— Олег Павлович, есть ли в современном театральном мире система, подобная системе Станиславского и вообще нужна ли новая, если про его теорию все критики, как один, говорят, что она совершенна?
— О, тут все гораздо практичнее. Есть несколько религий, которые рассказывают одну и ту же историю. Я имею в виду ислам, христианство, буддизм и великое множество прочих. И вот скажите, нужны ли нам новые религии? Те, кто претендует на создание новой религии, чаще всего становятся некими кооперативами по добыче и выкачиванию денег. Стоит ли кому-то пытаться выдать что-то новое? Думаю, что даже попытки Чехова, удивительного, гениального человека, выдать наблюдения, подсмотренные за самим собой, — это не система, это некие подробности, которые он слушал себя и фиксировал. Вы так искренне и непосредственно спрашиваете, надо ли нам иметь еще одну систему, что я также непосредственно отвечаю: мне кажется, не надо.
— Хорошо, а чего, по Вашему мнению, не хватает сегодняшнему театру? Может быть, каких-то технических средств?
— Не хватает нашей культуры, интересов, увлеченности, знаний не только о нашей русской культуре, но и о мировой. Этого не хватает. Придет ли это от того, что психология театра будет встроена в нечто более сложное, вернется ли это к нам достижениями в познании человека? Не думаю, не вернется. Но надежда есть.
— А как с этим дела обстоят в современной анимации? Как у актера, озвучившего в свое время кота Матроскина, не могу не спросить, смотрите ли Вы современные мультики, например, «Смешарики» или «Маша и Медведь», и что Вы о них думаете?
— Мне, как не самому искушенному зрителю, в этих и других современных мультфильмах не хватает персонификации, индивидуальных признаков героев. Вот те же «смешарики» — они чем-то отличаются друг от друга?
— Отличаются, конечно, немного. По цвету, например.
— Вот именно, этого недостаточно. Мне хотелось бы так много различий, чтобы я в каждом узнавал самого себя, но это слишком большие запросы. Лучшее, что я знаю в мультипликации, — Норштейн, Назаров. Думая о Назарове, я вспоминаю лирическое состояние волка, которого озвучивал Армен Джигарханян. Довольно внятно, и без испуга, и тогда я вижу в этом себя. Вот что интересно. Этот ослик Иа, которого озвучивал Эраст Гарин с глубиной философского осмысления мира, себя, своего места в этом мире. Даже когда это бывала глубокая философия на мелком месте, самое интересное, что я вспоминаю — а, я!
— А какой из Ваших персонажей Вам наиболее близок?
— Я — исполнитель, актер, поэтому говорить «это я про себя», не годится. Когда я озвучивал Матроскина, то познакомился с замечательным русским актером Борисом Бабочкиным. Я тогда был главным режиссером театра «Современник» и однажды приехав к нему в какой-то подмосковный санаторий, стал уговаривать перейти ко мне в труппу и поставить спектакль, а он как-то от меня отстранялся. И однажды сказал, что у него в жизни был горб.
— Как это?
— Вот-вот, я тоже тогда, прямо как вы сейчас, растерялся, не понимая, что он имеет в виду. А он говорит: «Мой горб — это Василий Иванович Чапаев». Вот у тебя тоже горб — это кот Матроскин. Самоирония — это замечательное свойство и полезное занятие. Человек, который этим обладает, защищен и более счастлив.
Елена Ханян