Тайная жизнь Андрея Вознесенского
2 декабря 2015 ● Московский комсомолец
«Поэту необходима тайная жизнь. Тайная свобода. Без нее нет поэта».
Человеческая душа сама выбирает, кого любить, кому поклоняться.
Человеческая душа сама выбирает, кого любить, кому поклоняться.
С дочерью Ариной и внуком Франческо.
фото: Из личного архива
«Первой моей тайной был Пастернак», — признается Андрей Андреевич в зрелые годы. А в юности и в пламенной молодости все наше бытие переполнялось тайнами. Так и в новой книге.
Скол с личности
Игорь Вирабов выпустил подробную биографию Вознесенского в серии «ЖЗЛ». У всех есть возможность войти в святая святых духовного и душевного бытия поэта.
В литературе имя автора повествования Вирабова мало известно. Однако газетчик бесстрашно взялся за грандиозную тему. Сам ли он прикипел душой к поэзии Вознесенского и десятилетия собирал, осваивал материал? Или чей-то богатейший архив поэта был открыт только для него одного: мол, изучай, вдохновляйся, пиши?
Как бы там ни было, книга уже несколько месяцев перед глазами читателей. Она оформлена со вкусом: на обложке рядом с прекрасной фотографией — легкий рисунок профессионального художника, архитектора по образованию Вознесенского. Внутри — два альбома редких фотографий. С них-то я и начала свой поиск доказательства тайны, которую однажды, в начале 90-х, мне доверил по секрету Андрей Андреевич. Но не стану пока ломать замысел Вирабова.
Имея в руках богатый архив, он проявил и собственный смелый выбор: сломал традицию жизнеописания. Начал не с родословной героя, не с его появления на свет. Словно эпиграф, выставил в начало СКОЛ — символический знак духовного откровения поэта. В сборнике «Витражных дел мастер» — четыре рисунка этого символа. Этот СКОЛ не со скал! Он — с тонко чувствующей натуры.
С женой Зоей Богуславской.
фото: Из личного архива
В 14 лет влюбился в англичанку
Андрей в свою учительницу влюбился. Этот лирический рассказ открывает книгу. Андрей учился в одном классе с Андреем Тарковским. Дух творчества и любви, кажется, носился в атмосфере. На уроках английского, слушая независимую учительницу, увлеченную мировым искусством, он чувствовал незнакомое волнение. Она заставляла его сердце восторгаться и пламенеть. Андрей осознал некое духовное родство с ней: «…ей одной я доверил свое знакомство с Пастернаком. Дал почитать рукопись «Доктора Живаго». Красивый авантюризм был в ее характере. Она привила мне вкус к риску и к театральности жизни. Она стала моей второй тайной на земле». Андрей не раз в стихах, в воспоминаниях поведает о чувственном благорасположении к ней и даже признается в подлинном романном общении.
Благодаря доверчивому восприятию наследия поэта биограф Вирабов избирает особый стиль повествования: слова, признания Андрея питают текст биографии правдой, истиной от первого лица. Эмоции, мысли, восклицания поэта — это драгоценные плоды, зреющие порой на хилом сучковатом тексте самого жизнеописания.
Но все-таки Андрея в книге больше! Он здесь живой, весь в безудержных порывах, фантазиях и поиске единственного крылатого слова и дерзкой мысли. Он любит. Он любим.
Натура русского интеллигента отзывается на зов чужой беды, чужого страдания. Наше сложное, часто драматичное время проверяет характер человека на излом. Да и природа не щадила мечтательного интеллигента. Сколько раз он попадал в опасные ситуации. Потрясает признание внучки Бориса Пастернака Елены Леонидовны о страшном факте: близ Переделкина свора чужих собак кусала, терзала беспомощного Андрея. Чудом уцелел.
Когда слышишь или читаешь злую брань по адресу Вознесенского, взахлеб извергаемую иными самовлюбленными, вспоминаешь эту натравленную кем-то свору. Чем Вознесенский мешает стихотворцам стать знаменитыми?
Сколько ему пришлось принять страданий! В стихах угадывается ободряющий ток надежд, хотя тело предавало. Однажды в 95-м году он заплыл далеко в море. Зоя Борисовна ждала на берегу. Вышедший из моря человек крикнул ей: «Ваш муж тонет!». Она бросилась на помощь. В этом последнем заплыве Андрею отказала рука. Зоя успела вовремя. Она всегда оставалась его ангелом-хранителем, особенно в годы неизлечимой болезни. Убеждена, Богуславская помогла книге Вирабова состояться. Многое удалось автору благодаря ее памяти и темпераменту воспоминаний.
У него в Америке — дочь и внук
В начале 90-х мы с Андреем договорились встретиться в Переделкине у него на даче. Говорили обо всем, что нас волновало. Фотокор «МК» щелкнул нас у камина со стихами, написанными Андреем.
Камин мой,
в людскую стужу
тебя оживил я не с жиру —
сожги мою мертвую душу,
зажги
мою душу живу.
Мы спустились вниз. Андрей проявил гостеприимство — сварил супчик из порошка. Вкусненький. Выпили кофейку. И он по-дружески мне очень тихо сказал: «Знаешь, у меня есть дочь… Только ты не говори ей». Я хранила эту тайну свято. Наш диалог с Андреем появился в «МК», затем в моей книге интервью «Великие и ужасные». Андрей с Зоей пришли на презентацию. Книга им понравилась.
Преодолевая нарастающую физическую немощь, Андрей оставался верен своему перу, продолжал чутким слухом ловить гармонию слов. Новые стихи и поэмы Вознесенский пожелал увидеть в «МК». Привозил тексты сам и надеялся на нашу чуткость к слову и к его стихам. Мы опубликовали его последнюю поэму «До свидания, Тедди Кеннеди». Эту встречу с ним в нашей компьютерной мне не забыть. Провожая Андрея, я спросила: «А где живет твоя дочка?» — «В Америке», — прошептал он.
Ток взаимного притяжения сблизил 19-летнюю студентку ВГИКа Анну Вронскую и 47-летнего бездетного Андрея. Небеса благословили. Родилась Арина Вознесенская. В 13 лет мама увезла ее в Америку.
Вирабов приводит сдержанный рассказ дочери. В нем чувствуется и нежность, и любовь к отцу, но и обида, что во всех публикациях — о ней ни слова. Арина знает несколько языков. Ее муж Энрико де Роса — с юга Италии. По традиции новорожденному дали имя деда — Франческо. Но при крещении прибавили и второе имя — Андрей.
Только в 19 лет Арина познакомилась с Богуславской: «В ЦДЛ праздновали юбилей «Юноны» и «Авось», и папа представил меня Зое Борисовне». Рассказ Арины о последней, предсмертной встрече с отцом полон любви, печали и сожалений. 27 мая «Зоя Борисовна привезла папу и оставила его со мной и Франческо. Вернувшись за папой, она подарила мне свою книгу, а Франческо игрушку. Я никак не могла успокоить сына. Он носился, и остановить его было невозможно. Папа произнес: «Пусть бегает, я буду смотреть на него». Я спросила: «Неужели мы не сможем больше увидеться до отъезда?» Папа ответил: «Мы увидимся 4-го». 4 июня мы увиделись с ним на его похоронах. Он будто дожидался меня, увидел внука — и простился с нами».
Потрясает еще одно совпадение. День смерти Пастернака — 30 мая, Андрей перестал дышать 1 июня.
Как жизнь поэта отзовется
В построении книги Вирабова господствует журналистская мгновенность восприятия: он проделал нелегкую работу — встречался с творчески мыслящими людьми, чье знание личности поэта, его жизни, радостей и страданий поистине драгоценно.
Майя Плисецкая и Родион Щедрин были покорены его метафорической поэзией. Много раз две семьи вместе праздновали новогодие. Каждое свидание им приносило обновление души. Однажды Майя призналась: «Сколько прошло времени, я каждый день какие-то строчки его вспоминаю. Иногда даже мыслю его строчками».
Андрея знали и ценили на Западе. Во Франции не раз встречался с поэтом Луи Арагоном и потому прилетел на похороны «сюрреалиста и коммуниста». В окружении людских толп «на трибуну входили и лидер французской компартии Жорж Марше, и премьер-министр республики Моруа, и певица Жульен Греко, и Андрей Вознесенский», — читаем у Вирабова, восхищенного душевностью французов: чуть позже парижане назовут одну из площадей именем Луи Арагона.
Выступление Андрея поразило французов парадоксальностью суждений об Арагоне: «Стихийное безумство покидает нас. Это страшно. Мир погибнет без поэтического безумства». Газета «Монд» напечатала мгновенно написанное стихотворение Вознесенского. Вот его прощальная концовка:
Какую музыку ты
нащупал, прикрыв глаза?
Свободно место твое.
Свобода — место твое.
Вдохновляющие встречи
Одна из лучших глав книги — «Я был заклинен тогда на Жаклин». В ней нас посвящают в историю взаимоотношений поэта с семьей убитого президента Кеннеди. К нему в Москву приезжал Эдвард Кеннеди, и к одной из книг Андрея написал предисловие. Жаклин страстно любила Россию, особенно ее литературу и искусство. Поэму «До свидания, Тедди Кеннеди» Вознесенский посвятил не только покойному, но и Жаклин, и всем братьям Кеннеди.
С увлеченностью читаются эпизоды о поездке в Америку и во Францию. Прославленные люди искусства общались с Вознесенским не просто из любопытства. Взаимная радость не скрывалась. В 2004-м в Лос-Анджелесе большую публику собрал фестиваль «Русские ночи». Андрей был приглашен. Он вручил почетный приз актрисе Шэрон Стоун и передал посвященные ей стихи. Актриса тут же прочла их перевод на английский.
Дастин Хоффман произнес яркую речь о русской литературе. Называл имена великих, среди них — и Солженицын, и Вознесенский. Ему крикнули из зала: «Вознесенский здесь». Говорят, Хоффман прыгнул со сцены, бежал через два ряда и «душил в объятиях поэта».
Вдохновляющие встречи
Одна из лучших глав книги — «Я был заклинен тогда на Жаклин». В ней нас посвящают в историю взаимоотношений поэта с семьей убитого президента Кеннеди. К нему в Москву приезжал Эдвард Кеннеди и к одной из книг Андрея написал предисловие. Жаклин страстно любила Россию, особенно ее литературу и искусство. Поэму «До свидания, Тедди Кеннеди» Вознесенский посвятил не только покойному, но и Жаклин и всем братьям Кеннеди.
С увлеченностью читаются эпизоды о поездке в Америку и во Францию. Прославленные люди искусства общались с Вознесенским не просто из любопытства. Взаимная радость не скрывалась. В 2004-м в Лос-Анджелесе большую публику собрал фестиваль «Русские ночи». Андрей был приглашен. Он вручил почетный приз актрисе Шарон Стоун и передал посвященные ей стихи. Актриса тут же прочла их перевод на английский.
Дастин Хоффман произнес яркую речь о русской литературе. Называл имена великих, среди них — и Солженицын, и Вознесенский. Ему крикнули из зала: «Вознесенский здесь». Говорят, Хоффман прыгнул со сцены, бежал через два ряда и «душил в объятиях поэта».
700 страниц — это слишком
Стиль изложения биографии далек от совершенства. Потонув в обилии источников, биограф набрался храбрости и прыгнул в современность. Но вот беда, публицистика — не его стихия. Уровень собственных оценок и суждений о днях сегодняшних отламывается от главного ствола жизнеописания, способного остаться в истории современной литературы.
Книга утяжелена подробностями о взаимоотношениях Вознесенского с молодыми авторами, кому по доброте душевной оказывал внимание и помощь Андрей. Страниц 100 легко можно изъять и опубликовать отдельно.
Вирабов придумал еще один способ повествования о своем герое: выстраивает высказывания знаменитых людей в форме диалога, будто драматургом становится человеческая память. Мнения то движутся к общему знаменателю, то сталкиваются, вызывая некое свечение, а то и просто утомляют читателя.
Диалогов, сочиненных из цитат, слишком много. Книга очень густо населена, просто набита мнениями, судьбами поэтов — и ушедших, и живущих. Но нельзя объять необъятного.
Жизнь духа
В 78-м году Андрей написал стихотворение «Смерть», полное предчувствий грядущих потерь. Поражает провидческое ясновидение. Оно словно снизошло с небес и держало душу поэта в неотступной тревоге.
Кончину чую. Но не знаю часа.
Плоть ищет утешенья в кутеже.
Жизнь плоти опостылела душе.
Душа зовет отчаянную чашу!
Мир заблудился в непроглядной чаще
средь ядовитых гадов и ужей.
Как черви, лезут сплетни из ушей.
И Истина сегодня — гость редчайший.
Устал я ждать. Я верить устаю.
Когда ж взойдет, Господь, что Ты посеял!
Нас в срамоте застанет смерти час.
Нам не постигнуть Истину Твою.
Нам даже в смерти нет спасенья.
И отвернутся ангелы от нас.
По ритму, по отточенной интонации, по афористичности высказываний — это молитва. Но это и покаяние. Такое откровение может позволить себе только сильная и глубокая личность.
фото: Из личного архива
«Первой моей тайной был Пастернак», — признается Андрей Андреевич в зрелые годы. А в юности и в пламенной молодости все наше бытие переполнялось тайнами. Так и в новой книге.
Скол с личности
Игорь Вирабов выпустил подробную биографию Вознесенского в серии «ЖЗЛ». У всех есть возможность войти в святая святых духовного и душевного бытия поэта.
В литературе имя автора повествования Вирабова мало известно. Однако газетчик бесстрашно взялся за грандиозную тему. Сам ли он прикипел душой к поэзии Вознесенского и десятилетия собирал, осваивал материал? Или чей-то богатейший архив поэта был открыт только для него одного: мол, изучай, вдохновляйся, пиши?
Как бы там ни было, книга уже несколько месяцев перед глазами читателей. Она оформлена со вкусом: на обложке рядом с прекрасной фотографией — легкий рисунок профессионального художника, архитектора по образованию Вознесенского. Внутри — два альбома редких фотографий. С них-то я и начала свой поиск доказательства тайны, которую однажды, в начале 90-х, мне доверил по секрету Андрей Андреевич. Но не стану пока ломать замысел Вирабова.
Имея в руках богатый архив, он проявил и собственный смелый выбор: сломал традицию жизнеописания. Начал не с родословной героя, не с его появления на свет. Словно эпиграф, выставил в начало СКОЛ — символический знак духовного откровения поэта. В сборнике «Витражных дел мастер» — четыре рисунка этого символа. Этот СКОЛ не со скал! Он — с тонко чувствующей натуры.
С женой Зоей Богуславской.
фото: Из личного архива
В 14 лет влюбился в англичанку
Андрей в свою учительницу влюбился. Этот лирический рассказ открывает книгу. Андрей учился в одном классе с Андреем Тарковским. Дух творчества и любви, кажется, носился в атмосфере. На уроках английского, слушая независимую учительницу, увлеченную мировым искусством, он чувствовал незнакомое волнение. Она заставляла его сердце восторгаться и пламенеть. Андрей осознал некое духовное родство с ней: «…ей одной я доверил свое знакомство с Пастернаком. Дал почитать рукопись «Доктора Живаго». Красивый авантюризм был в ее характере. Она привила мне вкус к риску и к театральности жизни. Она стала моей второй тайной на земле». Андрей не раз в стихах, в воспоминаниях поведает о чувственном благорасположении к ней и даже признается в подлинном романном общении.
Благодаря доверчивому восприятию наследия поэта биограф Вирабов избирает особый стиль повествования: слова, признания Андрея питают текст биографии правдой, истиной от первого лица. Эмоции, мысли, восклицания поэта — это драгоценные плоды, зреющие порой на хилом сучковатом тексте самого жизнеописания.
Но все-таки Андрея в книге больше! Он здесь живой, весь в безудержных порывах, фантазиях и поиске единственного крылатого слова и дерзкой мысли. Он любит. Он любим.
Натура русского интеллигента отзывается на зов чужой беды, чужого страдания. Наше сложное, часто драматичное время проверяет характер человека на излом. Да и природа не щадила мечтательного интеллигента. Сколько раз он попадал в опасные ситуации. Потрясает признание внучки Бориса Пастернака Елены Леонидовны о страшном факте: близ Переделкина свора чужих собак кусала, терзала беспомощного Андрея. Чудом уцелел.
Когда слышишь или читаешь злую брань по адресу Вознесенского, взахлеб извергаемую иными самовлюбленными, вспоминаешь эту натравленную кем-то свору. Чем Вознесенский мешает стихотворцам стать знаменитыми?
Сколько ему пришлось принять страданий! В стихах угадывается ободряющий ток надежд, хотя тело предавало. Однажды в 95-м году он заплыл далеко в море. Зоя Борисовна ждала на берегу. Вышедший из моря человек крикнул ей: «Ваш муж тонет!». Она бросилась на помощь. В этом последнем заплыве Андрею отказала рука. Зоя успела вовремя. Она всегда оставалась его ангелом-хранителем, особенно в годы неизлечимой болезни. Убеждена, Богуславская помогла книге Вирабова состояться. Многое удалось автору благодаря ее памяти и темпераменту воспоминаний.
У него в Америке — дочь и внук
В начале 90-х мы с Андреем договорились встретиться в Переделкине у него на даче. Говорили обо всем, что нас волновало. Фотокор «МК» щелкнул нас у камина со стихами, написанными Андреем.
Камин мой,
в людскую стужу
тебя оживил я не с жиру —
сожги мою мертвую душу,
зажги
мою душу живу.
Мы спустились вниз. Андрей проявил гостеприимство — сварил супчик из порошка. Вкусненький. Выпили кофейку. И он по-дружески мне очень тихо сказал: «Знаешь, у меня есть дочь… Только ты не говори ей». Я хранила эту тайну свято. Наш диалог с Андреем появился в «МК», затем в моей книге интервью «Великие и ужасные». Андрей с Зоей пришли на презентацию. Книга им понравилась.
Преодолевая нарастающую физическую немощь, Андрей оставался верен своему перу, продолжал чутким слухом ловить гармонию слов. Новые стихи и поэмы Вознесенский пожелал увидеть в «МК». Привозил тексты сам и надеялся на нашу чуткость к слову и к его стихам. Мы опубликовали его последнюю поэму «До свидания, Тедди Кеннеди». Эту встречу с ним в нашей компьютерной мне не забыть. Провожая Андрея, я спросила: «А где живет твоя дочка?» — «В Америке», — прошептал он.
Ток взаимного притяжения сблизил 19-летнюю студентку ВГИКа Анну Вронскую и 47-летнего бездетного Андрея. Небеса благословили. Родилась Арина Вознесенская. В 13 лет мама увезла ее в Америку.
Вирабов приводит сдержанный рассказ дочери. В нем чувствуется и нежность, и любовь к отцу, но и обида, что во всех публикациях — о ней ни слова. Арина знает несколько языков. Ее муж Энрико де Роса — с юга Италии. По традиции новорожденному дали имя деда — Франческо. Но при крещении прибавили и второе имя — Андрей.
Только в 19 лет Арина познакомилась с Богуславской: «В ЦДЛ праздновали юбилей «Юноны» и «Авось», и папа представил меня Зое Борисовне». Рассказ Арины о последней, предсмертной встрече с отцом полон любви, печали и сожалений. 27 мая «Зоя Борисовна привезла папу и оставила его со мной и Франческо. Вернувшись за папой, она подарила мне свою книгу, а Франческо игрушку. Я никак не могла успокоить сына. Он носился, и остановить его было невозможно. Папа произнес: «Пусть бегает, я буду смотреть на него». Я спросила: «Неужели мы не сможем больше увидеться до отъезда?» Папа ответил: «Мы увидимся 4-го». 4 июня мы увиделись с ним на его похоронах. Он будто дожидался меня, увидел внука — и простился с нами».
Потрясает еще одно совпадение. День смерти Пастернака — 30 мая, Андрей перестал дышать 1 июня.
Как жизнь поэта отзовется
В построении книги Вирабова господствует журналистская мгновенность восприятия: он проделал нелегкую работу — встречался с творчески мыслящими людьми, чье знание личности поэта, его жизни, радостей и страданий поистине драгоценно.
Майя Плисецкая и Родион Щедрин были покорены его метафорической поэзией. Много раз две семьи вместе праздновали новогодие. Каждое свидание им приносило обновление души. Однажды Майя призналась: «Сколько прошло времени, я каждый день какие-то строчки его вспоминаю. Иногда даже мыслю его строчками».
Андрея знали и ценили на Западе. Во Франции не раз встречался с поэтом Луи Арагоном и потому прилетел на похороны «сюрреалиста и коммуниста». В окружении людских толп «на трибуну входили и лидер французской компартии Жорж Марше, и премьер-министр республики Моруа, и певица Жульен Греко, и Андрей Вознесенский», — читаем у Вирабова, восхищенного душевностью французов: чуть позже парижане назовут одну из площадей именем Луи Арагона.
Выступление Андрея поразило французов парадоксальностью суждений об Арагоне: «Стихийное безумство покидает нас. Это страшно. Мир погибнет без поэтического безумства». Газета «Монд» напечатала мгновенно написанное стихотворение Вознесенского. Вот его прощальная концовка:
Какую музыку ты
нащупал, прикрыв глаза?
Свободно место твое.
Свобода — место твое.
Вдохновляющие встречи
Одна из лучших глав книги — «Я был заклинен тогда на Жаклин». В ней нас посвящают в историю взаимоотношений поэта с семьей убитого президента Кеннеди. К нему в Москву приезжал Эдвард Кеннеди, и к одной из книг Андрея написал предисловие. Жаклин страстно любила Россию, особенно ее литературу и искусство. Поэму «До свидания, Тедди Кеннеди» Вознесенский посвятил не только покойному, но и Жаклин, и всем братьям Кеннеди.
С увлеченностью читаются эпизоды о поездке в Америку и во Францию. Прославленные люди искусства общались с Вознесенским не просто из любопытства. Взаимная радость не скрывалась. В 2004-м в Лос-Анджелесе большую публику собрал фестиваль «Русские ночи». Андрей был приглашен. Он вручил почетный приз актрисе Шэрон Стоун и передал посвященные ей стихи. Актриса тут же прочла их перевод на английский.
Дастин Хоффман произнес яркую речь о русской литературе. Называл имена великих, среди них — и Солженицын, и Вознесенский. Ему крикнули из зала: «Вознесенский здесь». Говорят, Хоффман прыгнул со сцены, бежал через два ряда и «душил в объятиях поэта».
Вдохновляющие встречи
Одна из лучших глав книги — «Я был заклинен тогда на Жаклин». В ней нас посвящают в историю взаимоотношений поэта с семьей убитого президента Кеннеди. К нему в Москву приезжал Эдвард Кеннеди и к одной из книг Андрея написал предисловие. Жаклин страстно любила Россию, особенно ее литературу и искусство. Поэму «До свидания, Тедди Кеннеди» Вознесенский посвятил не только покойному, но и Жаклин и всем братьям Кеннеди.
С увлеченностью читаются эпизоды о поездке в Америку и во Францию. Прославленные люди искусства общались с Вознесенским не просто из любопытства. Взаимная радость не скрывалась. В 2004-м в Лос-Анджелесе большую публику собрал фестиваль «Русские ночи». Андрей был приглашен. Он вручил почетный приз актрисе Шарон Стоун и передал посвященные ей стихи. Актриса тут же прочла их перевод на английский.
Дастин Хоффман произнес яркую речь о русской литературе. Называл имена великих, среди них — и Солженицын, и Вознесенский. Ему крикнули из зала: «Вознесенский здесь». Говорят, Хоффман прыгнул со сцены, бежал через два ряда и «душил в объятиях поэта».
700 страниц — это слишком
Стиль изложения биографии далек от совершенства. Потонув в обилии источников, биограф набрался храбрости и прыгнул в современность. Но вот беда, публицистика — не его стихия. Уровень собственных оценок и суждений о днях сегодняшних отламывается от главного ствола жизнеописания, способного остаться в истории современной литературы.
Книга утяжелена подробностями о взаимоотношениях Вознесенского с молодыми авторами, кому по доброте душевной оказывал внимание и помощь Андрей. Страниц 100 легко можно изъять и опубликовать отдельно.
Вирабов придумал еще один способ повествования о своем герое: выстраивает высказывания знаменитых людей в форме диалога, будто драматургом становится человеческая память. Мнения то движутся к общему знаменателю, то сталкиваются, вызывая некое свечение, а то и просто утомляют читателя.
Диалогов, сочиненных из цитат, слишком много. Книга очень густо населена, просто набита мнениями, судьбами поэтов — и ушедших, и живущих. Но нельзя объять необъятного.
Жизнь духа
В 78-м году Андрей написал стихотворение «Смерть», полное предчувствий грядущих потерь. Поражает провидческое ясновидение. Оно словно снизошло с небес и держало душу поэта в неотступной тревоге.
Кончину чую. Но не знаю часа.
Плоть ищет утешенья в кутеже.
Жизнь плоти опостылела душе.
Душа зовет отчаянную чашу!
Мир заблудился в непроглядной чаще
средь ядовитых гадов и ужей.
Как черви, лезут сплетни из ушей.
И Истина сегодня — гость редчайший.
Устал я ждать. Я верить устаю.
Когда ж взойдет, Господь, что Ты посеял!
Нас в срамоте застанет смерти час.
Нам не постигнуть Истину Твою.
Нам даже в смерти нет спасенья.
И отвернутся ангелы от нас.
По ритму, по отточенной интонации, по афористичности высказываний — это молитва. Но это и покаяние. Такое откровение может позволить себе только сильная и глубокая личность.