Откуда у российского парня донбасская грусть? Часть II

Почему россияне, участвовавшие в конфликте в Донбассе, хотят туда вернуться.
Добровольцы, прошедшие огненное крещение в Новороссии и вернувшиеся к мирной жизни, рано или поздно стремятся обратно. 
Ополченцы Донецкой народной республики. 
Фото: Дэн Леви/РИА Новости


И вновь их ждет путешествие по темной трассе из Краснодона в Луганск, и возрождается позабытое ощущение тревоги и страха.  



Виталий: «… до той победы, которую мы все так жаждем»

В события в Новороссии Виталия Петрашкевича, ветерана чеченской войны, командовавшего на Кавказе разведотделением и впоследствии сокращенного Сердюковым прапорщика, втянули социальные сети. Поначалу житель Новосибирска просто увидел, как многочисленные «укропользователи» ругают россиян и президента страны, как только могут, захотел разобраться, а когда самостоятельно изучил вопрос, то буквально за голову схватился.

«Мне одноклассница из Донецкой области написала, — вспоминает Петрашкевич. — Рассказала, что сын у нее в Донецке, как раз в то время, когда там события назревали, спрашивала, что ей делать. Я ей говорю: "Срочно хватай его в охапку и вывози оттуда! Потому что гражданская война — это самое ужасное, что может быть". Послушалась — вывезла».

Решение ехать в Донбасс созрело само собой. Дождался окончания вахты (перед войной Виталий работал в одной из охранных фирм за полярным кругом), взял с собой небольшой рюкзак, билет до Москвы, а оттуда — до Ростова-на-Дону. Наудачу. И волею случая попал туда, куда стремился, увидев на ростовском вокзале людей в «странной» форме. Подошел, заговорил.

«Знаете, в каком ключе строился наш разговор? — рассказывает Виталий. — Сорок минут они отговаривали меня ехать в Донбасс. Говорили, что там много нехорошего, непонятного, неоднозначного, как на всякой гражданской войне. Потом поинтересовались, есть ли у меня семья. Когда узнали, что холост (с последней женой развелся шесть лет назад, единственной дочери уже 17 лет), то сказали: "Хорошо, поехали"».

По словам Петрашкевича, то, что он увидел в первые часы пребывания в Донбассе, а заезжал он по краснодонской трассе, только-только очищенной от украинских войск, ужаснуло даже его, бывалого ветерана: «Запах такой сильный, который ни с чем не перепутаешь. Я говорю, а что, нельзя было скотомогильник подальше от дороги сделать? А они отвечают, мол, это не звери, это трупы. Я ужаснулся. Такого не было в Чечне, по негласной договоренности мы забирали тела наших ребят, мусульмане — своих… В Грозном только было что-то похожее. И все же конфликт в Донбассе для меня был более страшным, чем командировки в Чечню. Потому что там мы хотя бы видели своего противника. Это было гораздо честнее. А тут ты выдвигаешься, а по тебе начинают долбить за много километров от тебя из всего, что есть, и не важно, куда прилетит: в нас — значит в нас, в мирный жилой квартал — значит в мирный жилой квартал, в парк, где гуляют мамочки с детьми, — значит в парк…»

Прибыв в Луганск, сибиряк сразу же показал свои знания в вопросах связи, что пришлось как нельзя кстати, поскольку в наспех собранном ополчении специалисты подобного уровня были наперечет.


Виталий Петрашкевич. 
Фото: Алексей Топоров


«Как раз в то время пришли новые радиостанции, неизвестно откуда, — рассказывает Виталий. — Я их получал, а то до этого не было ничего. Потом поехал на позиции, связь устанавливать. Перенастроил частоты, теперь все подразделения могли общаться друг с другом, координировать действия. Потом полностью сделал проводную связь, четыре канала — полностью. Параллельно готовил снайперов. Ну, скажу честно, что меня тогда напрягало больше всего: вот ты учишь парня, учишь до такого уровня, что он со ста метров в консервную банку весь магазин выкладывает, а он потом раз — и говорит: "Я поехал в Подмосковье, штукатуром работать"».

И с подобным Петрашкевич, по его словам, сталкивался довольно часто. Когда, например, целые взводы отказывались выполнять поставленную боевую задачу, или когда одни командиры, словно во время спортивных соревнований, пытались взять тот или иной населенный пункт раньше других, или когда командир роты мог самовольно оставить позиции… Было и такое, когда с восемью бойцами в течение восьми часов он сдерживал наступление моторизованной колонны в три сотни человек на подступах к Луганску.

Оборона столицы Луганской Народной Республики, бои в Славяносербском районе, освобождение Дебальцево, путь от связиста до бойца отдельного разведывательного батальона — местного аналога российского спецназа ГРУ, выходы в тыл к противнику…

Но потом здоровье стало давать о себе знать, в первую очередь травмы, полученные еще в Чечне, начали опухать колени. При этом порой приходилось совершать многочасовые марш-броски. Перед ними мазал ноги, сам себе делал уколы, и вперед! Луганский лечащий врач кричал на него за подобное самоуправство, но сибиряк в ответ только посмеивался.

Но однажды почувствовал: все, край. И уехал в Новосибирск лечиться. А дома навалилась еще одна напасть: стало чесаться тело, лицо начало покрываться коростой. За бойца взялись дерматологи, тот стоически все сносил, но прошло несколько месяцев, и вновь затосковал по Донбассу. Подождал, пока придет очередная «чеченская» пенсия, чтобы переслать дочке, а также деньги от спонсоров на поездку, и рванул обратно. Дерматолог буквально кричал ему вслед: «Остепенись, куда ты лезешь, тебе уже пятый десяток!» А он лишь махал рукой в ответ: «В Луганске долечусь».

«Я просто не могу так взять все и оставить, после того как видел мирных людей, всех черных от грязи и копоти, со слезами вылезавших из подвала в Дебальцево, семилетнего мальчишку из Луганска, который подробно рассказывал мне, что вот это "прилет", а это "улет", это рядом "легло", а это чуть дальше, — вспоминает Петрашкевич. — Поэтому сюда тянет постоянно. Я, кстати, наверное, уже больше луганчанин, чем те луганчане, что уехали отсюда на время боевых действий. Сейчас вернулись и могут "русиш окупантен" в спину крикнуть. А когда их соседи, пережившие блокаду, едва отключат воду, бегут на колонку, то стоят и крутят пальцем у виска. Не понять им уже, они другие».

Сибиряк вернулся в Новороссию в начале апреля, чтобы осмотреться, найти применение полученному опыту. Пока он настроен работать инструктором, хотя уверен, что, как только возобновятся активные боевые действия, аналогичные тем, что идут сейчас в ДНР, он вновь встанет в строй, потому как половина местных из набранных в последнее время банально сбежит.

«Дома мои поездки в ЛНР не идут в стаж, я не получаю за это денег и каких-либо льгот. Но я вижу, что полезен, словно небольшой кирпичик в стене строящегося здания. И мне хочется оставаться тут до конца, до той победы, которую мы все так жаждем».
Автор
Алексей Топоров
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе