Александр Островский — «Культуре»: «Искусство должно быть дешево и доступно»

Как говорил о нем Иван Гончаров: «Только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: «У нас есть свой русский национальный театр». Островский актуален и сегодня потому, что человеческие пороки не меняются, но лишь обретают иные формы, а добродетель по-прежнему редка и отважна. Накануне 190-летия Александр Николаевич побеседовал с корреспондентом «Культуры».

культура: Вы бесспорный мэтр литературы, а разговаривать с классиком — большая ответственность...

Островский: Со мной сговориться легко, я не только не требовательный, но и очень уступчивый человек.

культура: У большинства Ваших собеседников тема обычно одна — театр.

Островский: Все порядочные люди живут или идеями, или надеждами, или, пожалуй, мечтами; но у всякого есть какая-нибудь задача. Моя задача — служить русскому драматическому искусству.

культура: Классик воспринимается неким идеалом, лишенным живого и обыденного, а потому хочется спросить о чем-то простом. Например, почему Вас назвали Александром?

Островский: У меня был старший брат Федор, но он был не первый, а второй: первый был Матвей. Когда покойная матушка Любовь Ивановна написала брату своему, отцу Михаилу, кажется, в Смоленск, о смерти второго сына своего Федора и сетовала, что у нее дети не живут, он отвечал ей, чтобы она, если родится третий сын, назвала его Александром и что Александр (не знаю уж по каким соображениям) должен жить. Так и случилось. Это мне рассказывал отец, а также о том, как возили меня в Смоленск к отцу Михаилу напоказ и за благословением.

культура: Удивительная, почти мистическая история. А происходили ли в Вашей жизни еще какие-то необъяснимые, странные события?

Островский: В жизни почти каждого человека, кроме выдающихся событий и обстоятельств, решающих судьбу его или, по крайней мере, имеющих влияние на будущность, бывают странные случайности, как, например, повторения и совпадения, особенно в числах. По-моему, такие случайности — последнее дело в биографии, но все-таки они имеют интерес анекдота. В моей жизни случайно играла большую роль цифра 14. Самый памятный для меня день в моей жизни: 14 февраля 1847 года. С этого дня я стал считать себя русским писателем и уж без сомнений и колебаний поверил в свое призвание. Мои пьесы долго не появлялись на сцене. В бенефис Любови Павловны Косицкой, 14 января 1853 года, я испытал первые авторские тревоги и первый успех. Шла моя комедия «Не в свои сани не садись»; она первая из всех моих пьес удостоилась попасть на театральные подмостки. Первое мое цельное и законченное произведение, «Семейная картина», напечатано 14 марта 1847 года в «Московском городском листке», издаваемом Драшусовым. Памятно мне также и 14 ноября, день открытия Артистического кружка, об устройстве которого так деятельно хлопотали мы с покойным Николаем Григорьевичем Рубинштейном.

культура: Оказывается, Ваша жизнь была полна удивительных происшествий. Не думали написать воспоминания?

Островский: Я очень хорошо чувствую и всегда памятую, что на мне лежит долг сказать всю правду, какую я знаю, о многих лицах, принадлежащих уже истории: о литераторах, артистах, художниках. Я сам уже давно мечтаю, что вот я буду писать свои воспоминания, как это будет мне приятно, как это будет живо и правдиво, сколько нового я скажу. Но я знаю в то же время, что мечты мои так мечтами и останутся. Чтобы привести в порядок свои воспоминания и хоть только начать их как следует, нужны покой и досуг; а ничего этого у меня нет, не будет и быть не может! Воспоминания — для меня роскошь не по средствам.

культура: Говоря об отсутствии времени, покоя и досуга, Вы имеете в виду стесненность в средствах?

Островский: Всякий человек, честно и со знанием дела трудившийся в продолжение 30-35 лет, непременно обеспечивает себе отдых и некоторое довольство под старость. Русский писатель опочить на лаврах не может: он должен продолжать работать без отдыха и без устали; сегодня окончив одну пьесу, он завтра же должен заботиться о другой, чтоб не застала нужда врасплох, чтоб средства для существования не прерывались.

культура: Возможно, причина такого положения — в отсутствии коммерческой жилки?

Островский: Я всегда жертвовал материальными выгодами другим, более возвышенным целям, во всю свою жизнь я не сделал ни одного шага, который можно было бы объяснить корыстным побуждением.

культура: А может, стоило быть померкантильнее? Не жалеете, что жизнь сложилась именно так?

Островский: Раскаиваться? За что? За то, что в молодости слепо поверил своему призванию и пренебрег служебной карьерой и другими выгодными занятиями? Но разве в молодости рассуждают! Только один опыт поучает нас тому, как опасны всякие увлечения. Да притом же увлечение искусством из всех увлечений самое простительное.


культура: Чем же утешиться в таком положении?

Островский: Забыть прожитые неудачи, огорчения и тяжесть труда, весьма часто соединенного с лишениями и помнить только светлые минуты своей жизни труженик может только тогда, когда хорошие и дельные люди скажут ему, что он трудился недаром, что он деятельностью своею заслужил себе уважение.

культура: Судьба творца часто незавидна, но окружающим порой кажется, будто нет ничего привлекательнее.

Островский: Положение артиста, художника в обществе представляется заманчивым, жизненный путь их издали кажется таким гладким и красивым, что желающих идти по этому пути всегда будет больше, чем действительно призванных.

культура: Кстати, о призвании и таланте. Однажды после репетиции один заурядный, но весьма самоуверенный актер поинтересовался, подходит ли его грим к роли дурака. Вы ответили ему, что без грима было бы гораздо ближе к образу...

Островский: Следует думать, работать, стараться захватить больше жизненной правды и самым прилежным образом изучать технику драматического искусства, для того, чтобы стать мастером.

культура: То есть труд для таланта значит больше, нежели природные задатки?

Островский: Актером родиться нельзя, точно так же, как нельзя родиться скрипачом, оперным певцом, живописцем, скульптором. Чтобы талант выказался и был признан, художнику нужно покорить технику того искусства, которому он посвятил себя, но покорить технику нельзя иначе, как усиленным уединенным трудом и энергией. У каждого искусства и даже ремесла есть своя азбука, которая называется техникой, и ее обойти нельзя. У нас большинство даровитых людей удовлетворяется первыми проявлениями своего таланта и погружается в пошлую праздную жизнь. Что это за искусство, которое дается без труда? Если сценическое искусство таково, то оно не искусство, а или баловство, или шарлатанство.

культура: Не этот ли непосильный труд и губит молодые дарования, приводя к их безвременному уходу?

Островский: Рановременные потери для искусства гениальных личностей и трагическая судьба их считаются у нас чем-то роковым и неизбежным, а между тем в этих утратах, по большей части, виновато само общество.

культура: Есть мнение, что в области искусства создать что-то новое невозможно.


Островский: Многие полагают, что поэты и художники не дают ничего нового, что все, ими созданное, было и прежде где-то, у кого-то, но оставалось под спудом, потому что не находило выражения. Это неправда. Ошибка происходит от того, что все вообще великие научные, художественные и нравственные истины очень просты и легко усвояются. Но как они ни просты, все-таки предлагаются только творческими умами, а обыкновенными умами только усваиваются, и то не вдруг и не во всей полноте, а по мере сил каждого.

культура: Часто твердят: российская культура развивается с сильным отставанием от европейской и мало может предложить миру оригинального.

Островский: Не всякая оригинальность настолько интересна, чтоб ей показываться и ею занимать. Но зато если литература наша проигрывает в количестве, так выигрывает в качественном отношении. Немного наших произведений идет на оценку Европы, но и в этом немногом оригинальность русской наблюдательности, самобытный склад мысли уже замечены и оценены по достоинству. Теперь нам остается только желать, чтобы Россия производила поболее талантов, пожелать русскому уму поболее развития и простора.

культура: В последнее время у нас появилось много женщин-писательниц. Способна ли, на Ваш взгляд, дама занять достойное положение в литературе?

Островский: Произведения женщин-писательниц, нося, почти без исключения, тот же общественный характер, отличаются от произведений мужского пера тем, что, уступая им часто в художественности, они превосходят богатством мелких подробностей, неуловимых психологических оттенков, особою энергиею и полнотою чувства. Им недостает спокойного творчества, холодного юмора, определенности к оконченности образов; зато в них более затрагивающего, обличительного, драматического. Иначе и быть не может: женщина прикасается к свету более чувствительной стороной, чем мужчина.

культура: В России постоянно говорят о потерянном поколении. Какое оно?

Островский: Отцы и деды этого поколения разбогатели в то время, когда образование считалось не только лишним, но и неприличным. Дети получили в наследство вместе с миллионами некультивированный мозг. Явилось поколение вялое умственно и нравственно. Когда умерли отцы, дети поспешили, внешним образом, сблизиться с Европой, то есть переняли там платье, домашнюю обстановку и некоторые привычки и обычаи. Потеряв русский смысл, они не нажили европейского ума; русское они презирают, а иностранного не понимают; русское для них низко, а иностранное высоко; и вот они, растерянные и испуганные, висят между тем и другим, постоянно озираясь, чтоб не отстать одному от другого, а всем вместе — от Европы относительно прически, костюма, экипажа и т.п.

культура: Одной из актуальных проблем сегодня является защита авторского права.

Островский: Право, признанное бесспорным во всем образованном мире, возбуждало еще сомнения и пререкания у нас в России. Даровое пользование чужим трудом не может быть допущено в благоустроенном обществе. Законное желание приобретения всегда было и будет главным двигателем людей трудящихся. Необеспеченное и невыгодное производство процветать не может, немного сил привлечет труд, плоды которого не принадлежат трудящемуся, а расхищаются всяким по произволу.

культура: «Расхитители» любят рассуждать о благотворительном характере любого искусства.

Островский: Нравственные поучения о суетности человеческой и о корыстолюбии имеют силу только в общих и отвлеченных суждениях о добродетели; но в делах, основанных на праве собственности, на обязательствах, они по малой мере неуместны.


культура: А что самое трудное при написании произведения: создание характеров, последовательность сюжета или, может быть, изобретение захватывающей интриги?

Островский: Изобретение интриги потому трудно, что интрига есть ложь, а дело поэзии — истина. Счастлив Шекспир, который пользовался готовыми легендами: он не только не изобретал лжи, но в ложь сказки влагал правду жизни. Дело поэта не в том, чтобы выдумывать небывалую интригу, а в том, чтобы происшествие даже невероятное объяснить законами жизни.

культура: Вернемся к тому, с чего начали. В чем отличительная черта драматургии?

Островский: Драматическая поэзия ближе к народу, чем все другие отрасли литературы. Всякие другие произведения пишутся для образованных людей, а драмы и комедии — для всего народа.

культура: Общедоступность в искусстве часто синоним массовости, воспринимаемой эстетами в штыки.

Островский: Близость к народу нисколько не унижает драматической поэзии, а напротив, удваивает ее силы и не дает ей опошлиться и измельчать.

культура: И все же, нет ли в народности и популярности опасности удаления от высокого искусства в угоду потребностям толпы?

Островский: История оставила название великих и гениальных только за теми писателями, которые умели писать для всего народа, и только те произведения пережили века, которые были истинно народными у себя дома; такие произведения со временем делаются понятными и ценными и для других народов.

культура: Вы говорите о народности драматургии, однако билеты в театр сегодня доступны не всем. Нет ли здесь противоречия?


Островский: Искусство, чтобы выполнять свое назначение, должно постоянно сопровождать жизнь и быть дешево и доступно каждому члену общества, во всякую минуту его досуга.

культура: Возможно отход современных людей от искусства вызван еще и тем, что помимо него есть много других развлечений?

Островский: Только искусство дает полное наслаждение, удовлетворяющее, успокаивающее; все другие приманки только раздражают и заставляют желать большего. После путешествия вокруг света публика запросит путешествия на Луну; после локомотива — огромную пушку; после живых лошадей — живых слонов или страусов. И кончаются эти удовольствия обыкновенно в публике пресыщением.

культура: Что важнее в искусстве: мысль или чувство?

Островский: Всякое художественное произведение дает мысль — и не одну, а целую перспективу мыслей, от которых не отделаешься. Голые тенденции и прописные истины недолго удерживаются в уме: они там не закреплены чувством. Сказать умное, честное слово не мудрено: их так много сказано и написано, но чтоб истины действовали, убеждали, умудряли — надо, чтоб они прошли, прежде через души, через умы высшего сорта, то есть творческие, художнические. Иметь хорошие мысли может всякий, а владеть умами и сердцами дано только избранным.

культура: Раньше, в Ваши славные времена, Малый театр закрывался только Великим постом и по случаям траура. А теперь Вашему дому на Театральной площади предстоит долгий ремонт.

Островский: Таково веяние времени. Достоинство императорских театров требует. Императорские театры должны служить образцами для всех других театров.

культура: Хотя в наше время есть и другие развлечения...

Островский: Вся эта публика осуждена убивать время в трактирах, вместо того, чтобы проводить его с пользой в театре. Теперь, за неимением театра, московские купцы, чтобы провести без скуки вечер, принуждены возить гостей своих из одного трактира в другой; из городского в загородный и обратно. А Москве нужен прежде всего Русский театр, национальный, всероссийский. Это дело неотложное, — вопрос о Русском театре в Москве стоит прежде вопроса о свободе театров и независимо от него. Русский театр в Москве — дело важное, патриотическое. Свежую душу театр захватывает властною рукой и ведет, куда хочет.

Блиц-интервью

Мы сформулировали несколько злободневных, волнующих российское общество вопросов, а Александра Николаевича попросили ответить на них, используя названия его произведений.

культура: Как Вы относитесь к разоблачениям в адрес Анатолия Сердюкова?

Островский: Не все коту масленица.

культура: В какой жизненной роли Вам видится Евгения Васильева?

Островский: Бесприданница.

культура: Что получил Кипр от пребывания в Евросоюзе?

Островский: В чужом пиру похмелье. Не в свои сани не садись.

культура: Что Вы думаете о вкладчиках, которые лишатся своих денег?

Островский: Без вины виноватые.

культура: Оправдано ли вмешательство США во внутренние дела других стран?

Островский: Свои собаки грызутся, чужая не приставай.

культура: Нравится ли Вам, что президент Путин поддерживает патриотические НКО и борется с «иностранными агентами»?

Островский: Красавец-мужчина!

культура: Согласны ли Вы с приговором в отношении Pussy Riot?

Островский: За чем пойдешь, то и найдешь.

культура: Не удивила ли Вас бесславная кончина Бориса Березовского?

Островский: На всякого мудреца довольно простоты... Не так живи, как хочется.

культура: Что Вы думаете о ситуации в Большом театре и конфликте между Анатолием Иксановым и Николаем Цискаридзе?

Островский: Грех да беда на кого не живет. Не сошлись характерами. На бойком месте, бешеные деньги, таланты и поклонники...

культура: Как Вам возвращение к советским символам: ГТО, школьная форма, звание «Герой труда»?..

Островский: Старый друг лучше новых двух.

культура: Вот Вы лично понимаете губернатора Сергея Морозова, который заменил текст на «Тотальном диктанте»?

Островский: Сердце — не камень.

культура: Какие ассоциации вызывает у Вас так называемый «Упоротый лис»?

Островский: Последняя жертва.

культура: Знаете ли Вы, что в газете «Культура» есть постоянная рубрика, названная в честь Вашей пьесы?

Островский: «Доходное место».

Валентина КНУРОВА

Газета "Культура"

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе