивейшая женщина Франции, звезда. Я ее спросила: почему? Ведь столько в Париже красивых мужчин! Да нет, отвечает, в Париже,  уже нет мужчин! На каждом шагу голые женщины -- и у них притупляются все чувства. Вот вам и ответ.

-- Так неужели за деньги можно все продать -- и добро, и традиции?

-- Знаете, я тоже не хочу такой демократии! Я хочу демократии с жестким законом: вор -- сидит, насильник -- отвечает. Но если уж Дарья Асланова рвется в Думу, нам до демократии еще далеко.

-- Добрый день, меня зовут Елена Ивановна. Как вы относитесь к тому, что днем по кабельным каналам идут эротические фильмы? А на улицах интим-салоны, продается порнография. Мы наших детей просто калечим.

-- Когда я впервые приехала в Нью-Йорк, то была поражена: среди роскоши на тротуаре лежит бомж -- но какой?! Таких пока у нас на улицах нет. У него в волосах шевелились какие-то черви! И мне объяснили: а ему нравится так жить. Знаете, я бы не хотела, чтоб нам тоже понравилось так жить. Один наш эмигрант в США в школу за сыном заезжает на машине. Оказывается, там есть магазин, где конфеты с наркотиком, и отец сына оберегает. Я спрашиваю: а разве нельзя потребовать, чтоб магазин закрыли? Что ты, -- отвечает. Да от него городским властям больше дохода, чем от школы. Вот и все. 

-- А у нас такие же проблемы! В жилом доме открыли ночной мужской стриптиз! По ночам сплошной визг. Я пошла в управу: у нас же дети не спят! Мне так и сказали: все куплено. Туда приезжают такие тети, что нипочем не дадут закрыть. Не да-дут!

-- Ну, надежда только на новое правительство. Может, прочтут эту нашу с вами беседу.

-- Добрый день, Людмила Марковна! Я Нина Ивановна, ваша старая поклонница. И хочу спросить: кого вы поддерживали?

-- На выборах? Никого. Я не голосовала.

-- Зря, Людмила Марковна. А кого могли бы поддержать?

-- Пожалуй, или "Единство", или правых.

-- Как я в вас разочарована!

-- Ну что же делать! КПРФ я бы не поддержала, коммунисты меня уничтожали.

-- Неправда. Вы у нас были звездой. И все время звенели...

-- Когда? Я после "Карнавальной ночи" и до "Старых стен" не звенела. Пятнадцать лет не снималась!

-- Это зависит от вашей там режиссуры и...

-- Какая режиссура? Миленькая! Вы очень мало об этом знаете. Так что я считаю, Путин очень достойный человек.

-- А я даже по лицу вижу -- иезуит.

-- Ну, вот. А меня при виде Зюганова в дрожь бросает. Я вас, наверное, вообще разочарую: мне нравится Чубайс.

-- Ой, ой! Все-таки вы не нашего склада. Будьте здоровы.

-- Вас беспокоят из Зеленограда. Людмила Марковна, у вас есть друзья? 

-- Настоящие друзья -- те, которые знали меня в детстве. Когда мы были все равны, мечтали, получали двойки... Одна моя подруга теперь в Чикаго. Долго не решалась уехать, но они с дочкой здесь получали 80 рублей -- как можно жить на это? Теперь к ней езжу и она ко мне приезжает. Это такой друг, когда достаточно набрать номер: мне плохо -- она бросит все и поможет.

-- А кто вам шил новогоднее платье?

-- Его мне любезно предложил Валя Юдашкин. Очень талантливый человек.

-- Люсенька!

-- Неужели это тот самый Скороходов Глеб Анатольевич? Автор замечательной книги о Раневской! Я прочла не отрываясь.

-- Люсенька, спасибо. А я тут открыл "Известия", думаю, может, позвонить только с одной целью -- сказать, как я люблю вас, ваше творчество и ваши книги.

-- Не говорите "творчество", давайте говорить: работу. А то -- спела полторы песни и сразу: "Нам, актерам, так трудно жить!".

- Звонят много?

-- Звонят хорошие люди. У которых накипело, которые мучаются, которые любят родину, страну, отечество, как хотите.

-- Это очень здорово. Слава Богу, что такие люди не перевелись.

-- Это сильная сторона нашей действительности.

-- Мы все иронизируем. А если всерьез?

-- Не иронизируем -- стесняемся. Потому что сказать, что любишь родину, уже неудобно. А задницу показать со сцены удобно.

-- Вот, вот. Я обнимаю вас.

-- Людмила Марковна? Это Андрей Юлиевич. Кому вы больше доверяли, себе или другим?

-- Я почти не снималась у одного и того же режиссера. Работала с многими, разными, и надо было иметь что-то свое, чтобы тебя не согнули. Взять все лучшее, соединить со своим сердцем и привнести на экран нечто третье. Самое трудное было сломать первое представление о себе. После "Карнавальной ночи" меня никто не воспринимал в драматических ролях -- только пой, товарищ Гурченко!

-- Скажите, а стоит ли в жизни быть артистом?

-- Знаете, это такой вопрос, который не стоит задавать. Артист -- он всегда артист. Он таким родился. Актера в торговлю -- а он артист, его в инженеры -- а он артист, его в медицину -- а он артист. И артист в нем вылезет всегда. Всегда это лицедейство будет сидеть в нем, оно будет мучить его и он все равно пойдет в артисты.

-- Приятно было услышать ваш голос.

-- Взаимно. Дерзайте. Артист, значит?

-- Большое спасибо, до свидания.

-- Людмила Марковна,  я считаю вас эталоном женщины и артистки. Понимаете, вы для нас генератор.

-- Это сильно. Постараюсь и дальше генерировать.

-- Вы тот человек, который нам не дает киснуть, сохнуть.

-- Я буду как можно дольше не давать вам киснуть.

-- Людмила Марковна, я временно остался без работы, может, хотя бы в кино водителем устроюсь?

-- Но сейчас же кино никакого нет. И водителей много, а кино нет.

-- Людмила Марковна, у меня есть подозрение, что вы способны к дружбе.

-- Знаете, я из тех скорпионов, кто предан до самого конца.

-- Вы очень сильная личность -- как это у вас получается? 

-- Трудно. На ложь и предательство стараюсь не обращать внимания, потому что это мешает работе. Когда-то взывала к справедливости, потом поняла -- бессмысленно. 

-- Но как все это стереть из памяти?

-- Мы с Никулиным снимались в фильме "Двадцать лет без войны". Мне было очень плохо, я побежала к нему: папа, ну как жить? Он слушал меня, слушал, вбирал мою боль, а потом сказал: "Время, время, только время". И я подумала: он все понимает, значит, и я все перетерплю. Время прошло. Теперь взираю на ту боль с усмешкой.

-- Как вы обратились к Никулину, так я обращаюсь к вам.

-- Да я понимаю. И тоже скажу: время.


Вопросы к редакции

-- Добрый день, Валерий Семенович. Меня зовут Евгений Александрович Леоненко, я журналист. Скажите, почему все с такой издевкой говорят про попечительские советы на ТВ? Даже в США половина фильмов не идет на открытых каналах. А у нас все самое черное -- на экране.

-- Я думаю, это испуг перед перед призраком цензуры. Была цензура, сейчас качнулись в противоположную крайность и нет даже нормального контроля. Но он появится, это неизбежно. Или контроль разума -- или, не дай бог, снова цензуры.

-- Добрый день. Я звоню из Смоленска. У меня вопрос: вы последний раз когда слышали музыку на народных инструментах?

-- Очень давно. Ее просто не стало в эфире.

-- А ведь в народной музыке очень много перемен, много молодежи, играют замечательно. А отражения это нигде не находит. В печати, на телевидении существует только поп-музыка, рок-музыка, а о нормальной вообще ничего не слышно. Вот что меня волнует.

-- Меня тоже это волнует: исчезли целые жанры, виды музыки -- народная в том числе. Судя по голосу, вы человек молодой?

-- Не очень, мне 40.

-- Просто у нас принято связывать любовь к народной музыке с совсем уходящим поколением.

— Да вы что, я же говорю, все как раз наоборот.

— Здравствуйте. Разрешите я вам прочту письмо, которое я вам написал и не смог отправить. Стыдно сказать: марки дорогие. Послушаете? "Уважаемый Валерий Кичин! С огромным удовлетворением прочел статью "Приказано верить". Вы правы, правы и правы. Но не останется ли она гласом вопиющего в пустыне? Надо восстановить издание антирелигиозной литературы, журнала "Наука и религия". И еще одно замечание. Мне кажется, ваши сотрудники забывают о разнице между газетой и учеными записками. Помните Хемингуэя? У него изумительный слог. А знаете, где он этому учился? В газете! Вот так. Мельников Александр Борисович, учитель". 

— Я Каждам Григорий Маркович. У меня пожелание, чтобы в рубрике "Религия" более полно отражалось общественное мнение. Подборка от 15 января сделана тенденциозно: статья профессора Зубова неубедительна, но остальные прямо или косвенно с ним согласны.

-- Я хочу через вашу газету поздравить Бориса Николаевича Ельцина с его днем рождения.

-- Очень приятно, что Ельцина снова стали поминать добром, правда?

-- Конечно. Люди, которые благодаря ему получили свободу слова, вдруг на него ополчились -- этой неблагодарности я не понимаю. Он очень много сделал. Конечно, и ошибки были, и тяжелая у нас жизнь. Но он никогда не ронял честь нашего государства. А здоровье -- оно не всегда от нас зависит. Я думаю, что народ все-таки ему благодарен.

Автор
Валерий Кичин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе